---
Жгучий февраль незаметно для всех поспешил растаять и звонкой капелью умчаться в солнечный март, выгоняя бродячих котов из холодных подвалов и заставляя заигрывать с домашними кошками ночи напролёт. Тогда же и начали пробуждаться ученики. Десятый класс всё ещё со скрипом вдавливал в себя «Преступление и наказание»; всё никак не могли или не желали понять поступки персонажей, из-за чего не могли приступить к написанию итогового сочинения по роману. Подростки никак не хотели погружаться в мрачный и серый Петербург, предпочитая ему солнечную маленькую провинцию. Им казалось, что из-под снега проступил новый город — яркий и манящий своей оживлённостью. После уроков все предпочитали ещё долго бродить по светлым улочкам, завороженно глядя на набухающие почки и пучки зелёной травы, пытающейся пробиться из промерзшей земли. Они ошалело возвращались домой с первыми сумерками, пропускали мимо ушей ругань и наставления родителей, плелись в свои комнаты и ещё долго пребывали в зачарованном состоянии. Каждый намечал внутри себя странное чувство — невыносимой лёгкости и позабытого страха перед неизвестностью. Ученики с трудом осознавали, что зима с её переменами осталась позади, и необходимо было пробуждаться и возвращаться в привычное русло. Александра Владимировна, в отличие от своих воспитанников, проглядела весну с её невероятными порывами. Куча документации, постоянные замены литературы русским языком не позволяли завершить обширные темы. Календарно-тематическое планирование менялось уже в пятый раз: не успевали по срокам с основными уроками, не вписывались часы внеклассного чтения, не заполнялись журналы. Основная образовательная программа уже настаивала на своих рекомендациях, которым невозможно было придерживаться. Руководство постоянно подгоняло расширяющимся бюрократизмом, вписывало ответственной в никому не нужные мероприятия и спешило, спешило, спешило. Несколько выпускников неожиданно решило сдавать русский язык досрочно, умоляя позаниматься с ними дополнительно. К концу недели женщина ощущала себя гофмановской Олимпией*, вот только рядом с ней не было профессора Спаланцани, который мог бы в любой момент вернуть неподвижное и пустое тело к жизни. Раз за разом Александра воскрешала себя сама. Переутомление и недосып сказывались на продуктивности: она медленнее проверяла дома тетради, уже не так тщательно готовилась к урокам и меньше внимания уделяла неуспевающим. По ночам, когда удавалось забыться в тревожном сне, её беспокоили обрывки навязчивых воспоминаний, которые каждый день хоронила в суете. И каждое пробуждение было подобно пытке. Стряхивая дрёму, она включала чайник, отстранённо наблюдала за закипающей водой и позволяла штампованным сочинениям погружать её в мир слова. Чужие тексты помогали прогнать её образ из головы, но, увы, они были бессильны перед разрастающейся раной на сердце. Лечило только время, и это время у Саши было.---
А безжалостная весна не упустила возможности сжать ещё и юное сердечко Олега Попова. Каждодневно наблюдая за действиями Александры Владимировны, не упуская и слов, конечно, он поспешно ступил на опасную дорожку влюблённости. И двух недель не прошло с момента прихода в их класс Коляды, как парень осознал, что его затягивает в сокрушительный водоворот желания при взгляде на учительницу. Сначала он глупо улыбался её фамилии, потом пробовал на вкус аллитерации имени и отчества — и сочетание смычного [д] и дрожащего [р] приводило его в дикий восторг. На уроках Олег, отвесив челюсть, слушал о символике жёлтого цвета, влиянии атмосферы города на сознание героев и стремился постигнуть морфологию, поспешно пытаясь разобраться в совершенности и несовершенности глаголов. На переменах же он украдкой глядел на стройные ноги, обтянутые плотными колготками, на тонкую талию и прямую спину, на строгую причёску и лёгкую, чуть насмешливую, улыбку, которая была адресована бездушным тетрадям. Олег был готов в любой момент протянуть руку помощи: донести учебники, стереть с доски, позвать одноклассника. Как жаль, что Александра Владимировна предпочитала всё делать и успевать сама. И на уроках, с огромным трудом подготовившись, можно было не ожидать повышенного внимания, — руководило выбором отвечающего провидение или, что более вероятно, необходимое для аттестации количество оценок в журнале. Единственным местом, где можно было (и нужно) обратить на себя взгляд золотых лучистых глаз, были внеклассные литературные занятия, которые устраивала учительница по средам первым уроком. Никто из учеников так и не узнал, как удалось этому новому (на тот момент) человеку вторгнуться в школьные устои и отбить первый урок второй и последний — первой смены, которые совпадали по времени. Данный промежуток был выделен в угоду дополнительным занятиям по русскому языку и подготовке к выпускным экзаменам, но в действительности оказался часом свободного посещения. К середине марта встречи произошло всего три, но их успех был налицо — на третье занятие пришло вдвое больше людей, чем в первое. Это были беседы. Они говорили обо всём, но в большинстве своём молчали, давая слово своему наставнику. И в этот полуденный час в широком актовом зале эхом разлетались слова Чехова, Тургенева, Бунина. Сумела-таки молодая женщина заинтересовать и юных слушателей, и тех, кто постарше — слова и цитируемые тексты были тщательно подобраны для аудитории, а вопросы поставлены таким образом, что звучали просто, но заставляли задумываться над ответом. А дети записывали, и шли обсуждать и искать в себе отклик, — кто-то домой, а кто-то на другие занятия, временно откладывая поиски. И ведь ответы были. Только средним классам удавалось из-за простоты душевной их распознать, а старшие стеснялись — прятали, отнекивались и замалчивали. После первого занятия, куда затащила Попова сестра, он посетил впервые библиотеку и взял тоненький сборник рассказов Бунина, уж больно приглянулась Олегу Олечка Мещерская, а за ней подтянулись и откровенные «Тёмные аллеи», о прочтении которых он никому не сказал. Прочитал и впервые задумался о любви, и впервые посмотрел на Александру Владимировну другими глазами. Но с физическим влечением не справился: уединился в туалете и постыдно приласкал член, не выпуская из головы светлый образ учительницы. Той весной Наташе часто приходилось выслушивать кучу подробностей об объекте вожделения брата. И все те детали, которые он умудрялся подмечать, никак не хотели складываться в единое целое. Лего без фундамента рушилось, оставляя за Александрой Владимировной шлейф фальши.