Терпеть его не могу!

Я закапываюсь в работе и теперь днями и ночами пропадаю в офисе. Родители даже позволяют себе уехать на недельку и возвращаются явно удовлетворенные отдыхом и друг другом. А я тем временем борюсь с кошмарами, которые сменяют друг друга. И если в страшном сне ты знаешь, что нужно только проснуться, то сон сладкий приносит с собой боль и печаль. Один был настолько реален, будто я действительно держал Бэкхена в руках. Обнимал его крепко, целовал за ухом и чувствовал, как он тает в теплых объятиях. Мы улыбались друг другу, и свет его глаз затмевал все вокруг. Но вот я просыпаюсь, трогаю подушку и понимаю, что самое драгоценное мое существо не со мной. Нужно минут десять полежать и подумать, чтобы заставить себя встать с кровати и пойти заниматься делами. Хоть каким-то. Топтание на месте ни к чему не приведет. Если я морально подавлен, то хоть в работе я должен двигаться вперед. Жизнь не стоит на месте, и каждый день я предпринимаю жалкие попытки не отстать от ее течения. Отец после отдыха выглядит счастливым и посвежевшим. Мысленно он еще лежит на белом песке, обнимает мужа и потягивает через трубочку ледяной сок. Большую часть дел я без труда беру на себя. И мир вокруг почти хорош. Еще бы увидеть его хоть на секундочку, одним глазком, и знать, что все с ним в порядке. Крохотное желание, на исполнение которого я и не надеюсь сейчас. В конце июля от жары можно умереть. По радио то и дело передают предупреждения и просят не выходить на улицу без необходимости. Вентиляторы и кондиционеры работают без остановки, а вечером все бегут домой, обмахиваясь газетами, чтобы не упасть в обморок от страшной духоты. Температура на улице близка к сорока градусам. Впереди обеденный перерыв, и солнце палит нещадно. Я иду по центру города в сторону парковки, где оставил свою машину, и по пути высматриваю место, в котором найдется холодная вода, еда и кондиционер. Рубашка липнет к спине. Телефон тихонько жужжит в кармане. Чуть подальше на другой стороне улицы яркая вывеска кафе зазывает всех на обед: "Получи два лимонада по цене одного при покупке бизнес-ланча! Только до 15:00!". То, что нужно. Я перехожу дорогу, а сам гадаю, что за сообщение пришло в этот раз. Крис с Исином, напрыгавшись над фундаментом и замучив всех вокруг разговорами о планировке, тоже отправились отдохнуть. И теперь в череде сообщений сменили Чонина и Чунмена: каждый день я получаю подробные отчеты о том, как у Исина обгорел нос, как Крис порезался ракушкой, как порывом шквального ветра унесло пляжный зонтик, и сколько стоит экскурсия в местный музей. Ко всем отчетам прилагаются фотографии: Исин с пластырем на носу; огромное блюдо с едой; треклятая ракушка и пластырь; мазь, которой они мажут руку альфы, чтоб ничего не воспалилось; еще одно блюдо с едой; мороженое в стаканчиках; дорогущие билеты; ряды шезлонгов; вход в аквапарк; огромное блюдо с едой; вид из номера. Будто я сам там отдыхаю, честное слово. Но эти фотографии создают некоторое ощущение единения. Мы далеко, а будто бы близко. И я улыбаюсь, рассматривая каждую фотографию, и передаю им привет. Обеденный перерыв начинается в большинстве контор, и куча альф, бет и омег стремятся побыстрее занять места в прохладных помещениях баров и пиццерий. Толкаются и без умолку говорят по телефону: обычная рабочая суета. И двустороннее движение на тротуаре создает почти непроходимый лабиринт из чужих спин и локтей. Какой-то бета проходит навстречу и грубо отталкивает того, кто идет следом. Маленькая фигурка спотыкается и заваливается набок - через секунду любимая лохматая макушка прижимается к моему плечу, в полуобморочном состоянии пытаясь сползти вниз. Я ловлю его одной рукой и обмахиваю тонкой папкой с документами. Бэкхен приходит в себя, сосредотачивает взгляд на моем лице и растерянно осматривается. Мы оба чувствуем, как наши ароматы на секунду взрываются в мареве солнечного дня. Владельцы кофейни могли бы нам приплачивать за сладкий запах ванильного капучино. Мечта сбывается. - Пообедаешь со мной? - Я не даю себе и секунды на раздумья. Бэкхен смотрит с сомнением, еще раз оглядывается, но в итоге кивает. И я довожу его до двери кафе, где два лимонада продают по цене одного, а кондиционеры работают без передышки. Почти все столики заняты, однако в прохладном помещении омега вмиг оживает и быстро замечает крохотный столик у окна, с которого официант еще не успел унести тарелки от предыдущего клиента. Бэкхен вешает сумку на стул и наконец оборачивается ко мне. Несколько секунд мы неловко друг на друга смотрим, и я тепло улыбаюсь, понимая, что он все-таки рад меня видеть. Официант, молодой омега в коричневом фартучке, спешно забирает посуду, протирает стол и через минуту возвращается с меню и свежей порцией салфеток. А мы с Бэкхеном так и стоим друг напротив друга. - Тебе бы холодной воды и посидеть немного, - начинаю я. - Сейчас возьму, - отвечает Бэкки и осматривает меня с головы до ног. - В рубашке. - Тонкие пальцы невольно тянутся к пуговицам, но тут же исчезают за спиной. - Совещание было. Сейчас пообедаю и поеду на объект. - Как и раньше, я слежу за каждым движением, и Бэкхен знает это. - Какой важный, - с легкой улыбкой произносит он, а я словно оказываюсь в прошлом, где омега легонько подшучивает над моим умением гладить воротнички. Я киваю на столик, и Бэкхен опускается на стул, не отрывая от меня взгляда. - Что ты в центре забыл? - Я двигаю одинокое меню на середину стола и раскрываю на первой странице. Брошюрка до смешного тонкая. Бэкхен склоняется над столом с другой стороны и пальцем придерживает плотный листок обложки. - Помогаю на кафедре, - наконец отвечает омега и любопытно наклоняет голову, чтобы лучше рассмотреть мелкий шрифт. - Попросили кое-что отправить на почте. - Отправил? Бэкхен поднимает голову и смешно кривит рот: "Там обед". У меня пальцы на ногах поджимаются от того, как он близко. - Сейчас перекушу и пойду обратно, - вздыхает омега и тут же удовлетворенно стучит пальцем по одному из пунктов меню. Я быстро выбираю себе бизнес-ланч и оглядываюсь в поисках официанта. Омега в коричневом фартучке почти сразу прибегает к нашему столику. - Как ты? - Решаю спросить прямо. Нам сразу принесли лимонад и холодную воду, и Бэкхен теперь тянет газировку через трубочку, оглядывая кофейню изнутри. Взгляд блуждает по стенам и потолку, скользит от столика к столику, но что-то в нем меняется. - Пойдет. - Видимо, из всех слов, что вертелись на языке, это самое безобидное. До момента, пока официант не приносит нам нагруженный поднос, никто не продолжает разговор. Бэкхен накалывает на вилку непослушный лист салата, а я пододвигаю к себе тарелку с супом. - Можно, я кое-что спрошу, и ты не будешь на меня за это кричать? - Почему я должен? - подозрительно щурится Бэкки. - Может, тебе стоит вернуться в общагу? - не объясняя, я просто сразу задаю свой вопрос. Бэкхен откладывает вилку: - В смысле? - Тебе нужно съехать оттуда. Куда угодно. А общага и летом работает. - Что ты говоришь? - Тебе постоянно говорят, что ты плох. Они уже ожидают от тебя этого. И ты словно пытаешься оправдать их ожидания. А я хочу, чтобы ты наконец стал собой. Действительно разобрался, кто ты и чего хочешь. Без давления извне. Чтобы наконец оценил все, что происходит с тобой. Оценил ты, а не кто-то еще. А выходит, что все твои попытки привести себя в порядок натыкаются на отвратительное "никчемный омега"! Но ты не такой! И ты не должен оправдывать чьих-то ожиданий, ни в каком ключе. Реши для себя, чего ты хочешь. Потому что мои ожидания оправдывать не надо. Я просто хочу быть с моим омегой. Больше мне уже ничего не надо. - А если я не оправдываю своих? - Такой простой вопрос, словно выстрел в голову. Мне нечего ему ответить. Я бы хотел прижать его к себе и бережно обнять за плечи. И Бэкхен забрался бы на меня с ногами и уткнулся в ворот моей рубашки, как это было раньше. Но не все мечты сбываются, так что я могу только протянуть руку через стол и коснуться худой руки. - Хочешь, я найду тебе квартиру? Бэкхен давится воздухом: - Ты с ума сошел, что ли? - Нет, я хочу, чтобы ты жил в согласии с собой и подальше от окружения, которое пытается тебя перекроить. Разве это ненормально? Морщинка между бровей: сердится. - А я хочу, чтобы ты перестал влезать в это. Ты обещал. Сам сказал, что дашь мне время и возможность. - И ты уже все решил, - перебиваю я. Бэкхен затыкается. - Ты уже сказал мне все, что посчитал нужным. И я уже дал тебе любое время и возможности жить и думать так, как тебе комфортнее. - Тогда чего еще ты хочешь? Я склоняюсь над столом и заглядываю в любимые глаза: - Это не предложение жить в квартире со мной. Твою позицию я знаю, я ее понял и почти принял. Это трудно, но я стараюсь. А сейчас хочу дать тебе возможность, вне зависимости от ситуации со мной, оценить себя самому. Я говорю с тобой сейчас не как твой альфа. Считай, что это дружеское предложение. Мне важно, чтобы ты был счастлив сам по себе, даже без меня. И если для этого тебя нужно отселить подальше от всех, я готов сделать это. - Ты точно чокнутый, - вздыхает Бэкхен и вновь ныряет вилкой в гору зелени. - Ты волен выбрать любой вариант. - Я все еще отчаянно пытаюсь хоть что-то изменить. - Чанель, я никуда не поеду. - Но ты хочешь справиться, иначе бы ни одного из этих разговоров не было. Бэкхен, если б ты действительно не хотел быть со мной, то с твоим упорством нашел бы более действенный метод избавиться от меня. Бэкхен внимательно на меня смотрит, и ему нечего на это сказать. Потому что я прав. Потому что он мог бы быть более резким и жестким, но вот мы сидим и обедаем вместе, а я помню, как обнимал его в последний раз, словно это было вчера. Он хочет исправить все это, хочет подходить мне лучше всех на свете, но до сих пор боится себе позволить. Молчим. Бэкхен доедает салат и старается побыстрее справиться с газировкой. Он тянется за сумкой, когда я трогаю за руку: - Я заплачу. Омега недовольно мотает головой из стороны в сторону: - Не надо. Это же дружеский обед, значит каждый платит за себя. - Быстро достает несколько купюр, кладет рядом с тарелкой и бросает на меня еще один взгляд: - Мне пора. Письма сами себя не отправят. - Подвезти тебя? - Нет. Он встает с места и немного мешкается с сумкой. - Не сердись, прошу тебя. Да, я снова нарушаю границы, но лишь хочу помочь. - Едва ощутимо касаюсь тонких пальцев, которыми он ведет по краю стола. - Сдвинуть это все с мёртвой точки, чтобы хоть что-то начало меняться. Он не убирает руку, но и не отвечает, хотя эти крохотные прикосновения ему жизненно необходимы. Есть один плюс: инициатор прикосновения - не он, а это многое значит для омеги. - Я понимаю, Чанель. Но то, что ты предлагаешь, слишком круто. Я не могу сейчас сделать этого. Просто не могу. И честно, говоря, не уверен, что это имеет смысл. - Маленькая ладошка вздрагивает под моей рукой. - Это сложнее, чем тебе кажется. Вздохнув, я сую ему в руку оставленную на столе бутылку воды: - Береги себя. И постарайся никуда не ходить в такую жару. У Бэкхена очень печальный взгляд, и он отпечатывается в моей памяти в мельчайших подробностях. - И ты себя береги, - добавляет он после небольшой паузы и медленно отнимает свою руку от стола. В окно я смотрю, как он выходит из кафе, секунду нежится под кондиционером и шагает на залитую солнцем улицу. Июльское пекло обволакивает маленькую фигурку. Бэкхен скрывается в толпе и растворяется в дрожащем жарком мареве. Каждый раз, когда я вижу его, вся выдержка летит к чертям. Мне хочется все исправить, помочь ему, и никакие доводы рассудка не имеют значения. Я обещал, обещал, обещал, но тоска в любимых глазах не дает мне покоя. Хочу избавить его от этого, объяснить в сотый раз и в тысячный раз сказать, что люблю его и буду любить бесконечно. И каждый раз мне приходится просить прощение за это вероломство, потому что нарушать правила рядом с ним давно вошло в привычку. Ему нужно время, а я, оказывается, ужасно нетерпелив. Желание встретить его было так велико, а теперь я сижу в кафе с поганым чувством беспомощности, потому что ничего не могу изменить. Все мои попытки помочь ему встречают сопротивление. Все так противоречиво, что голове впору взорваться. Но если я увижу Бэкхена еще раз, точно знаю, что брошусь к его ногам, чтобы ни происходило вокруг. И мне хочется встретить его еще. Пусть он ругается, пусть отказывает, но однажды все изменится. Однажды он позволит мне взять на себя решение всех проблем и останется рядом. Я искренне, всем сердцем верю в это. Как верю в то, что он любит меня. Если бы я мог, я бы подтолкнул его к этому решению, но у меня нет оружия кроме любви. Это все, что я могу ему дать, но этого не достаточно. Одной любви не достаточно, а большего у меня нет.