Терпеть его не могу!

Спрыгиваю с кровати, уносясь в сторону ванной. Бэкхён ошарашенно смотрит в след – куда, мол, ты, придурок эдакий, попёр? Застаёт меня омежка за весьма интересным занятием – стою и мочу голову в холодной воде из-под крана. - Мозги в порядок привести, - объясняю я. Закрываю кран и шагаю обратно в комнату, утягивая Бэкхёна за руку вслед за собой. Останавливаюсь, разворачивая его к себе. - Ты уверен? Бэкхён раздражённо шипит и, поднявшись на носочки, целует меня в губы. - Ещё раз спросишь, я тебя из окна выпихну, понял? - Понял, не дурак. Следующие пять минут проходят в хаотичных поцелуях и множественных попытках в порыве стянуть с меня толстовку и майку. Получается раза с пятого. Я щипаю его за задницу, заставляя слегка постанывать и толкаться вперёд. Бэкхён делает шаг из центра комнаты – не важно, в какую сторону. Развязываю верёвочки на его штанах, слегка касаясь рукой влажных бёдер. Бэкхён ставит засос на шее, играется с мочкой и перебирает пальцами мои взъерошенные прядки. Льнёт ко мне горячим телом, опутывает сознание своим ароматом. Сдаюсь. Он вышагивает из пижамных штанов и тянется к моей ширинке. Чуть приспускает мои брюки вместе с бельем и, решительно тянет меня на себя, разворачиваясь спиной к стене. - Давай, - сбивчиво шепчет Бэкки. Я целую его, не глубоко, подхватываю под колени и вздёргиваю вверх. Держится за шею, обнимая своими тонкими пальчиками, уже путая их в моих волосах. Всем весом вжимаю его в стену, одной рукой нащупывая отверстие сфинктера. Проталкиваю два пальца – Бэкхён откидывает голову назад. Шипит. - Чанёль, мать твою. Давай, а? - Твое желание – закон, - шепчу я, пытаясь поймать его губы и приставляя головку ко входу. А когда он меня целует, мягко в него толкаюсь. - О, боги! - выкрикивает Бэкки и с благодарностью целует в губы... Блять! Вот только в нашей общаге могут так профессионально испоганить такой момент. И ведь не угадаете, как. Эти дебилы, после довольного и страстного выкрика омежки, аплодируют всем этажом! Прямо под дверью! Дождались, суки, второй части Марлезонского балета?! И какая-то конкретная омега, почетный обладатель чугунной сковороды года, в порыве радости орёт: "Слава яйцам!". Ох, Исин, я тебе потом это припомню… Бэкки обхватывает меня ногами и стопорит. Прижавшись губами, в непонимании хлопаем глазками. У меня взгляд голодной анаконды, а Бэкхён просто в недоумении. Я раздражен, и омежка отвлекает меня от созерцания замочной скважины, неторопливо качнувшись на моем члене и проведя пальцами по щеке. Поворачиваю голову, заодно перехватывая его под задницу. Он улыбается, смотрит мне в глаза, кокетливо закусывая нижнюю губу, хихикает и вновь целует. - Забей, у тебя есть я. - Есть. Я втрахиваю его в стену, в дверь – толпа в коридоре разбегается с криками "Блять, только не при нас!", – в подоконник и тумбу – да простят нас будильник, книжки и карандашница, сметенные омежьей задницей. Не давая возможности кончить, меняя ритм, частоту и силу толчков, доводя до исступления, мольбы и откровенного "Чанни, пожалуйста". Отпускаю себя, только когда роняю нас на кровать, понимая прекрасно, что еще одного цикличного круга недоудовлетворения не выдержу сам. Теперь толкаюсь быстро, резко, чмокаю его, где придётся. Хотя сил хватает только на соприкосновения губами между вдохами и частыми вскриками Бэкхёна. Он не сдерживается, стонет во весь голос, откровенно и пошло. В плюс ко всему, слух ласкает весьма однозначный скрип кровати, сопровождающийся звуками ударов спинки о стену, и влажные шлепки – мы перепачканы в его смазке. Бэкхён царапает плечи: - Всё, не могу больше. - Сейчас, - слегка замедляясь и дотягиваясь до основания своего члена. Бэкки словно мысли читает, толкает пяточками на себя. - Куда собрался? Давай в меня, - и насаживается до конца, и целует так, что голова кружится. Размашисто, резко... Один... Два... Три... И мы с Бэкхёном отпускаем себя... Блять! Перед глазами плывёт, омежка выгибается подо мной, у него не хватает сил даже на то, чтобы, как обычно это бывает, исполосовать мне руку. Он тряпичной куклой, растворяясь в блаженстве, хрипло стонет мне в ухо. Чувствую, как у основания члена формируется узел. - Бэкки, тут… - К чёрту, - выдыхает он, вжимая меня в себя ещё глубже. Час, наполненный оргазмами, поцелуями и неумолимой нежностью. Он гладит меня по спине, выводит пальчиками узоры на плечах и улыбается. На часах 02.17. - Здесь оставаться нельзя, - говорю я, толкаясь назад и выходя из Бэкхёна. – Собираемся и валим. Заинтересованно смотрю на то, как вытекает на простынь моя сперма. Много. Если б не противозачаточные, употребляемые омежкой в колоссальных объёмах, он давно бы залетел. Бэкхён приподнимается на локтях, вопросительно на меня глядя. - Что? Подмигиваю и киваю в сторону его промежности. Тянет свои пальчики, тут же пачкаясь в помеси смазки и спермы. - Ох, чёрт, - вдох-выдох. – Душ. Помогаю ему подняться, самодовольно улыбаясь – стекает по ногам, капля за каплей, медленно и пошло. Затаскиваю его в душевую кабину, поливая сверху тёплой водой, и привожу себя в порядок сам, зайдя к нему всего на минутку. Уже сидя в такси, звоню на домашний. - Вам лучше смотать на пару дней. Я еду с омегой. Своим. И у нас течка. Срочно. К моменту, когда такси тормозит у заборчика, из гаража уже выезжает семейный автомобиль. Спасибо, понимающие мои. Машу в сторону машины, вытаскиваю Бэкхёна из салона, хватаю на руки и несу его, вцепившегося в меня, домой. Следующие трое суток становятся для нас раем. Да, для нас. Потому что Бэкхён прекрасно соображает, но при этом время мы проводим за сексом, душем и периодическими перекусами. Он не стесняется, не бесится, иногда даже дурачится и очень много смеётся. А ещё стонет, так часто и громко, что я думаю, как верно было отправить предков подальше от этого Содома и Гоморры. Это и называется счастьем, наверное, когда хочется, чтобы не кончалось, чтобы навечно и так же сладко. Когда ты беспрепятственно можешь целовать, обнимать и дарить всего себя. И я себя ему подарил.