Терпеть его не могу!

Бэкхен нежно целует меня в плечо и водит пальцами по спине. Понимает, что я проснулся, и извиняется: еще нет пяти и за окном черным черно. Крендель спит на краю кровати рядом с тумбочкой и прячет нос, предрекая похолодание. Я подгребаю Бэкхена под себя, целую в нос и бессовестно лапаю голое бедро. Омега прикусывает губу и нескромно улыбается. - Ты уверен, что готов завтра вернуться к учёбе? - а сам бережно ныряю рукой омеге между ног и убеждаюсь, что течка точно продлится еще день. Смазка обильно пачкает пальцы. Бэкхен без слов обхватывает меня ногами и, в противовес такому откровенному намеку, мягко целует в щеку: - Уверен. С утра набью себя блокаторами и переживу это. Но раз ты проснулся, а я еще ничего не пил... Движение бровью настолько явное и смешное, что я хохочу, уткнувшись носом в нежную шею, и зачмокиваю свое чудо в знак согласия. Бэкхен сам подается навстречу, определяет темп и крепко меня обнимает, наслаждаясь неторопливыми движениями внутри. Мы успеваем сполна нацеловаться, пока занимаемся медленным утренним сексом. Я качаю бедрами, а Бэкхен улыбается и лишь иногда реагирует более эмоционально. За пару минут до финала он просит меня ускориться, расслабляется и позволяет себе в последний раз за эту течку покайфовать от сладкого чувства наполненности. А после оргазма обнимает руками и ногами и ласково целует в висок: "Спасибо. Мне было очень хорошо". Молча стаскиваю его с кровати и несу в ванную. Чтобы смыть с себя насыщенный запах, под душем нужно провести много времени. Поцелуи под теплой водой балуют, но Бэкхен твердо держит себя в руках. Даже я не так владею собой: аромат привычно дурманит, и член дергается между нами, когда омега ловит мой язык губами. Бэкхен демонстративно опускает взгляд вниз и смешно цокает, качая головой. Пальцы умело обхватывают основание - и через несколько минут я кончаю ему в руку, прислонившись к кафельной стене. - Прости, - шепчет Бэкхен на ухо, небрежно капая мне на плечо гелем для душа. - Тебя впереди еще ждет работа, а ты знаешь, что если я заведусь, то на ближайшие сутки из кровати не выпущу. Я не соглашаюсь: "Не правда, ты себя контролируешь". - Вопрос не в том, контролирую ли, а в том, хочу ли контролировать.- Он сам смывает с меня мягкую пену, ласково целует в щеку и выталкивает из кабинки, переключая воду на горячую. Аромат ванильного капучино полностью раскрывается в облаке пара, и я иду готовить завтрак в сопровождении сладкого шлейфа. Благодаря блокаторам он почти не пахнет. Аромат проступает сквозь кожу и гасится спреем. Капсулы действуют чуть медленнее, но омега уже не дергается от тянущего чувства внизу живота. Он спокойно собирается на пары, впервые с четверга заглядывает в сумку и отправляет Кенсу единственное за эти дни сообщение с просьбой захватить несколько тетрадей из тумбы. Сосед присылает анимированный смайлик с фейерверком. Бэкхен улыбается. - Итак, что за условия? - Бэкхен застегивает пуговичку и поправляет воротник моей рубашки. - Если ты не согласишься, я не буду требовать, так что это мало походит на условия, - уточняю я и обнимаю свое чудо за талию. Тонкая линия подводки вот уже час не позволяет оторвать взгляд от любимого лица. Нельзя быть настолько неотразимым. Это незаконно. - Но что-то ты предполагал. Об одном пункте я догадываюсь, но хочу услышать его от тебя. - Пальцами омега прикасается к моей груди и играет с пуговицами. Откладывать этот вопрос в долгий ящик нет нужды, так что я смело озвучиваю догадку омеги: "Мы съезжаемся". Бэкхен кивает в знак того, что он верно угадал. - А второй момент мы выясним по пути. У нас как раз есть время. Бэкхен нервничает. Он ерзает на сиденьи, смотрит то в окно, то на меня, и ждет. На часах начало девятого. Идеально. - Чего трясемся? - Машина останавливается возле красивого начищенного входа. Бэкхен делает глубокий вдох и хлопает ресницами. Это единственный ювелирный салон в городе, двери которого открываются в восемь утра. Я подготовился. Омега не решается выйти, и все смотрит через стекло на блестящую витрину. Уже с неделю каждый уважающий себя магазин занимается подготовкой к Новому году. И красивые манекены, облепленные искусственными кристаллами, красуются среди вороха подарочных коробок и лент. В центре просторного зала видна елка, украшенная красными и белыми шарами. Выглядит очень торжественно. Обхожу машину, открываю дверь и смотрю прямо омеге в глаза: "Ты не сомневаешься". Бэкхен сглатывает и поправляет шарф: "Я немного шокирован". Помогаю встать с места, проверяю, хорошо ли укутан и тихонько спрашиваю, как он себя чувствует. - Я сейчас об этом вообще не думаю, - шепчет Бэкки и гипнотизирует тяжелую стеклянную дверь. - Согласен пойти со мной? Омега поднимает на меня взгляд, встает на цыпочки и нежно целует в щеку: "Я же сказал, что пойду с тобой, куда угодно". В свете ламп блеск драгоценностей слепит глаза. Бэкхен растерянно слушает бету, который показывает, что есть на витрине, и раскачивается из стороны в сторону. - Это не слишком круто? - спрашивает омега и оборачивается на меня, чтобы кивнуть на красивое кольцо из белого золота с рядом аккуратных камней. - Для чего? - вопросом на вопрос отвечаю я. Бэкхен замолкает. - Тебе нравится? Потому что если б я тебя не спрашивал, то примерно такое сам бы и купил. Омега взволнованно трогает безымянный палец: "А мне подойдет?". И словно по волшебству кольцо идеально обхватывает палец. Других поводов отказаться от такой красоты у Бэкхена не находится. Он обнимает меня под пальто и жмется к боку, пока продавец уходит за каким-то сертификатом. - Вот так просто? - удивленно шепчет Бэкхен. - Ты был прав, теперь это так легко. Как дышать. Только быть с тобой. Каждое слово меня трогает. Я обхватываю ладонями любимое лицо, зацеловываю румяные щеки и даю Бэкхену повод покраснеть еще больше, когда опускаюсь на колени. Кроме охраны нас никто не видит, а на них мне, мягко говоря, наплевать. - Это формальность, но я все же хотел бы услышать ответ. Прости, что без свечей и романтического ужина. У Бэкхена трясутся коленки. - Бен Бэкхен, ты согласишься осчастливить меня и стать моим омегой и мужем? Бета возвращается в сопровождении второго продавца как раз вовремя, чтобы застать трогательно-приглушенное "да" и сладкий поцелуй, запечатленный на губах . - Как чудесно, - шепчет второй продавец. Сладковатый запах груши едва колышет воздух. - Прекрасное начало дня. Чудо прячет лицо в вороте моего пальто и обнимает обеими руками. Бета с омегой делают шаг в сторону кассы. - Это не все, за чем мы пришли, - останавливаю я. - Если вы сразу поможете нам выбрать два обручальных кольца, день продолжится еще более праздничной нотой. Три пары глаз упираются в мое лицо. Бэкхен сверлит пальцем мой бок: "Ты сошел с ума?". - Ни капли, - я ловлю растерянный взгляд и чмокаю омегу в нос. - Поход в мэрию - это только галочка. Хочешь устроить пышный праздник - сделаем. Тихое семейное торжество - пожалуйста. Но с этого самого момента я хочу называть тебя своим мужем. И мне все равно, когда нам поставят штамп в паспорте. Для нас двоих это должно быть определено в любом случае. Ничего не понравится, так не возьмем. Но если вдруг какие-то кольца нам подойдут, я готов надеть свое прямо сейчас. Омега за прилавком трогательно охает. Охранник делает вид, что изучает мраморную плитку на входе. И Бэкхен кивает. Он понимает каждое слово, прозвучавшее и нет. Не обязательно демонстрировать это всем, но друг для друга мы будем семьей. Наконец-то единым целым, эмоциональным и физическим. И семьей нас сделают не два куска металла и чернильный отпечаток на странице, а наше внутреннее убеждение в том, что друг без друга мы теперь существовать не сможем ни при каких обстоятельствах. Бэкхен взволнованно рассматривает кольцо, но как только машина останавливается на перекрестке за пару кварталов от универа, прячет маленькую картонную коробочку в карман куртки. От красивой упаковки он отказался. Зачем она ему? - Не наденешь? - спокойно интересуюсь я. - Не сегодня, - отвечает Бэкки. - Новостей и так достаточно. Я невольно вспоминаю Криса с Исином и их желание сохранить беременность омеги в тайне. Это то, что хочется пережить вдвоем, по максимуму оставить для себя. Так и Бэкхен не готов пока делиться нашим маленьким секретом. О том, что мы принадлежим друг другу с головы до пят, знают только двое: он и я. Обручальные кольца греют внутренний карман пальто. Я пытаюсь убедить себя в том, что тайный поход в мэрию может обидеть родителей и всю нашу компанию. Пока что эта мысль успешно борется с идеей сбежать ото всех и пожениться хоть завтра. Бэкхен даже не скажет слова против. - О, Чонин, - омега кивает на вклинившуюся впереди машину. Вслед за ними мы въезжаем на парковку, и чужие фары дважды мигают - нас заметили. Видно, как Чунмен вертится и выглядывает между сидений. Бэкхен мягко улыбается и машет. В салоне чужой машины улыбка загорается яркой лампочкой. - Он соскучился по тебе, - говорю я и проезжаю мимо. Пока Чонин ищет место, я качу к своему знаку - D12. - И я соскучился, - признается Бэкхен. - Пытался убежать ото всех и вся, а в итоге чуть все не потерял. Ловлю хрупкую руку и целую пальчики. - Ты у меня большой молодец. Мотор затихает. Территория универа наполнена шумом болтающих студентов. Они размеренно разбредаются по учебным корпусам, переговариваются и что-то жуют на ходу. С неба падают легкие полупрозрачные снежинки. - Чанель, - тихо зовет Бэкхен, пока мы еще не вышли из машины. - То, что происходит между нами, это только между нами, да? Киваю: "Конечно". - И такой я только с тобой. Для всех остальных я все тот же Бэкхен. Мне нужно привыкнуть, чтобы снова вернуться в нормальный ритм жизни. И пока что быть вредным и стервозным мне спокойнее. - Хорошо, - еще раз киваю я и чмокаю свое чудо в щеку. - Ты можешь быть, каким угодно. Я люблю тебя любым, помнишь? Бэкхен благодарно улыбается и, вдохнув для смелости, выходит на воздух. А потом плюет на все и крепко-крепко обнимает меня за руку. Целая делегация из Криса с Исином и Кенсу шагает с крыльца. Чонин с Чунменом, которые, видимо, и успели сообщить всем о нашем возвращении, в обнимку идут через стоянку, по пути подхватывая поставившего машину Сехуна. Чунмен спешит быстрее оказаться рядом с другом, но вырастающая строгая фигура Исина откладывает радостное воссоединение. - Вы вместе? - И тебе привет, Исин, - улыбаюсь я. - Мы... - Я не тебя спрашивал, - перебивает омега. Он становится напротив Бэкхена и внимательно рассматривает. - Исин, - пытается вмешаться Крис. Но какой там! - Одно слово, - настаивает омега и смотрит Бэкхену в глаза. - Да или нет. Очень серьезен. Бэкхен обнимает мою руку и трется щекой о грубую шерсть пальто. Исин ждет. Чудо кивает. Несколько раз, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что ответ положительный. Крис с Кенсу осторожно держат Исина за куртку, чтобы тот вдруг не ринулся в бой. Друг как раз обращает свое внимание на меня. Предвосхищая вопрос, я заранее улыбаюсь и чмокаю Бэкхена в макушку. Что бы Исин не спросил, я буду светиться, как лампочка. Бэкхен обнимает мою руку крепче, и на секунду мы переглядываемся. "Что он хочет? - Да кто его разберет". Куртка выскальзывает из рук контролеров, когда Исин дергается в сторону. Никто не успевает отреагировать, а Чунмен от волнения прикрывает ладонью рот, не зная, что может произойти. Он обнимает его. Обеими руками Исин обнимает Бэкхена и тепло трется о чужой воротник. Бэкхен растерянно хлопает глазами и молчит. Это было неожиданно для всех. Предсказать реакцию Исина может только Крис, но и тот сейчас стоит с нечитаемым лицом. - Ты умница, - еле слышно шепчет Исин. И Бэкхен вдруг обнимает его обеими руками, крепко-крепко. Маленькая слезинка теряется в ресничках, и я, чуть повернувшись, прикрываю своим пальто эту трогательную сцену. Чунмен протискивается между Чонином и Се и обхватывает обе хрупкие фигурки друзей, присоединяясь к объятиям. Они ничего не говорят, только стоят кружочком. Кенсу спокойно наблюдает со стороны, но улыбается. - Все хорошо? - решается спросить Крис. - Лучше, чем когда-либо, - нескромно киваю я. Лицо друга сияет от радости. Исин отстраняется и довольно рассматривает лицо Бэкхена: "Вот теперь верю, что все хорошо". - Ты это как определил? - спрашивает со стороны Сехун. Исин спокойно делает шаг назад, позволяя Чунмену едва не с ногами повиснуть на вернувшемся друге, и очаровательно улыбается: "Он, наконец-то, пахнет не собой". И все понимающе улыбаются. Аромат капучино и без того пьянит, а счастливое лицо омеги делает его еще более потрясающим. Бэкхен смущенно краснеет, но сияние глаз невозможно затмить. Чунмен кое-как отлипает от Бэкхена, и Кенсу медленно делает шаг навстречу. Они обнимаются молча и долго. Сосед бурчит на ухо, что захватил тетрадки, а еще о том, что очень сильно беспокоился. - Мне понадобится твоя помощь после пар, - тихо шепчет Бэкки. - Нужно собрать все мои вещи. Кенсу трогательно дует губы, готовый заплакать от нахлынувших чувств, и обнимает Бэкхена пуще прежнего: "Зачем ты задаешь такие глупые вопросы?". Наконец, я снова обнимаю свое чудо, и мы всей компанией выходим со стоянки. Я наклоняюсь к любимой макушке и тихо-тихо спрашиваю у чуда: "В поликлинику не пойдешь?". Чунмен, идущий рядом, вдруг охает и понимающе предлагает составить компанию. Довольно громко предлагает, надо сказать. - И вы еще в универ приехали? - за всех удивляется Чонин. - Это не моя инициатива, - деликатно замечаю я и киваю на омегу. - Ему очень захотелось вернуться к занятиям. - Вот вам дома не сиделось, - вздыхает Крис и, взглянув на часы, извиняется, что должен поторопиться. У него назначен семинар, а перед этим надо успеть заскочить в преподавательскую. Исин целует своего драгоценного альфу в щеку и просит присоединиться к нам на обеде. Друг обещает сделать все возможное. - И вот, когда все вопросы о моей течке озвучены, - напоминает о себе Бэкхен, - а я уверенно заявляю, что мне не нужна помощь и ни в какую поликлинику я не собираюсь, мы можем идти? Сехун прыскает в кулак: "А что-то все-таки не меняется". - Это я для него зайчик ласковый и пушистый. Только для него, - и Бэкхен демонстративно встает на цыпочки и нежно-нежно целует меня в щеку. - Сейчас обратно поедем, - шучу я. Омега смеется, но намертво вцепляется в мою руку: " А что ты ржешь? Без тебя я вообще с места не сдвинусь". Где-то сбоку две альфачьи челюсти с нескромным звяканьем падают на асфальтированную дорожку. Исин с Кенсу украдкой прыскают в кулачок. Все вместе мы заходим в холл, когда сталкиваемся с напевающим что-то под нос профессором Чхве. Тот вдруг салютует нашей компании и с ехидной улыбочкой скрывается за дверью преподавательской. - Что это с ним? - недоумеваю я. - А, вы ж не в курсе, - с загадочной улыбкой тянет Исин. - Расскажем вам в столовой. Эта история достойна быть услышанной. Вы наделали шуму в четверг. Мы с Бэкхеном переглядываемся и пожимаем плечами. Что мы там наделали? Возле расписания я обнимаю Бэкхена еще крепче и нескромно зацеловываю в макушку, пока он убеждается в номере аудитории. Мимо снуют студенты, кто-то из аспирантов заинтересованно оглядывается. Что за интрига? Бурным сексом мы посреди столовой не занимались, ничего криминального не делали, а все так на нас смотрят, будто в прошлый четверг один из нас как минимум ракету в космос запускал. Я хочу спросить у ребят, в чем же все-таки дело, но они как раз вовремя рассасываются по парам. Это заговор? Оставшийся Кенсу, естественно, молчит. У этого партизана вообще можно не спрашивать. Отпускать омегу тяжело. После нескольких сказочных дней, полных нежности и любви, мне хочется обнимать его бесконечно и не расставаться больше ни на секунду. Оказаться опять в квартире, разогреть что-нибудь вкусненькое и целоваться до умопомрачения. И Бэкхен, судя по запаху, хочет того же. Он долго смотрит мне в глаза у дверей аудитории и не соглашается отпустить руку. Я ласково поправляю челку, тихонько спрашиваю омегу, как он себя чувствует, и прошу сказать, если он вдруг захочет вернуться домой. - За исключением того, что мне нужно отпустить твою руку, я в полном порядке, - тихо шепчет мне в воротник Бэкки. Кенсу заходит в открытую дверь и оставляет нас наедине. До звонка - две минуты. - Опять эта рука, - улыбаюсь я. - Вечно она прилепляется намертво. Бэкхен тихо смеется. - После работы заеду за тобой и вещами, да? Вы вдвоем управитесь? Омега строит шкодливую моську: - Кенсу не знает, что у меня под кроватью еще один чемодан и коробка стоят. Думаешь, все это влезет в багажник? - Сзади полно места, - отмахиваюсь я. - У тебя самое большое и тяжелое что? Набор свитеров и носочки? Бэкхен смеется и толкает в плечо, но тут же льнет ко мне снова. И еще пару секунд мы смотрим друг другу в глаза с нескрываемым обожанием. Я целую омегу в губы и обещаю, что как только мы встретимся вновь, моя рука в его распоряжении. Бэкхен довольно кивает. Посреди пары в кармане вибрирует сообщение: "Я забыл сказать. Терпеть тебя не могу!". Я чуть не начинаю ржать на всю аудиторию. Вот засранец! "А я не могу терпеть тебя еще больше", - отправляю в ответ и получаю смайлик с высунутым языком. Кто бы сомневался. Но до большого перерыва я хожу счастливый и сияющий, словно отполированный чайник. И как дурак торможу Ставлю поднос, сажаю Бэкхена рядом и тут же под столом ловлю тонкие пальчики. Чудо ласковым котенком прижимается к плечу и трется носом о пиджак. Вся компания, шурша упаковками, пытается привыкнуть к переменам. - Так что там за история с профессором Чхве? - напоминаю я. Вышеупомянутый садовод-любитель буквально две минуты назад стоял перед нами в очереди. - В общем, - начинает Исин и выдерживает театральную паузу. Потом прочищает горло, отпивает горячего чая и неторопливо погружает вилку в салат. Кенсу с Чунменом и Сехуном дружно давятся горячим от смеха. Развели интригу! - В общем, - намекаю я, глядя на Исина, и приподнимаю бровь. Омега вздыхает по порушенной драматургической карьере и с хрустом пережевав кусок капусты, приступает: - В общем, вы в четверг скрылись за дверью, и буду честным, я не единственный, кому очень хотелось узнать, что там у вас происходит. Я даже думал пойти подслушать, если вы еще никуда не ушли, но... Как только дверь закрылась, тут такое началось! Крис взглядом извиняется за долгое вступление. Это же Исин. - Помнишь, мы тут предполагали, что кое-кто делает ставки? - с хитрой улыбкой произносит наш рассказчик. Бэкхен рядом оживляется: "Какие еще ставки?". - Целая куча споров, и все связаны с одним драматичным треугольником: ты, Чанель и Соджин. С вашим уходом посреди столовой просто разверзлись врата преисподней! Только что драки не было! На имени чужого омеги Бэкхен приглушенно рычит и морщит нос. Вся компания понимающе кивает. - О каждой лотерее рассказать не смогу, потому что некоторые до сих пор вскрываются, - Исин склоняется к столу и переходит на шепот. Мы с Бэкхеном вострим уши. - Но самая веселая произошла между первыми курсами менеджмента, управления и профессором Чхве. Оба факультета на каких-то парах поспорили, что Соджин такой упертый омега, что еще до начала зачетной недели завалит Чанеля и съест с костями. Про Бэкхена они, естественно, не знали. А профессор Чхве, оказывается, знал. И более того, почему-то был уверен, что у Соджина ничего не получится. Так что теперь перваши должны этому старому приколисту ящик дорогущего мартини и ворох рефератов. А он ходит довольный и с них ржет. Я выпрямляюсь, оглядываюсь и нахожу вглядом профессора Чхве, довольно жующего тефтельку. Альфа неспешно листает какую-то книгу и иногда смотрит в окно. А потом, почувствовав внимание к себе, поворачивается в нашу сторону, целенаправленно находит Бэкхена, смирно сидящего рядом, и встречается со мной взглядом. Мой удивленный вид вызывает у преподавателя нескромную улыбку. Он задорно подпрыгивает на месте, очень довольный собой, и демонстративно отправляет в рот кусок тефтельки. Не засмеяться невозможно. Я улыбаюсь ему в ответ и чмокаю ничего не подозревающего Бэкхена в макушку. Омега урчит и слушает про остальные мелкие споры, произошедшие с начала учебного года. - Какой-то аспирант вообще нарвался на выговор ректора Ким, - продолжает смаковать подробности Исин. - Нехер на деньги со студентами спорить, - бурчит Крис. - Профессору Чхве за его многолетние заслуги простили. Даже посмеялись между собой, какой он предприимчивый. Мистер Ким ему, конечно, пальчик показал и успокоил студентов, что оценки за эти рефераты никак на итоговую оценку за семестр не повлияют, но на дегустацию мартини напросился. Вот ведь продуман! - И что ему будет теперь, аспиранту этому? - интересуется Сехун. - Не знаю, занес ли мистер Ким этот выговор в личное дело, но если этот горе-брокер что-то подобное еще раз учудит, вылетит с места, думаю. - Я слышал, аспиранты между собой тоже спорили, - с хитрым прищуром глядит на Криса Чунмен. - Ты там ничего не выиграл? - Я не ставил, - отмахивается альфа. - Хотя некоторые прям увлеклись этой темой. Те, кто здесь учился и Чанеля с Бэкхеном хоть как-то знает, ставили на Бэкхена. Новички, которые поступили к нам в аспирантуру из других универов, самонадеянно делали ставки за Соджина. Им никто даже не сказал, что у Чанеля есть пара и ставка заведомо проигрышная. Перваши поэтому и устроили такой масштабный тотализатор: от них скрыли самую главную информацию. Бэкхен недоумевает и хлопает ресничками: "Это вообще нормально: ставить на чьи-то отношения, ничего о них не зная?". - Что-то мне подсказывает, что всем этим занимались те, у кого пары нет, - небрежно замечает Чонин. - Ни один здравомыслящий альфа или омега, у которого есть пара, заниматься подобным не станет. - Беты еще могут, - поддакивает Сехун и машет вилкой. Кусочек говядины нечаянно плюхается на стол. - Эй, куда?! И улыбки вновь возвращаются на обеспокоенные чужой бесцеремонностью лица. Сехун с укором смотрит на возвращенный на вилку кусок. Мы уже икаем от смеха. Профессор Чхве вытирает рот салфеткой, закрывает книгу и с гордо поднятой головой и подносом проходит мимо стола аспирантов и молодых преподавателей. - Черт, свой предмет он безжалостно вбивает в голову молотком и гвоздями и выдрючивает за каждый промах, - бурчит Чонин. - А тут, смотри, как подобрел. - Так ящик мартини же, - шутливо напоминает Сехун. - Задолжал бы ты мне ящичек, я б тоже был очень рад. А я смотрю вслед профессору Чхве и думаю, что этот альфа еще неплохо держится для своих лет. Возможно, он так строг и принципиален, потому что знает, как большинство из нас бездарно растрачивает время на чужие губы и объятия, что мы засыпаем в чужой постели, шепчем об удовольствии и красоте не тем. А потом приходим на его пару и не можем разобраться в закономерностях и логических ходах. Потому что все делаем не так, потому что мы во всем непростительно плохи. А профессор Чхве, проживший почти девяносто лет, знает, что все встает на свои места, как только альфа сходится с омегой. Круг замыкается, и в нем, наполненном гармонией и пониманием, вся жизнь вдруг приобретает необходимые для любого решения значения. И любая задача становится простой и понятной, как только мы понимаем и принимаем себя рядом друг с другом. Он знал, что Бэкхен победит, потому что иначе быть не могло. Потому что этот омега был предназначен для этого альфы. И сколько бы он не сопротивлялся, итог неизбежен: круг замыкается. Всегда. Это то, во что я все это время так истово верил, та мысль, которая давала мне сил каждый день: он будет моим. Через год, десять, двадцать, пятьдесят. Я знал, что не смогу полноценно жить без него и поэтому готов был ждать бесконечно, потому что во всей нашей истории мог быть только один конец: он будет моим. Будет - и точка. И он мой. И профессор Чхве в отличие от альф и омег, еще не встретивших свою пару и решивших поставить на активного игрока, знал об этом. Взрослые преподаватели не участвовали ни в одном пари - разве что ставили на победу самого профессора Чхве ради порции хорошего мартини? - потому что тоже понимали, что у Соджина против Бэкхена не было ни единого шанса. И что бы там ни случилось у меня с омегой, какие бы обстоятельства не стояли между, в конце мы будем вместе. И Бэкхен, тихо хихикающий мне в плечо от очередного смешного рассказа ребят, лучшее тому доказательство. Аромат ванили в капучино искрится от счастья. Бэкхен не отпускает мою руку все это время, и каждый из нас ест одной рукой, потому что вторая крепко-накрепко держит родную ладонь. Еще две пары я смотрю на смешные смайлики и фотографию хрупких пальчиков. "Им грустно и одиноко. Сердца у тебя нет", - гласит подпись, и мне приходится прикусить щеку, чтобы не пищать от умиления. Мой маленький и нежный, он бросается ко мне посреди коридора после четвертой пары и забирается с ногами. Целовать меня прилично и сдержанно в его планы не входило изначально, так что я бессовестно наслаждаюсь касанием мягкого языка и мешаю вкус своей жвачки со сладким послевкусием от карамельной конфетки. Исин с Чунменом тактично хмыкают позади меня: "Да, рано вы приехали". Бэкхен смеется и показывает из-за моего плеча язык. Мне даже видеть этого не нужно, чтобы знать. Понятно без слов. В широком коридоре поток студентов снует туда-сюда, и я то и дело замечаю взгляды сокурскников или знакомых с других факультетов, направленные на каштановую макушку. Пара ребят из команды протискиваются вдоль стены и небрежно машут рукой. Я отправлял им всем сообщение о том, что жду их в зале как раз после этой пары, и это очень своевременное напоминание, потому что с Бэкхеном на руках я сейчас не соображаю вообще. Воссоединившись со всеми, кроме Криса, которого мучает группа после семинара, мы бредем на первый этаж. Бэкхен обнимает меня и щекочет пальцами, забравшись под рубашку. Он беспардонно вытащил ее из моих брюк на спине и теперь в свое удовольствие рисует завитушки, пользуясь тем, что на мне надето пальто. Так тепло, словно я укутан в одеяло из его любви и заботы. Мягкое и пушистое. Бэкхен переговаривается с ребятами, а я слышу только его дыхание, только приглушенный блокаторами аромат. И крепче сжимаю хрупкое плечо. Возле спортзала мы остаемся одни, и Бэкхен, глядя в глаза, выводит на спине сердечко. - Позвоню, как буду ехать с работы, - предупреждаю я. Мне нужно провести с командой краткую беседу о планах на неделю и поспешить на стоянку. У Бэкхена в расписании значится еще одна дополнительная пара. - Можно я залезу к тебе в сумку и поеду с тобой на работу, - жалобно дует губки омега и обиженно отворачивается, когда я медлю с ответом. - Тебе нужно собрать вещи, - напоминаю я. - А можешь дождаться, и мы соберем их вместе. - Кенсу уже придумал, какой фильм мы будем смотреть во время сборов, - ответственно отчитывается чудо. - Только не задерживайся. Не хочу ждать ни одной лишней минуты. Возвращаю на место падающую челку и чмокаю аккуратный носик. Омега зажмуривается и будто загадывает желание, сжавшись в маленький трогательный комочек. - Знал бы ты, как я уезжать не хочу, - шепчу я тихонько. Бэкхен вздыхает и обнимает меня обеими руками: "Чанни, как же альфы с омегами расстаются на весь день?" - Потом они встречаются и обнимаются долго-долго, - отвечаю я. - Представь, что вечером мы приедем домой. И теперь каждый день мы будем дома вдвоем. Бэкхен смешно и кокетливо моргает и расплывается в довольной улыбке. Когда мы научимся хотя бы между парами не приклеиваться друг к другу? Сколько времени пройдет прежде, чем я смогу спокойно отпустить его руку, а он мою? Не знаю. Примагничивается намертво. - Ну что, полентяйничали без меня? - с порога спрашиваю я. Команда сидит на полу и что-то бурно обсуждает. - Ну-у-у, - тянет мой зам, почесывая затылок. - Мы в субботу три круга вокруг корпуса пробежали. - А чего не пять? - Так тебя не было, - находится команда. Совсем бессовестно улыбаются. - Никакого уважения к капитану, - вздыхаю я и сажусь на свободное место в образовавшемся круге. - Отдохнули несколько дней? Лафа закончилась. Завтра тренировка в три. - Такой довольный, - не выдерживают ребята. Они откровенно смеются, потому что я пытаюсь быть грозным, но с лыбой от уха до уха мой настрой не производит впечатления. Еще несколько минут мы болтаем о том о сем, и никто не ограничивает себя в вопросах, так что я слышу и про споры между студентами, и про предположения, что же у нас произошло, и про мою неприлично довольную рожу, которая светится так, будто ее все выходные воском начищали. За пару минут я честно сознаюсь, что неописуемо счастлив, и команда отпускает меня на работу с пожеланием не возвращаться к прежнему вечно бурчащему капитану. Отец тянет кофе и, не отвлекаясь от экрана компьютера, жует покупной бургер. Шелестящая обертка то и дело лезет в рот. Но как только я вхожу, бургер получает передышку. - Я прощаю тебе прогул, - первым делом произносит отец и кивает на место перед столом. - Ты выглядишь неприлично довольным. И в подтверждение его слов я улыбаюсь еще шире. Отец воодушевляется: - Ты счастлив. - Больше, чем способен представить, - я опускаюсь в кресло и расслабленно потягиваюсь. - После работы еду забирать Бэкхена из общаги вместе с вещами. Осталось только хозяина предупредить. Отец одобрительно кивает. - Все вопросы решены? - Все до единого. Мы, наконец, разобрались с каждой проблемой и вернули наши отношения в нормальное русло. - Что не может не радовать, - он одобрительно кивает. - Обедать будешь? - Я перекусил по дороге, - отмахиваюсь я, но не останавливаю себя от кражи нескольких кусочков картошки фри из бумажного пакета. За поеданием бургера отец обсуждает со мной некоторые незначительные дела, дает задачи на ближайшие пару дней и передает привет от папы, который после новостей обо мне и Бэкхене все выходные провел в обнимку с телефоном, ожидая новостей. - Он так переживал, - рассказывает отец. - Даже отказался от ресторана, представляешь? Я хотел его сводить, отвлечь, в кино затащить на обратном пути, а он вцепился в трубку и драматично вздыхал все три дня. И ведь бесполезно объяснять, что ты не маленький и сам разберешься. Так что позвони ему сегодня и сам лично скажи, что все хорошо. Если я скажу, он не так впечатлится. Номер папы набираю по пути в свой кабинет. Трубку снимают сразу же. И правда, с телефоном не расстается. После хороших новостей он скачет и поет на том конце, а потом и вовсе принимается танцевать в обнимку с одним из пальто любимого мужа, подхваченным из холла. - А вы приедете на день рождения? - вдруг спрашивает папа и застает меня врасплох. А какое сегодня число? И где этот дурацкий календарь с моего стола? Двадцать четвертое?! Да вы шутите, что ли?! - Не знаю, - я растерянно чешу затылок и понимаю, что вопрос папы действительно следует обдумать. - Приезжайте, - агитирует пыхтящий танцор и кружит пальто в новом ритме. - Или вы хотите отметить этот день вдвоем? Папа одной интонацией может рассмешить до слез. Вы бы слышали это заигрывающее "вдвоем" в его исполнении. Сразу понимаешь, что ничего приличного он не подразумевал. - Спрошу у Бэкхена, - с улыбкой отвечаю я. - Спрашивай, - поддерживает. папа. - А я пока придумаю, что такого приготовить, что бы вы упали от восторга. - Но мы же еще... Какой там! Возражать ему бессмысленно. Папа уже перечисляет вслух свои самые любимые блюда для праздничного ужина. - А может, утку с грушей, как на позапрошлый Новый год я готовил? Помнишь, какая вкусная была? А вообще отец на днях привез потрясающую свиную вырезку, так вот, если к ней... Он энергично рассуждает о меню на вечер четверга и, думается, прекрасно справляется без моего вмешательства. - Люблю тебя, - обрываю я папу на полуслове о мясном рулете. Он умилительно вздыхает, обещает сделать все в лучшем виде и, еще не положив трубку, вновь принимается кружить тяжелое пальто отца в вальсе. Обожаю их обоих. С работой я справляюсь на удивление легко. Только однажды отвлекаюсь на сообщение, в котором Бэкхен присылает мне фотку: ничего не подозревающий Кенсу сидит на большой сумке, обнимает ее ногами и пытается застегнуть разъезжающийся в стороны замок. Последние полчаса я нависаю над столом, уже повернув ноги в сторону выхода, и считаю секунды до момента, когда снова увижу сияющие карие глаза. Бэкхен открывает дверь и, не давая мне сказать и слова, забирается под пальто. С моего отъезда прошло всего несколько часов, но потребность обнять друг друга росла в геометрической прогрессии с каждой минутой. Мы так и вваливаемся к комнату, сцепившись в единое целое. Пока Бэкхен не видит, Кенсу показывает мне на сумки и коробки, выстроившиеся в ряд, и округляет глаза, мол не знал, что у него столько вещей. Я на эту гору только отмахиваюсь: багажник большой - влезет. - И что, теперь я буду куковать тут один? - жалобно вздыхает Кенсу. - Надо сказать коменданту, пусть не думает кого-нибудь ко мне подселить. Вот только нового соседа мне на последнем курсе не хватало. - Он не на другой континент переезжает, успокойся. - Я легко обнимаю Кенсу за плечи и благодарю за помощь. - Завтра еще на парах надоесть друг другу успеете. Омега смотрит на нас с Бэкхеном и грустно смотрит в пол: - Чондэ приедет только через месяц. А я так соскучился, что слов нет. - Верю, - убедительно киваю я, и Бэкхен в знак согласия энергично кивает из-за моего плеча. Мы знаем все о слове "соскучиться". В несколько заходов я спускаюсь к машине с сумками и коробками, не позволяя омегам и с места сдвигать хоть одну из них. И когда последний рюкзак оказывается в руках, Кенсу идет нас провожать. Он крепко обнимает меня и еще крепче обнимает Бэкхена: - Я очень за вас рад. Чудо смущенно прижимается к моему боку и счастливо улыбается. Ни капли сомнения или печали. Только безграничная радость. И это лучшие и самые сладкие ноты аромата. В обнимку с Бэкхеном мы медленно бредем на стоянку и целуемся рядом с машиной до тех пор, пока омега не начинает хвататься за покрасневшие от мороза щеки. Больше некуда спешить. Теперь мы вдвоем, и можем наслаждаться друг другом все время. - Нам бы продуктов купить,- Бэкхен пристегивается ремнем и развязывает шарф. Печка во всю мощь прогревает салон машины. - Выбирай любой супермаркет, - отвечаю я и включаю радио. Бэкхен смотрит в окно на скрывающийся за воротами корпус общаги и взволнованно выдыхает. - Как много может поменяться за несколько дней, да? - угадываю я. Бэкхен кивает и кладет руку на мое колено. После шумной рекламы как раз начинается классная песня. Мы ходим по огромному гипермаркету, и пока Бэкхен вдумчиво наполняет тележку, я толкаю вперед этот состав. Куча вещей лежит в багажнике, так что Бэкхен проходит мимо рядов с одеждой и полотенцами и строго машет пальцем у меня перед носом на предложение купить хоть новенькую пижамку. - Ты хочешь, чтобы я спал рядом с тобой в пижаме? - откровенно спрашивает омега. Против этого аргумента у меня есть только открытый рот и невнятное: "Э-э-э". Нет, нахер нам не сдалась новая пижама. Я передумал. Зато у полки с кухонными прибамбасами омега ненадолго подвисает. Тоскливо он смотрит то на формочки для выпечки, то на какой-то литровый ковшик. Все инструменты для готовки Бэкхен оставил любимому соседу, а в квартире одна кастрюля и одна сковорода. Ну и противень, тоже один. В общем, не разгуляешься. Я не жду, пока омега насмотрится на силиконовый коврик и набор лопаточек и просто бросаю все это в тележку. Бэкхен с ужасом смотрит на гору, выросшую в тележке, и принимается вытаскивать формочки одну за одной. - На место положи. - Я мягко возвращаю его руку и вытряхиваю набор для печенья обратно в тележку. - Ты представляешь, сколько все это стоит? - возмущается Бэкки. - Представляю, - прямо отвечаю я и притягиваю свое экономное чудо ближе. Бэкхен ныряет под руку, но продолжает гипнотизировать содержимое тележки взглядом. - Целое состояние, - шепчет под нос омега. - Тоже мне состояние, - бурчу я в ответ. - Бери все, что надо. Вряд ли тебе понравилось на выходных готовить набором из двух вилок и ложки, да? Бэкхен вынужден согласиться. Он любит готовить и не меньше любит смотреть, как я приготовленное ем. Несколько формочек, наспех собранных мною в отделе, он возвращает на место, но парочку самых необходимых оставляет. Обратно на полки отправляются еще кое-какие приборы, по словам Бэкхена не такие уж важные, и только после того, как омега проводит ревизию всей тележки, мы выдвигаемся в сторону других стеллажей. Бэкхен ищет на коробке срок годности и кивает на мой карман. Я не смог дозвониться хозяину квартиры по пути с работы, зато теперь он перезванивает сам. Я уверяю, что у меня все хорошо и предупреждаю, что со следующего месяца хочу жить не один. Естественно, я согласен на двойную плату за квартиру: нас же двое. Бэкхен поджимает губы и кряхтит, глядя на меня. Вот ведь экономный какой! Ничего, весной зальем фундамент и через два года въедем в свое гнездышко. А пока у омеги есть возможность присмотреть любые шторы и выбрать самый диковинный диван, он спорит со мной о сковородках и ищет консервы по акции. Любящий и заботливый, но с по-прежнему сильным характером. Обожаю это! - У меня есть к тебе вопрос, - начинаю я издалека по пути на стоянку. Бэкхен несет самый легкий пакет со специями и сладким и с завидным упорством выковыривает из моей руки еще хоть один мешок, забитый под завязку. Ковыряет осторожно, так что все пакеты остаются при мне. - Так вот, - продолжаю я, складывая покупки на заднем сиденьи. Самые тяжелые пакеты ставлю на пол и подпираю коробкой с книгами. - Мне напомнили, что у меня день рождения в четверг, оказывается. Папа приглашает домой на ужин. Ты как к этому относишься? - Твои родители? - Бэкхен замирает у пассажирской двери в обнимку с пакетом. - Да. Они очень хотят нас видеть. - После всего? - удивляется Бэкки и тут же предполагает: - Они, наверное, меня ненавидят. - Почему?! - восклицаю я. - Потому что я создал для тебя столько проблем, - отвечает омега. Страх быть отвергнутым еще терзает его иногда. Он не боится, что от него откажусь я, потому что знает и чувствует, что это невозможно. Но Бэкхен до сих пор не уверен, что наша компания, а теперь и моя семья спокойно воспримут мое возвращение. Да, Исин сегодня сделал огромный шаг навстречу, и ребята весь день поддерживали дружескую атмосферу, но они - не я. Я люблю и приму его любого, после всего, что произошло. Для того, чтобы окончательно наладить отношения с остальными, понадобится время. Теперь они знают, что Бэкхен никуда не исчезнет из моей жизни, что у нас один на двоих аромат с нотками собственных запахов и мы решительно настроены двигаться дальше. Но они видели, как долго мы были врозь, и что бы ни говорили, считают, что Бэкхен непозволительно мучил меня. Об эмоциях омеги они знают совсем немного, поэтому пока остаются на моей стороне. И Бэкхен чувствует это. А теперь боится, что мои родители отнесутся к нему строго и требовательно. - Посмотри на меня, - я обнимаю ладонью мягкую щеку и прижимаю омегу к себе. - Они относятся ко всему с пониманием. И очень рады, что у нас все наладилось. Им все равно, почему что-то не ладилось тогда между нами, важно, что сейчас мы вместе и счастливы. Ни разу за год они не влезали в мои отношения и не будут влезать сейчас. Я взрослый альфа, ты взрослый омега, и мы способны сами разобраться, правда? - Будет странно, - поджимает губы Бэкхен. - Будто заново знакомиться собираемся. После такого длинного перерыва это немного неловко. - Думаю, папа вообще сделает вид, что просто очень давно тебя не видел, - рассуждаю я. - Он это умеет. А отец на эмоции не так щедр, как хотелось бы порой, но он точно не найдет для тебя и слова упрека. - Они у тебя классные, - вспоминает Бэкхен. - Помнишь, как я тебя лечил? - Еще бы, - тепло улыбаюсь я. - Мне хотелось поболеть подольше, чтобы ты еще со мной повозился. А как ты мне колыбельную пел! Бэкхен прячет покрасневшие щеки в полах моего расстегнутого пальто. - Ты помнишь? - Каждую минуту с тобой, - признаюсь я лохматой макушке. Бэкхен поднимает голову, с искренним благоговением смотрит в мои глаза и тянется за легким поцелуем: "Спасибо, Чанель". Запах горячего ужина захватывает всю квартиру. Бэкхен пританцовывает под какую-то музыкальную программу по телевизору и играючи раскладывает по тарелкам тушеные овощи с котлетками. Я хожу по квартире с ноутбуком на перевес и одной рукой печатаю документы. - От папиных курсов по воспитанию идеального омеги есть один существенный плюс, - рассуждает Бэкки. - Я действительно идеально глажу рубашки и умею приготовить обед из трех блюд за сорок минут. - За последние полгода даже я научился гладить рубашки, - гордо сообщаю я и ставлю ноут на край стола. Бэкхен вздыхает: - И кто тебе это сказал? Чанни, ты их не гладишь, а неумело маскируешь самые заметные вмятины. А все вокруг просто из вежливости тебе не говорят, что твой метод не работает. - Крис сказал, что я отлично справляюсь. - И даже губы надуваю для убедительности. - Ну что сказать, он нашел родственную душу и решил тебя поддержать, - ободряюще хлопает по плечу омега. - Как собрата по несчастью, потому что, думается мне, гладить он умеет не лучше тебя. - Вердикт Бэкхена оспорить сложно. Крис на моей памяти спалил около пяти рубашек, когда пытался в отсутствие Исина привести свой внешний вид в порядок. Ему разрешено только относить белье в прачечную и оттуда его забирать. Нажимать на кнопки самостоятельно строго запрещено! И естественно, в процесс превращения помятой горы одежды в наглаженные и повешенные строем на вешалки рубашки и пуловеры, вмешиваться альфе никто не дает. От воспоминаний о прожженном рукаве меня отвлекает блеск. Ряд сверкающих камней вдоль тонкой полосы металла переливается на безымянном пальце. Бэкхен как ни в чем ни бывало продолжает крутиться между плитой и столом. Сердце подскакивает к горлу и кубарем катится вниз. Он его надел! Как завороженный я слежу за хрупкой рукой. Бэкхен замечает мою отвлеченность и бережно проводит пальцем у подбородка. - Ужинать собираешься? - Омега кивает на открытый ноут и ставит передо мной тарелку с горячим. - Ты надел кольцо. - Пальцы сами ловят тонкое запястье. Бэкхен расслабляет руку и подходит ближе. Обнимаю свое чудо за талию и нежно целую маленькую ладошку. - Пока только дома, - шепотом отвечает Бэкки. И это краткое простое "дома" от счастья подбрасывает меня на стуле. Дома! Я зацеловываю его в обе щеки, и Бэкхен хохочет, усаживаясь ко мне на колени. Чмокаю в нос, в ухо, попадаю губами в глаз, а Бэкхен смеется пуще прежнего, обнимая меня за шею и отклоняясь назад. Достается нежной шее, бархатной коже на оголившемся плече и хрустальным ключицам, все еще опасно обтянутым тончайшим шелком. Омега наслаждается этой внезапной лаской и откровенно стонет, когда губы уверенно находят чувствительный участок за ушком. Это совсем иная степень удовольствия. - Ты космически пахнешь, - шепчу я вслед за признанием и ласковыми словами. - Блокаторы перестали работать часов пять назад, - признается омега, а потом кусает губу и опускает взгляд в пол. - И ты все это время молчал?! - восклицаю я. Бэкхен пожимает плечами, мол ничего страшного. Спускаю руку с талии на бедро и просовываю ладонь между нами - домашние штаны немного влажные. Не сравнится с первым днем течки, конечно, но Бэкхен рефлекторно трется о мою руку и прикрывает глаза, а, опомнившись, смущенно ойкает. С утреннего секса прошло больше двенадцати часов, и организм, который все еще напоминает о своих желаниях, становится настойчивее. Ужин мы проглатываем за десять минут. Бэкхен сбрасывает домашний комплект на пороге спальни и жестом подзывает меня ближе. Рывком я стаскиваю с него белье и бросаю омегу на кровать. Завтра течка закончится. Может, не утром, но днем от нее останутся только воспоминания и следы от моих пальцев на коже. Омега сваливает на пол подушки, кладет рядом с собой несколько презервативов и без стеснения - в постели оно его не посещает вовсе - раздвигает ноги, давая мне насладиться потрясающим видом. Я забрасываю стройные ноги себе на плечи и целую тонкую щиколотку. Маленький носочек мне на радость сползает с пяточки. Зубами я стягиваю полосатый кусочек ткани - Бэкхен пищит от радости. Моя одержимость его хрупким и гибким телом всегда вызывала у него восторг. Омега мог делать вид, что какие-то порывы вызывают неловкость, но каждый раз, когда я с нескрываемым желанием смотрел на любую часть его тела, он визжал от восхищения и улыбался еще шире. Прикосновение к тонкой лодыжке воспринимается им как трогательное и страстное одновременно, потому что прикасаюсь я к коже невесомо и легко, а смотрю на Бэкхена так, будто если не овладею им через секунду, умру на месте. И я овладеваю. В стонах и горячем дыхании растворяются сотни признаний. Забирая у этой течки последние возможные часы, мы наполняем каждую минуту нежностью и страстностью, понять которые способен лишь тот, кто любил когда-нибудь хоть на один миг так же сильно, как я люблю этого омегу, а он меня. Бэкхен устраивается у меня между ног и кладет голову на грудь. Я глажу мокрые волосы и расчесываю пальцами спутанные пряди. А омега обнимает меня обеими руками, словно мягкую подушку, и тихонько поет колыбельную, спокойную и очень красивую. Крендель пробирается под одеяло и ложится мне под руку, и мы так и засыпаем все втроем, крепко обняв друг друга. На кухне тихо работает телевизор, но Бэкхен собирает завтрак в гостиной. На низком столике уже стоят чашки с чаем и кофе и красуются аккуратные сэндвичи. На диване лежит инструкция к тем противозачаточным, что он принимал во время течки. - Уточняю кое-что, - заметив мой заинтересованный взгляд, отвечает омега. Сажает рядом Кренделя, пододвигает ко мне салат, джем и порезанную булочку в качестве десерта, а сам погружается в чтение. Пока он занят, мажу джемом сразу два кусочка и рассеянно берусь за сэндвич: - Что-то интересное? - Да как тебе сказать, - пожимает плечами Бэкхен. - Между ними и моими таблетками нужен перерыв. Сегодня вторник? - Омега что-то считает на пальцах и задумчиво смотрит в сторону. - Значит, новую пачку я открываю утром воскресенья. - Хорошо, купим, - киваю я и пододвигаю к нему сладкий бутерброд. Омега хмыкает: "Ты захочешь знать, что следующие пять дней меня защищает только остаточный эффект от этих таблеток". - И это купим, - подмигиваю в ответ и оборачиваюсь на дверь спальни. Презервативы у нас точно не залежатся. Кенсу обнимает Бэкхена так крепко, будто они лет сто не виделись. Чунмен вообще всегда раскрыт для объятий, а Исин медленно подходит сзади и кладет голову на чужое плечо. Бэкхен вздрагивает, но увидев, кто это, улыбается. Чонин еще возится на стоянке, а Сехун где-то в стороне болтает с Луханом. "Да они завтракали вместе час назад!" - думаю я и иду жамкать Бэкхена, потому что час - это почти вечность, а пара минут от часа мало отличается, что бы вы там ни думали. Посреди пары мне приходит сообщение: "Нужно поговорить" - от Бэкхена. И тут же активизируется Лухан:" Никакими новостями поделиться не хочешь?". От Сехуна он знает обо всем, что у нас в универе происходит, но выслушать все из первых уст омеге все же хочется. Так что он пишет мне в сообщениях целый список вопросов, на которые надеется услышать ответ. И финальное:" Так что тебе дарить?". А что надо тому, у кого все есть? Вот и я не знаю. За руку Бэкхен отводит меня в сторонку и переминается с ноги на ногу: - Ты же серьезно говорил, что съездишь со мной домой? - Конечно, серьезно, - уверенно отвечаю я и поправляю огромный свитер, повисший на хрупких плечах. - Я хочу позвонить папе, - продолжает омега. - Только чтоб не на выходных встретиться, а среди недели, пока отца нет дома. - Хорошо. - Дергаю Бэкхена на себя и спасаю от толпы неугомонных студентов. Омега пробирается руками под пиджак и разглаживает на спине рубашку. - Не буду его переубеждать и объяснять ничего не буду, - рассуждает Бэкки. - Просто скажу, что мы не сходимся во взглядах на некоторые вещи, но мне не хочется ссориться из-за этого. - По-моему, это отличное решение, - подбадриваю я. Бэкхен довольный моей поддержкой улыбается и напоминает про расписание. Провожаю его до аудитории, чмокаю в нос и иду на следующую пару. Соджин сталкивается с нашей компанией случайно. По пути в столовую Чунмен что-то эмоционально рассказывает, и мы все, увлеченные его красочными описаниями и жестикуляцией, заливаемся хохотом и не обращаем внимание на снующих рядом студентов. Бэкхен смеется, прикрывшись моим рукавом, и им же вытирает слезы. Я уверен, что Соджин толкает меня нечаянно. На лестнице, полной идущих толпой студентов, порой сложно удержать равновесие, и омега спотыкается об меня на последней ступеньке. Он не говорит, не смотрит, только ускоряется и растворяется в шумной колонне голодных альф, бет и омег. Ребята замечают. - Притих, - первым решает высказаться Исин. - Я его с четверга даже не видел, кстати. Бэкхен провожает Соджина взглядом и обнимает меня обеими руками. Идти неудобно, но омегу это не волнует. - Я тоже не видел, - тем временем присоединяется к новой теме Чунмен. Кенсу хмыкает: - На выходных встретил его на этаже, но он сделал вид, что видит меня впервые. На нашу кухню он, кстати, больше не заходит. В наступившей неловкой тишине каждый думает о чем-то своем в целом и о новеньком омеге в частности. Его попытка завоевать меня ничем хорошим не кончилась, и это неудача, судя по всему, плохо на Соджине отразилась. Я не знаю, к каким выводам он придет в итоге и придет ли вообще, но мне искренне хочется, чтобы он нашел кого-то настоящего для себя: не член и красивое лицо, а альфу, который позаботится о нем. Кого-то, кто полюбит его и дождется любви в ответ, кого-то сильного и волевого, но нежного и понимающего. Соджин не плохой омега, он просто никогда не встречал того, кто покажет ему альтернативу. Настоящие отношения с реальными чувствами. И когда такой альфа появится у него на пути, Соджин так же, как когда-то Бэкхен, до последнего не сможет поверить, что все происходящее правда, что любовь существует, а ожидание и поиски своей истинной пары стоят того. Бэкхен чувствует, о чем я думаю. В столовой он садится ближе, перекидывает ноги через мое колено и греется о бок, хотя огромный свитер все так же болтается на плечах. Исин долго копошится с пакетом, в который засунули булочку. Я сижу рядом и вижу, как тонкие пальцы чуть дрожат от слабости. Разрываю запаянный шов и, глядя на омегу, чуть приподнимаю бровь - немой вопрос, а все ли у него хорошо. Исин слабо улыбается. Его тошнит. Нужно поесть. Выпить немного воды или чая и обязательно положить в желудок хоть что-то, но омега тоскливо смотрит на салат и не спешит браться за приборы. Крис занят на парах, он не может каждую минуту контролировать омегу, да Исин и не позволит, так что кто-то должен сделать это. Я пододвигаю салат ближе, сую в руку омеге вилку и легонько прикасаюсь к голове. Исин вздыхает, взглядом благодарит за поддержку и без желания втыкает зубчики в хрустящие листья. Ребята, занятые обедом и разговорами друг с другом, не замечают этого. "У нас лекцию отменили. Сижу возле библиотеки" - приходит от Бэкхена через десять минут после начала четвертой пары. И я успеваю за время семинара несколько раз откровенно ему позавидовать. А по пути к библиотеке встречаю озадаченного Криса. Друг смотрит на телефон и пожимает плечами: - Звонил Исину, а трубку взял Бэкхен. Говорит, они у библиотеки. Бэкхен сидит на диванчике в коридоре и оберегает спящего Исина, который устроился головой на чужих коленях. Одной рукой чудо держит тетрадь, а второй бережно поправляет теплую кофту на пояснице омеги и набрасывает свой шарф. Крис рычит от расстройства. - Он не заболел? - волнуюсь я. - В столовой почти не ел ничего. Друг останавливается в паре метров от диванчика и тяжело вздыхает. Он не сводит взгляда с любимого омеги, но вена на виске вздувается от напряжения. Я не на шутку пугаюсь. - Он не спал полночи, а в половине шестого утра подскочил из-за тошноты, - поясняет Крис. - Когда уходил, оставил его в комнате под одеялом и просил сегодня отлежаться и отдохнуть. Но нет, этот упертый баран пришел на занятия. - Это же Исин, - пожимаю я плечами в знак того, что с этим омегой спорить бессмысленно. - Иногда его упрямство - это не комплемент, - выдыхает Крис и уверенно идет к диванчику. Бэкхен заботливо прикрывает Исину ухо и жестом просит быть потише. - Может, он приболел? - шепотом повторяет мой вопрос Бэкки. - Он такой бледный. Невольно вспоминаю, как пару недель назад Исин заверял меня, что беременный омега - чуть ли не самое сильное существо на свете. А теперь спит и выглядит белее, чем рубашка его ненаглядного. - Спасибо, - тихо благодарит Бэкхена Крис и очень осторожно подхватывает Исина на руки. Омега просыпается и прячет виноватую моську в наглаженном вороте пиджака. Но Крис не злится, а только беспокоится. Самым нежным поцелуем он одаривает бледную щеку и уносит свое сокровище туда, где ему быть и положено: в укромное место под теплое одеяло. Бэкхен встает с дивана и провожает альфу взглядом: - А у них самих-то все хорошо? По-моему, эта суматоха со свадьбой их очень выматывает. Исин выглядит таким уставшим. Я обнимаю Бэкхена и чмокаю в макушку. И очень надеюсь, что вот этот ужас с бессонными ночами и бесконечной тошнотой кончится в первые месяцы, и потом омега действительно станет непобедимым и недоступным ни для одной болячки. А сам отвечаю: "Да, у них все хорошо. Но ты прав, они устали немного". Бэкхен встает на носочки и ласково целует меня куда-то по линии подбородка: - Не забывай, что я чувствую. Ты сильно беспокоишься. - За Исина, - честно отвечаю я. - На него много свалилось сейчас, так что я волнуюсь, как он справляется. - Не договариваешь что-то, - щурится Бэкки. Я ласково обнимаю за талию и объясняю, что это не мой секрет. Одной этой фразы достаточно, чтобы Бэкхен понимающе кивнул. В том году он устроил сцену из-за небольшого секрета Криса и Исина и усвоил, что всему свое время. Так что омега выражает надежду, что у этих двоих все действительно хорошо, и хоть в этом нет никакого подвоха. - Поверь мне, они очень счастливы сейчас, - заверяю я. И ни на долю процента не вру. Потому что не смотря на тошноту и бессонницу, Исин счастлив. Да, ему плохо, и теперь омегу укачивает от любого неосторожного пируэта, но это не сравнимо с той радостью, которой Исин переполнен. Он стойко выносит все неудобства и только улыбается своему альфе. Они счастливы. Волнение и маленькие неприятности не способны отменить того факта, что они вместе и с каждым днем по-прежнему лишь сильнее любят друг друга. А после пар, как раз в три часа, Бэкхен приходит в зал в качестве моральной поддержки. Команде все равно, тем более что иногда студенты захаживают на нашу территорию во время тренировок и где-то на задних рядах трибун читают, переписывают и списывают. Ребята кивают омеге в знак приветствия, перешептываются между собой, но с моим появлением замолкают и внимательно слушают. Полтора часа мы бегаем, прыгаем, отбираем друг у друга мяч и отрабатываем броски. Бэкхен сидит на втором ряду с книгой в руках и, думая, что я не вижу, даже делает несколько кадров из засады. Попозировать ему дома в форме, что ли, раз омеге так не хватает моих фото в нелепом виде? - Я позвонил, - сообщает Бэкки, забираясь в машину. В дни, когда у меня тренировки, на работе я появляюсь всего на пару часов, так что сейчас мне нужно заехать в офис, отдать одни документы, взять другие и минут десять поговорить с отцом по поводу новой сделки. - И что сказал папа? - спрашиваю я. - Не поверил, что я собираюсь приехать с тобой. Думает, что я его разыгрываю, - рассказывает Бэкки. - Предложил приехать завтра. Можно? - Хорошо, - соглашаюсь я. Бэкхен тянется со своего места, целует в щеку и произносит тихое: "Спасибо". У офиса он долго думает, выходить из машины или нет, но, посмотрев на меня, решается. Отец спокойно пожимает омеге руку, предлагает чай и быстро обрисовывает мне ситуацию с очередным партнером. Про чай Бэкхен забывает, зато конфеты и печенье в плоской тарелке сортирует сперва по цветам, а потом по размеру. Одним глазом я наблюдаю за увлекательной головоломкой и помогаю Бэкхену поднять шуршащую карамельку, потерявшуюся на полу между кресел. Отец все это время не отвлекается, только на пороге кабинета уточняет, приедем ли мы в четверг. И тут уже обращает свой взор на Бэкхена, который рассеянно кивает и прячет в карман конфету, которую отец ему вручил. К чаю чудо мое едва притронулось, а конфеты с печеньем только считало. По дороге домой мы заезжаем в мастерскую и делаем дубликат ключей. В соседнем магазине выбираем красивый брелок, и Бэкхен счастливо прыгает с гремящей связкой в обнимку, пока я рассчитываюсь за покупку. До самого дома он умилительно дрыгает ногами и танцует на сиденьи, прижимая и баюкая новые ключи. Умиляторов на него не напасешься. Только новым обзаведусь - ломает безжалостно и моментально. Вечер проводим в обнимку с Кренделем и диванной подушкой. Бэкхен готовится к занятиям, а я одним глазом читаю учебник, а вторым гляжу в бумаги. Омега ютится у меня под боком и ненавязчиво гладит кота, растянувшегося вдоль спинки дивана. Кошмар возвращается ночью. После нескольких дней покоя и удовольствия ужасные видения приходят полные сил и готовые доводить до истерики. Бэкхен от страха почти падает с кровати и, не понимая, взвизгивает в моих руках, когда я ловлю его на самом краю. Дерется, дрожит, плачет и очень медленно успокаивается. Крендель запрыгивает на постель - и омега нервно дергается. - Тише-тише, все будет хорошо, - обещаю я, обнимая Бэкхена крепче. Омега прижимается мокрой щекой к моей груди и жалобно скулит, сворачиваясь калачиком. Та боль, что запечатанной оставалась внутри, выплескивается наружу малыми частями. Все-таки за одну неделю на омегу свалилось слишком много событий и впечатлений. Он просто не справляется с таким количеством душевных потрясений, пусть все они и окрашены ярким и сказочным счастьем. Омега - очень эмоциональное существо. Как и у любого сосуда, у его эмоциональной выдержки есть предел. И это хорошо, что все дурное, мучившее его, постепенно высвобождается. Я держу Бэкхена в своих руках и шепотом раз за разом признаюсь в любви и рассказываю, какой он замечательный. Тихо и почти беззвучно он плачет до тех пор, пока не засыпает. И до утра я смотрю на мягкую улыбку, расцветающую на лице каждый раз, когда я пальцами касаюсь мягкой щеки. В среду я на десять минут заглядываю в общагу, потому что Кенсу вдруг вспоминает, что Бэкхен не забрал кое-что из прачечной. А заодно захожу к Крису с Исином. Омега занимается в библиотеке, пока Крис переводит тонну бумаги. На столе красуется бутылка дорогущего мартини, но я решаю, что для этого вопроса еще найду подходяще время. Вот ведь засранец! - И чем ты тут занимаешься? - спрашиваю я и безуспешно считаю, сколько деревьев было загублено ради кучи помятых листьев, разбросанных по полу. - Клятву пишу, - бубнит Крис, сосредоточенно выводя корявые буквы. - А ты в положенное количество слов-то уложишься? - глядя на ворох черновиков. - Там нет ограничений. - Ой, чую, долгая будет церемония, - вздыхаю я и на несколько минут составляю другу компанию. Вслед за Исином входит Бэкхен. - И сколько можно тебя искать?! - возмущенно восклицает Бэкки, закрывая за собой дверь. Насупившись, кивает Крису и устраивается у меня на коленках, слышно бормоча, почему я такой неудобный. Это все тот же мой вредина с похудевшей попкой. Мой. Только вот это не я неудобный, это кое-кто мало ест. Крис с Исином умиляются с нас и смеются. - Вас теперь друг от друга не отлепить. И они правы. Бэкхен от меня не отходит. И если я дома долго засиживаюсь на одном месте с бумажками, пересаживает меня поближе к себе, даже когда просто заваривает чай. Теперь мы стараемся как можно больше делать вместе. И от этого становимся только счастливее. Папа Бен ждет на крыльце и бежит навстречу, заключая Бэкхена в объятия. Он немного обижается, но после разговора на кухне они оба решают, что ругаться не стоит. Папа Бен не глуп, нет. Он просто настолько внутренне светлый и чистый, что ему в голову не приходит, что что-то в его идеальной жизни может кого-то не устраивать. Взрослый омега живет в своем раю и не признает никакие иные Эдемы, кроме собственного. А еще пытается всех убедить, что жизненный опыт доказывает, будто он прав. Да, подчиниться альфе, особенно такому властному и жесткому, как отец Бэкхена - самый простой и безопасный способ ужиться вместе. Но так получается, что представления об идеальной семейной жизни папы с Бэкхеном расходятся, вот и всего. Именно в таких дипломатичных формулировках чудо пытается донести свою мысль и убеждает родителя не вмешиваться и больше не спрашивать, что, почему да как. Мы снова вместе, а иные детали не имеют значения. Меня угощают чаем и куском домашнего творожного чизкейка, и пока я мирно жую пирог и слушаю, как же Бэкхену повезло, что я все-таки взял его обратно, оба омеги месят тесто и придумывают начинку. Пришедшего с работы мистера Бен откровенно шокирует увиденное: два омеги в четыре руки быстро лепят небольшие булочки с джемом, а я сижу на стуле и наблюдаю со стороны. Выражение моего лица альфа читает раньше, чем папа Бен и Бэкхен успевают его заметить. - Ой, дорогой, ты посмотри, кто приехал? - щебечет папа Бен и обнимает Бэкхена изо всех сил. - Представляешь, Чанель говорит, что они живут вместе! Как здорово, да? С блаженной улыбкой и сияющим взглядом омега бросается к мужу, помогает снять пальто и зацеловывает в знак приветствия. - А еще Чанель сделал мне предложение, - смело объявляет Бэкхен. Папа Бен хлопает в ладоши, но перестает, увидев выражение лица своего мужа. Мистер Бен долго смотрит на Бэкхена, потом на меня и небрежно выдает: "Ну теперь это твоя забота". - С удовольствием принимаю эту эстафету, - максимально сдержанно отвечаю я, стараясь удержать дружелюбный тон, хотя взглядами мы с альфой друг друга уже разорвали на куски. Папа Бен все наши недомолвки и тычки в сторону друг друга беззаботно игнорирует, а точнее не замечает. Говорю же, он живет в сказочно прекрасном месте, где все любят друг друга и мир населен волшебными единорогами и бабочками. А еще он дышит своим альфой, буквально захлебывается от восторга при виде мужа и не видит ничего вокруг. Это объясняет, почему все доводы Бэкхена он пропускал мимо ушей. Он счастлив. В этом мире с единорогами и магической пыльцой он растворился без остатка, и нет ничего важнее альфы, который рядом. Обычно омеги безумно любят своих мужей, но с такой же безудержной силой поглощены чувствами к своему ребенку. Папа Бен любит Бэкхена, но своего супруга он любит больше. Именно мистер Бен для него - центр Вселенной. И как только я принимаю этот факт, смириться с его взглядами на отношения и семейные ценности становится проще. Пусть живет так, как ему хочется. Пусть будет счастлив в своем мире со своим альфой. Только бы не капал на мозги моему чуду и не вмешивался в нашу персональную идиллию. Не сказать, что вечер прошел прекрасно, но лучше, чем можно было бы предположить. И я даже сдержал порыв после некоторых высказываний познакомить лицо хозяина дома со своим кулаком. Он груб, непозволительно бестактен и жесток, но ради Бэкхена и папы Бен, который ничем не заслужил испорченный семейный ужин, я выдохнул и решил прояснить некоторые вопросы потом, когда выдастся возможность. Одно радует: отцу придется признать, что теперь он не имеет над Бэкхеном никакой власти. Мой маленький и сильный герой сражался за себя весь вечер, а потом победно вздернул носик, когда кое-кто большой и важный встряхнул рукой после моего прощального рукопожатия. Пока омеги щебетали над столом, мы с альфой весь вечер вели диалог глазами. И мои упертость и серьезный настрой ему не понравились. Не больно-то и хотелось. Но финальный аккорд звучит в конце. Папа Бен в своем восхищении супругом не знает границ. Он только приглаживает чуть помятую рубашку и ласково обнимает мужа за талию, когда один малоизвестный факт проскальзывает в предложении. - Вот интересно, если у Бэкхена с Чанелем будет ребенок, то кто родится? - спрашивает омега. - По моей линии всегда рождаются омеги, - рассуждает папа. - И по твоей тоже. Улыбка так и просится на лицо! - Ты, наверное, поэтому у меня такой красивый и сильный! Единственный в своем роде, - продолжает восхищенно вздыхать папа Бен, не замечая, как напрягаются плечи и шея супруга. - Они специально для тебя старались и собирали самые лучшие черты, да? Чтобы потом вдруг родить такого сильного тебя. Видели, как торжественно в конце сеанса пасьянса-косынки карты собираются в ровные стопочки, а потом разлетаются в стороны? Это ощущение не передать словами! Единственный альфа! Единственный! Вот это мощь! Вот это чувство собственного величия, взращенное с младенчества! И это непомерное эго и жажда превосходства основана на случайном генетическом исключении! Может, в их семье и есть иные альфы, но они пришли в этот круг со стороны: чьи-то мужья, чьи-то дети. И вся напыщенность мистера Бен и самоуверенность в моих глазах рассыпается как хлипкая фигурка в песочнице. Бэкхен не понимает, почему я вдруг испытываю такой душевный подъем, но чувствует его и заряжается. - Приезжайте еще! - кричит с крыльца папа Бен и машет рукой. Альфа стоит рядом и подавленно смотрит вслед. Он не идиот. Он мог запугивать и давить на Бэкхена, потому что тот маленький омега. Может властвовать над своим мужем, потому что тот любит его до беспамятства. Борьба со мной будет стоить ему пары сломанных костей. И в отличие от мистера Бен, мне не придется прикладывать для этого особых усилий. Мое физическое превосходство неоспоримо, как и то, что Бэкхен теперь мой, и все, кого этот факт не устраивает, могут засунуть в рот тряпочку. - Не так уж и страшно теперь, - выдыхает Бэкхен, пока мы поднимаемся в лифте. - И чего ты такой довольный? Я нескромно улыбаюсь: "Твой отец больше не скажет тебе ни слова". - Если бы, - вздыхает Бэкки. - Ты знал, что он единственный альфа по своей линии? Бэкхен задумчиво чешет затылок. Дверь лифта открывается на нужном этаже и я предлагаю омеге попробовать новые ключи. Бэкхен лезет в рюкзак и с интересом рассматривает замочную скважину, пока вслепую ищет связку на дне. - У него большая семья, - вспоминает омега. - Но если подумать, у него действительно по линии папы все омеги, а дед, который как раз был геологом, тоже, кажется, был редким альфой в своем роду. Я как-то не задумывался об этом. Но по папиной линии у отца реально все омеги, даже двоюродные и троюродные родственники. - То есть он был первым альфой, который родился в их семье за столько поколений, - подытоживаю я. - И то только благодаря наследственности твоего умного деда. Только что явившиеся из рюкзака ключи со звоном брякают на пол. Бэкхен во все глаза смотрит на меня и вдруг прозревает: - Я понял! - Представляешь, как все семейство холило и лелеяло единственного альфу и носилось с ним, как с маленьким божеством? - Я поднимаю ключи и вкладываю в дрожащие пальцы. Бэкхен садится на пол у двери и хватается за голову: - Почему я никогда об этом не думал в таком ключе? Сажусь рядом и обнимаю за плечи. - Он не тронет тебя, не скажет грубого слова, не попытается подчинить, потому что, как бы ужасно это ни звучало, я могу одной рукой сломать твоему отцу челюсть. Это триумф. Бэкхен забирается на меня с ногами, обнимает за шею и крепко-крепко целует в губы. Все страхи перед отцом растворяются в ощущении полной безопасности. Омега улыбается и с облегчением выдыхает: - Елли, ты ото всего-всего меня защитишь, да? - Ото всего-всего, - вторю я. Мы вместе открываем дверь и ловим в коридоре мяукающего Кренделя, давно услышавшего наши голоса. Бэкхен гладит кота и танцует с ним по всей гостиной, сбрасывая на ходу шарф и куртку. Аромат ванильного капучино сладким десертом растекается по комнатам. Счастливый и уверенный аромат. Ночью не приходит ни один кошмар. Зато в районе четырех мы с омегой просыпаемся, чтобы насладиться друг другом и заснуть в крепких объятиях. Крендель топчется по мне, пока Бэкхен спокойно сопит в подушку. Я сонно натягиваю пижамные штаны, забрасываю кота на плечо и иду кормить. Сижу на кухне, пока он опустошает миску, и почти с закрытыми глазами плетусь назад в спальню. Так и засыпаю: в обнимку с Кренделем и Бэкхеном, в пижамных штанах и одном тапке. Омега трется носом о мое плечо и во сне невнятно шепчет: "Люблю тебя". Неужели каждый день теперь будет начинаться и кончаться вопросом, а можно ли быть еще счастливее? Я согласен. Это как раз тот вариант вопроса, который меня устраивает.