Терпеть его не могу!

Крис сидит на ступенях крыльца, укрыв пледом устроившегося под боком Исина. Омега довольно урчит во сне, отзываясь на ненавязчивые прикосновения старшего к волосам. Идиллия, мать её. Я практически живу дома у Криса, пока предки этого счастливчика свалили на какой-то там супер-пупер-мега-охерительно-красивый-кучубаблазагребущий курорт. После сдачи летней сессии – не без помощи этой парочки, скучковавшей мои мозги, кстати – только и делаю, что наблюдаю за их житьём-бытьём в компании Сехуна, Чунмёна и Чонина. К слову, последние пережили уже две течки с момента встречи. Именно пережили, ибо Чунмён и скромный, и стеснительный, и неистово берегущий свою невинность для какого-то особого случая, а Чонин вдруг терпеливый и заботливый – да, он сам от сего факта офигевает и тихо дрочит на своего омегу в красный день календаря. Теперь в моём распоряжении отличный цветастый диван, телевизор и игровая приставка. А на попечении Криса находится холодильник – его он от нас с Чонином охраняет - и Исин, которого родители с чистой совестью давно отдали старшему со всеми прилагающимися вещами. Так и живём всё лето под одной крышей. И есть во всём этом один плюс – жирный и самый значительный – никаких Бэкхёнов, всё лето. В последний раз моя недополовинка попала в поле моего зрения во время сессии. Помялась у доски с объявлениями, ругнулась в мою сторону раз несколько, пнула по щиколотке и скрылась в неизвестном направлении с бурчащим «Вот козёл!». Думаете, я переживал? Не угадали. Я был кабзец как зол, крушил и ломал, матюкался на разные лады и даже песню себе сочинил для поддержания морального духа. Было там что-то «А ты, скотина, меня не любишь», потом был припев «Натяну тебе жопу на глаз», и в финальных аккордах звучало тягучее «А поооезд ушёёёл…». Да, не стоило так напиваться. Бросаю теперь. Ага, конечно, по доброй воле… Криса и его «сладенького» Исина! Проповедники хреновы. Морализуют, воспитывают – аж за рожу свою стыдно. Не скажу, что они святые трезвенники, да и сношаются эти кролики сутки напролёт у меня под боком, но я тут вроде как за них счастлив, а о своём одиноком уделе стараюсь не вспоминать. А что толку? Теребить надо кое-что длинное и твёрдое, а сердечные раны желательно замазюкивать шпатлёвкой, заливать в бетон и сверху заматывать скотчем, слоя так в три, чтоб точно не размоталось. Обидчика одевать в цементные сапоги и скидывать за борт новоотстроенной «Луизитании» в районе Бермудского треугольника, для подстраховки. Но вот в чём беда – не хватит мне сил закатать эту скотину в цемент и скинуть на дно океана. Уж больно дорога мне его задница, и передница, и пальцы эти длинные, и даже носопырка с ушами. Чёрт, пора лечиться. И спасибо тебе крыша, что всё это время преданно удерживала меня у телевизора, не давала опускаться на самое дно жизни и пускаться во все тяжкие. Трахаться мне, конечно, хочется, но боюсь, что, имея любое податливое тельце, буду видеть моего сладкого омежку. Сучаристого, вредного, посылающего, и так не вовремя к концу лета объявившегося…