Бесцветные очерки

“Как-то Помпония жаловалась, что не чувствует себя дома хозяйкой, а Квинт на это резко отвечал: “И вот так каждый день”. После двадцати пяти лет совместной жизни они развелись. Знаменитым стало высказывание Квинта: “Самое приятное - не делить с ней постель”. Реакция Помпонии неизвестна”. Знаете, когда прочитал этот отрывок из книги “SPQR. История Древнего Рима”, я отчётливо понял, что наверное пройдут ещё тысячелетия, а тема отношений будет по прежнему актуальной. Мэри Бирд множество раз даёт описания житейских ситуаций и сцен римских императоров, сенаторов, и обычных римлян. Они ужасают, они впечатляют, смешат своим остроумием, поступками. Ты просто понимаешь, что римляне - ничем ни лучше и не хуже нас. Обычные люди, просто жившие подальше от нас во времени. Вот только удивляет одно. Как эти самые обычные люди из изначально маленького городка на реке Тибр, смогли подмять под себя почти весь известный им цивилизованный мир и создать государство, чьё наследие считается чем-то невероятным даже сейчас? Этот вопрос мучает меня. Мучает он и автора этой книги. И знаете, вроде как ответ найден. Римская Республика, а затем и Империя, оказалась не смотря на свою военную мощь и диктаторские замашки императоров, очень лояльной к иноземным культурам. Настолько лояльной, что внутри побежденных народов не менялись их традиции, их устои, религия, законы и порядки. Просто нужно вовремя платить налоги и ставить иногда храмы тем, кто заботится о городе и живущих там людях. И всё. Больше никаких ограничений. А противоречия в религии сглаживались тем, что в римский пантеон добавлялись новые боги. Романизация как явление пошло не от потомков Ромула и Рема, а как раз таки с низов, потребность шла от самих покоренных народов. Это вполне может сойти за ответ, но мне кажется, важно и ещё кое-что и далее следуют мои рассуждения. Мэри Бирд является профессором истории Древнего мира Кембриджского университета, по её словам она отдала 50 лет своей жизни римлянам “первого тысячелетия”. Изучив множество статей, писем, побывав на различных раскопках, она смело заявляет, что римляне весьма охотно освобождали людей от рабства. И вполне возможен был путь от раба до гражданина, который затем станет весьма богатым и будет иметь уже собственных рабов. Более того, рабы становились частью семьи многих сенаторов и императоров. При этом человек вполне мог сбежать от своего господина и наказания могло не последовать, так как тотального контроля просто не существовало. Об этом, например, жаловался сам Цицерон в своих письмах. До Рима так вольно с рабами никогда не обращались. Редко когда у невольника в Греции получалось достичь свободы, что уж говорить про Египет или Персию. А тут мало того, что свободы достигнуть вполне реально, так ты ещё и получал статус римского гражданина при правильных действиях, и мог жить в своем доме, с семьей, торговать и быть счастливым, о чём только могли мечтать несчастные в Афинах или в Спарте V века до н. э.. При этом Мэри упоминает, что рабы составляли 20 процентов численности населения Рима в самый пик войн, что по сути не так уж много как представляется обычно нам самим. И это новое восприятие раба также повлияло на успешную экспансию. Римляне как бы говорили: даже если вы покорены, даже если мы вам неприятны, знайте - у вас всегда есть шанс. Безусловно, это также играло роль в долговечности Римского государства. Это действительно достойная книга, рассказывающая много о том, что случилось в прошлом. В ней есть множество иллюстраций, карт, указана хронологическая таблица (причём очень удобная, там указываются и греческие события), древо Юлиев. Но ей отчаянно не хватает глубины, больше деталей периода жизни некоторых императоров. Например, и Гиббон, и Макиавелли считали, что Нерва, Траян, Адриан, Антонин Пий, Марк Аврелий (вместе с Луций Вером) были лучшими правителями за всю историю Рима. Их назвали пятью хорошими императорами. Почему именно они? Как так получилось, что при них сложился самый стабильный и процветающий период в истории Римского государства? Об этом упоминается в книге, но лишь вскользь, причем подчеркивается что “усыновление” императоров не являлась решением проблем системы. Не рассказано подробно как именно было устроено рабство, насколько большой это давало толчок экономике Рима, преувеличиваем ли мы влияние рабства или наоборот, преуменьшаем? Думаю, автор знает ответы на эти вопросы, и могла бы расписать подробнее, но в 600 страниц уместить просто не смогла. В финальной речи у профессора есть такой абзац: “Я уже больше не считаю, как наивно думала раньше, что нам есть чему научиться непосредственно у римлян – или, допустим, у древних греков, или у представителей каких-то других древних цивилизаций. Нам нет необходимости читать про трудности, выпавшие на долю римских легионеров в Месопотамии или в сражениях с парфянами, для того чтобы разобраться, почему в наши дни военное вмешательство на Ближнем Востоке может оказаться неблагоразумным. Я даже не уверена, что те генералы, которые считают, что они используют тактику Юлия Цезаря, делают это в действительности, а не в своем воображении. И как бы ни были привлекательны некоторые подходы к институту гражданства в Древнем Риме (а я пыталась их разъяснить), было бы глупо считать их применимыми к нашей ситуации, спустя многие столетия”. И я не согласен с этим, как и с фразой британского вождя Калгака о римлянах из вечного труда историка Тацита “О жизни и характере Юлия Агриколы”: Ubi solitudinem faciunt, pacem appellant (Там, где они создают пустыню, они называют это миром). Мы можем поучиться у греков любви к свободе, а у римлян хотя бы целеустремленности и стойкости. Пожалуй, в этой эпохе с ними мог посоперничать только Александр Македонский. А там, где была пустыня, появлялись дороги и новые города, и, самое важное, следующая за этим возможность устроить лучшую жизнь каждому, от раба, то изгнанного сенатора. Самая большая ирония в том, что не будь Рима с его уникальной для античности мобильностью, обширной торговлей, многокультурностью и терпимостью к чему-то новому, не было бы христианства которое он пытался ограничить, оно бы не смогло так широко распространиться и так быстро. А потому, в завершение я могу лишь сказать… Civis Romanus sum!