Терпеть его не могу!

Пары заканчиваются, а я все это время не могу выкинуть омегу из головы. Надеюсь, что поход в библиотеку меня отвлечет, но посреди зала знакомая макушка склоняется над грудой учебников и через трубочку цедит чай из стаканчика. - Ты не рано решил вернуться к учебе? - Я сажусь напротив и пускаю через стол карамельную конфету, завалявшуюся в рюкзаке. Бэкхен, не глядя на меня, ловит снаряд и молча разворачивает. Дописывает до конца предложения и только тогда разрешает себе насладиться конфетой. - Чувствую себя нормально. Конец семестра впереди. Что ж мне до экзаменов болеть, что ли? - Пару дней еще мог бы себе позволить. Как тебя выписали вообще? - За красивые глаза, - острит Бэкхен и улыбается из-за шарфа, наткнувшись на мой растерянный взгляд. Шарф намотан по самую носопырку, и я переживаю, что Бэкхен, и правда, поторопился. Но глаза омеги красивы до невозможности. - Знаешь, просто так в библиотеке сидеть не разрешают. Либо займись делом, либо освободи место для того, кто не будет меня отвлекать, - деловито заявляет Бэкки и переворачивает страницу. - Рад, что тебе лучше, - честно признаюсь я и оставляю сумку на стуле. Через несколько минут я возвращаюсь с книгой, и теперь мы оба готовимся к семинарам. - Ты, кажется, даже Кенсу не сказал, что придешь сегодня. По указанию Бэкхена я возвращаю книги на место: некоторые из них стояли на верхних полках, а кто-то как назло утащил маленькую деревянную лестницу. - Сюрприз, - выдыхает Бэкхен и прикрывает рот, закашлявшись. - Слушай, давай ты еще немного отдохнешь, а? Могу отвезти домой. - Я осторожно прикасаюсь к худому плечу. - Да в порядке все со мной! - огрызается омега. Я не понимаю, почему мое предложение так его раздражает, но Бэкхен реально злится. Он поправляет лямку рюкзака и идет на выход. Толкаю перед ним дверь и выхожу следом. Аромат ванили слегка горчит, но потихоньку успокаивается. - Спасибо, что позаботился обо мне в эти дни, - Бэкхен останавливается только у расписания. Сверяет порядок пар на завтра и застегивает куртку, плотнее укутавшись в шарф. - Тяжело тебе со мной пришлось, наверное. Я должен промолчать, но вопрос вырывается раньше, чем я успеваю себя затормозить: - А ты ничего не помнишь? Бэкхен непонимающе на меня смотрит: - В смысле? - Да нет, ничего, - отмахиваюсь я, но Бэкхен уже уловил что-то в моем голосе. Он вздергивает бровь и ждет. Вот кто меня за язык тянул?! - Не бери в голову, - я все еще наивно надеюсь, что он не будет настаивать. Омега упирает руки в боки и подозрительно щурится. - Чанель. - Бэкхен, - парирую я. Хотелось бы перевести это в шутку, но омега настроен решительно. И шутку он не оценил, по лицу вижу. Чудо глубоко вздыхает: - Ты уже сказал "А", пора бы выдавить из себя "Б", а то оно ж тебя распирает. Он знает меня слишком хорошо. Лучше, чем я его, кажется. - Ну я уже понял, что ты не очень хорошо помнишь первые дни с температурой, так что вопрос отпадает сам собой. - Я стараюсь звучать уверенно. - Почему же? - возражает Бэкки. - Помню, как Чонин делал мне уколы, как ты вливал в меня кислятину из пакетика, и даже как душ принимал помню - стыдоба какая. - Тут Бэкхен встряхивает головой и через секунду возвращается к разговору. - Я что-то упустил? Поджимаю губы, чтобы ничего не ляпнуть, но взгляд и поза Бэкхена говорят о том, что он не отстанет от меня, пока не услышит правду. С моей стороны наивно повернуть в сторону выхода, потому что омега в ту же секунду меня догоняет. - Чанель! - Не кричи, у тебя горло больное, - бросаю я и выхожу на крыльцо. Мы идем по аллее, и Бэкхен хватает меня за локоть, направляя в сторону общаги. Переболел же только: откуда столько упрямства? Безлимит, наверное. Он толкает меня к лестнице, но я не позволю завести себя в комнату. Еще не хватало вновь втянуть в это Кенсу. Я останавливаюсь на площадке между этажами и опираюсь на подоконник. Бэкхен пожимает плечами и бросает рюкзак рядом с моей сумкой. - Итак? Мне хочется выдумать что-то, соврать, но Бэкхен раскусит мой обман. И я молчу, размышляя, как бы так сформулировать предложение, чтобы не получить от Бэкхена по шарам, только уже намеренно. - Ты что-то сделал? - предполагает он. Я вижу, как он надеется, что я отвечу "нет", потому что тогда это будет значить, что я не переступил черту. Но я и не переступал... - Не я. - В смысле? Мне тяжело дается это признание, но я обещал оберегать его и не врать, так что... - Ты поцеловал меня. Бэкхен теряется. Он ждет, что это окажется шуткой, но я серьезен, и его пугает это. - Как это поцеловал? - Просто. Взял и поцеловал, - объясняю я. - У тебя был жар, и ты под действием температуры сделал это. Бэкхен глотает ртом воздух, в панике вертит головой из стороны в сторону, желая хоть за что-то уцепиться взглядом, но на пустой лестнице рядом с ним только я. - Не может быть, - отвечает он через некоторое время. - Как есть. - Ты нарушил наш уговор, да? - он уцепится сейчас за любой вариант, только бы не признавать. - Пока я лежал с температурой... - Пока ты лежал с температурой, я заботился о тебе. И не преследовал никаких своих целей, пока тебя лечил. - Верится с трудом, - выплевывает Бэкхен. - Я ничего не соображал, и ты решил, что можно наплевать на тайм-аут. - Нет, уговор нарушил ты, - твердо отвечаю я. - Я не прикасался к тебе лишний раз, и поцелуй был твоей инициативой. И если тебе важно, поцелуй был не один. А еще я ответил. Каждое предложение буквально пригвождает его к полу. Бэкхен смотрит на меня, как на последнего подлеца, самого отвратительного предателя. Но я не могу выкинуть из нашей истории эти факты, не могу выкинуть из головы воспоминания о моем имени на его устах, о губах, просивших меня о нежности. Несколько минут он просто смотрит на меня и молчит, а потом опирается на перила и скрещивает руки на груди: - Не очень у нас дружить получается, да? - Не очень. Уже бессмысленно это отрицать. И он понимает, что мои слова про поцелуй, скорее всего, правда. Но отступать не в его правилах. Над трехметровой стеной нарастают слои колючей проволки. Он не позволит себе признать ту минутную слабость, иначе ему придется признать все остальное. - Ты все еще любишь меня. - Он выдыхает это куда-то в шарф, но слова звенят в моей голове. - Что значит "все еще"? Бэкхен отчаянно выдыхает куда-то в сторону и кусает губы. - А ты любишь меня, - произношу я. Бэкхен возмущенно взмахивает руками: - Прекрати! Ты опять бередишь это. Тебе хочется так думать. - Я это знаю. - И что-то в моем голосе заставляет его замереть на секунду, но потом он возмущается с новой силой. - Как ты можешь знать? - Потому что иначе я вообще ничего не понимаю. - Мне хочется быть честным, если уж мы вновь разворотили это осиное гнездо. - Ты просто запутался. По крайней мере, мне хочется в это верить. И в этой путанице ты сам себе противоречишь, когда твердишь, что мы не подходим друг другу, а потом одним действием все перечеркиваешь. - Как вообще в этом можно разобраться? - бубнит себе под нос Бэкхен, а на меня смотрит строго. - Говорю же, ты запутался. Бэкхен отрицательно мотает головой. - Кенсу был прав, когда сказал, что нужно сменить постель, - вдруг рассуждает он. Не понимаю, к чему он ведет. - Пока я окончательно не избавлюсь от этого, ничего не кончится, - продолжает омега, и каждое слово булыжником оседает у меня в груди. - Я принял решение, мы оба его знаем. И пора начать его придерживаться, иначе мы так и будем находиться в подвешенном состоянии. Иначе ты так и будешь каждый день пытаться меня переубедить. А я этого не хочу. - Ты говоришь мне "нет", но твое тело говорит мне "да". Оно знает, как правильно, как должно быть. И ты любишь меня, и ничто уже не способно меня переубедить. Мне больно. Все вокруг вновь становится серым, потому что я знаю, чем закончится разговор. А отступать сейчас уже глупо. Мы не можем сделать вид, что ничего не сказали друг другу. Остается разобраться. - Это только твои догадки, - Бэкхен решительно отталкивается от перил и смотрит мне прямо в глаза. - Но вот ведь какая штука: без моего ответа всем им грош цена. Земля уплывает из-под ног, и я готов сейчас цепляться за что угодно, лишь бы устоять еще хоть секунду. - Ты мой омега, и ты любишь меня. Я не спрашиваю, Бэкхен. Я констатирую факт. Бэкхен набирает воздуха в грудь для очередной возмущенной реплики, но я опережаю его. - Ты сам отвечаешь мне! Каждый раз, как я к тебе прикасаюсь, как оказываюсь рядом, потому что тебе хочется этого. И ты целовал меня сам, а потом просил продолжения. И ты был честен тогда, а сейчас ты врешь. И ладно бы ты врал мне, ты врешь себе! И с каждым днем все больше завираешься! - Я принял решение, Чанель. И я знаю, почему делаю это. Но раз ты не способен понять этого, тогда вообще не прикасайся ко мне. И не разговаривай. Это избавит от целой кучи проблем. Например, ты перестанешь решать за меня! - Ты целовал меня и просил еще. И нет, я не жалею об этом. Более того, если мне выдастся шанс поцеловать тебя еще раз, я это сделаю. И ты ответишь, потому что хочешь этого не меньше, чем я. Бэкхен замахивается для пощечины, но я ловлю его руку и, поддавшись порыву нахлынувшего отчаянья, целую его, вероломно и глубоко, сминая губы и настойчиво проталкивая язык. Грош цена словам, что я ему не подхожу, потому что в сотый раз тело его предает. Бэкхен отвечает, позволяет мне прижаться крепче и полноправно им завладеть. А потом, вдруг опомнившись, что есть силы кусает за губу. Укус отрезвляет, и я отрываюсь от него, тут же облизываясь. - Что и требовалось доказать. - Больше никогда не прикасайся ко мне, - цедит Бэкхен. Он подбирает с пола рюкзак и даже замахивается на меня, но отчаянно опускает руку. Ему больно. И скрыть этого не получится. Он так уперт, так принципиален в своем решении, что готов пережить этот ад, лишь бы не уступить. Мысль о том, что он любит меня, больше не догадка, не пустая надежда. Бэкхен сплошная эмоция. Он хочет защитить себя от меня, но не сможет защитить от себя самого. - Мне не нужно гадать. - Я делаю шаг навстречу, и Бэкхен невольно пятится назад. - Я знаю об этих чувствах. Если б я так хотел повернуть все в свою пользу, давно бы сделал это. И я знаю, что у меня бы получилось. А еще знаю, что ты ничего не делаешь просто так. Надеюсь только, что твои мотивы этого стоят. Что они стоят этой боли, Бэкхен. Потому что до сего дня я учитывал твои интересы. До сего дня. Омега рычит от злости и убегает вверх по лестнице. Морщит нос, фыркает в мою сторону и фирменной походкой скрывается за дверью. А я наблюдаю, как он вновь убегает от меня. Он уничтожает меня. И это ненормально, но необратимые процессы запущены одним прикосновением, кратким поцелуем. Требовалось лишь вновь ощутить его в своих руках. У меня трясутся руки, ноги, а внутренности грозятся превратиться в желе. В голове туман, и ни одна мысль не способна пробиться сквозь гудящее: "Я хочу тебя!". Эти три гребаных слова завладевают мной. И я готов бежать за ним и целовать еще, даже если после этого он переломает мне все кости до одной. Я болен, но ничто не заставит меня отказаться от него. Меня ломает, бросает в дрожь, и я чувствую себя так, словно по мне в сотый раз проехался асфальтоукладчик. Сердце грозится взорваться в груди от бешеного ритма. Мне нужно собрать себя, собрать и двинуться с места. "А я этого не хочу". Так чего же ты хочешь, черт возьми?! Дома я разбиваю те несколько тарелок, что есть. Швыряю в стену стакан с остатками кофе и до смерти пугаю Кренделя, который забивается в угол между стеной и шкафом. Мне приходится извиняться перед ним, а ему приходится терпеть мои слезы. Утро отвратительно серо, и все внутри болит от тоски и отчаянья. Кто-нибудь, приложите ко мне подорожник.