Курение убивает

      20:54 ххх: ты блядь не поверишь откуда я пишу ххх: это грандиозно ууу: боюсь представить ххх: с заднего сиденья его машины ууу: ээээ ууу: ээээ ууу: я думаю, тебе лучше не пользоваться телефоном во время секса ууу: или всё настолько плохо? ххх: ахахах ххх: не, не настолько ххх: я просто еду в его машине ххх: и нас тут пятеро ууу: ??? ххх: короче ххх: 20 минут назад ххх: стоим мы как обычно курим по последней ххх: а тут вываливается во двор их компания ххх: ну и Т. конечно тоже ххх: заебанные все пиздец ххх: они какой-то квартальный отчет закрывали, я не разобрала ххх: а один чел ещё по ходу какой-то большой проект продал и получил повышение ххх: и они такие идут и обсуждают, куда пойдут бухать ххх: и на ходу подрезают нас и мол го выпьем, мы по поводу, вы просто в честь пятницы ххх: этот чувак угощает ууу: АААААА ххх: НУ ххх: и мы просто в течение пары минут рассаживаемся по машинам и едем в бар ууу: мда ууу: у тебя уже есть план? ххх: i just go with the flow       22:05 ууу: бля не томи ууу: как там всё? ууу: мне вообще уже не нравится вся эта история ууу: как бы вы хуйни какой не натворили ууу: за тобой приехать? ххх: НЕТ ххх: только что был лучший момент за всю неделю ххх: сижу за баром жду свой стакан, никого не трогаю ххх: тут подсаживается какой-то парниша и начинает меня клеить ххх: я его отшиваю ххх: но он же упорный, начал что-то рассказывать. вопросы эти типа “кем работаешь” ххх: и коктейль как назло долго не готовят ххх: я думаю вот парень зачем ты портишь мне вечер ххх: хотела ему в лицо так и сказать ххх: но это я не знала, что у мальчика было высшее предназначение ххх: короче ххх: вот прямо в момент, когда я уже собираюсь забить на коктейль и уйти от стойки, чтоб он отвалил, вдруг появляется Т. и закидывает мне руку на плечи. и такой отгоняет его! типа извини, чувак, но это моя девушка, а я такой весь из себя высокий стремный хуй, если ты не заметил ууу: вау ууу: как в кино ххх: ДА ххх: они пока говорили я просто молчала и пыталась выглядеть нормально ххх: сидела думала господи вот бы они никогда не закончили препираться и он руку не убирал ххх: боялась двинуться, а то вдруг стряхну её случайно ууу: лол ххх: но в итоге парниша, конечно, свалил, и он убрал руку :( ххх: я такая спасибо ххх: он такой рад помочь ххх: аккуратно так двумя пальцами мне коктейль подвигает по стойке и уходит ххх: и я просто сижу с лицом лица ууу: пиздец ххх: пиздец — это как он пахнет ууу: куревом? ххх: одеколоном каким-то ххх: и куревом тоже, да ххх: но мне понравилось       ***       Хёна его гладит, ерошит пальцами волосы на загривке, мурлычет что-то на ухо — так сладко мурлычет, прижимается так близко, что кончики волос падают ему на лицо. Сынхён осторожно убирает медовые мягкие прядки, притягивает Хёну к себе, вдыхает их запах, ещё раз и ещё — всё никак понять не может, что это за аромат.       Она щекотно смеётся ему в шею, целует где-то за ухом, вслепую елозит пальцами по пуговицам рубашки и брючному ремню. Хёна такая тёплая, такая мягкая — он рук не может оторвать. Только хватает сильнее, лапает растопыренными пальцами, прижимает ещё ближе, так, что она ёрзает промежностью прямо по стояку. Хёна хихикает, вертится, больно цепляясь за плечи, кусается, катает мочку уха горячим мокрым языком — Сынхён ей не мешает: пока она так трётся, пусть делает что угодно.       Одна рука скользит под край коротких шорт, вторая лезет под футболку: перебирает рёбра, как клавиши у ксилофона, гладит костяшками пальцев живот, хватает мягкую грудь, накрыв ладонью сосок, и сразу, не задерживаясь, тянется выше, до самой шеи, где уже краснеет свежий кровоподтёк. Хочется поставить ещё один.       Он оставляет засосы один за другим — на шее, на груди, на плечах, один поверх другого, как пьяный глупый подросток, пока не кончается место, а бёдра Хёны не начинают дрожать так мелко, что больше терпеть уже нет никаких сил. Тогда Сынхён с усилием поднимается на локтях и опрокидывает её на спину. Накрывает своим телом, вжимается между расставленных коленей, придавливает к постели. Гладит бока, бёдра, хватает за узкие лодыжки.       Хёна дышит громко, часто, каждый выдох немного похож на стон. Она обнимает его за шею, тянется навстречу, ловит кадык сначала губами, а потом и зубами — и Сынхёна накрывает чувство, что, хотя в таком возрасте уже неприлично кончать в штаны, сегодня, видимо, всё-таки придётся.       А потом звонит телефон — и он дёргается в пустой постели, весь мокрый от пота.       6:30. Будильник. Завтрак. Душ. Работа.       Сегодня, впрочем, завтрак с душем можно поменять местами.       ***       В душе, стоя в потоке горячей воды, Сынхён продолжает вспоминать сон, пытается восстановить по памяти мелкие детали. Не то чтобы концовка сильно заинтриговала — ему больше интересна сама Хёна. Откуда она сегодня взялась? Совсем как живая: с розовыми, как от выпивки, щеками и такими же, как в жизни, дрожащими пальцами (кому ты всё время пишешь?). Даже запах от волос ему вспомнился тот же самый — непонятно-сладкий, не поддающийся определению. Отрезать бы локон, отнести парфюмеру, сказать: “Разберись, что это, и сделай мне большой флакон”.       Но лучше бы, конечно, живой ароматизатор.       Вот так, Чхве Сынхён: джентльменствуешь, поджигаешь Хёне сигареты, ловишь, довольный, мелкие выражения лица, которые она не успевает скрыть. Не ищешь лишнего повода заговорить — ждёшь, пока она сама не скажет “да”. А сам дрочишь в душе: ни терпения, ни совести.       Закрывая глаза, он вспоминает, как в пятницу ночью, когда он уже порядком напился, кто-то уронил Хёну ему на колени, выбираясь из-за стола. Сынхён, конечно, поймал, аккуратно удержал за талию, чтоб не упала. Терпел, не двигаясь, пока она ёрзала в поисках равновесия, и руку с колена убрал сразу же, как сам её там заметил. Не допустил неловкой паузы — поддержал за локоть, помог встать, что-то пошутил вежливо и равнодушно.       А потом сидел пьяный и думал: боже, зачем только дал ей уйти? Пусть бы тут, на коленях, и сидела, ёрзала мягким задом, краснела, смеялась в голос, вертелась, как ей только в голову взбредёт — он бы крепко держал. Обеими руками.       Тогда подавил порыв, отвлёкся, не подал виду (ну не тащить же её, в самом деле, пьяную в туалет — хорошенькое было бы первое свидание), а сейчас останавливать фантазию нет нужды — никто же не видит, как Чхве Сынхён, также известный как Топ, двигает рукой, спрятав голову под душевую воду, и представляет: Хёна, холодная симпатяга с курилки, сидит у него на коленях в том самом баре, плотно прижатая к груди.       Представляет, как движутся мышцы у него под пальцами, когда она дышит, как давят на ширинку бёдра в джинсах, как она рукой обхватывает его за шею, чтоб было удобней сидеть, и лицо снова окутывает сладкий запах её волос. Как Хёна курит с ним одну на двоих, а он из своих рук подаёт сигарету так, чтоб каждый раз касаться губ, и следит, разговаривая, краем глаза, как она вдыхает и выпускает дым. Каждая затяжка после Хёны — тайный прерванный поцелуй.       Как кто-то отвлекает её разговором, а он сжимает под столом её колено, и Хёна замирает, но не подаёт виду (это она и правда умеет: не так-то просто было разгадать её секрет). Тогда он двигает руку вверх по бедру, выше и выше, медленно, осторожно. Хёна (пунцовые щёки, приоткрытый рот, короткие опасливые взгляды ему в лицо) чуть сильнее отклоняется назад, чуть дальше подвигает колено — ровно настолько, чтобы рука пролезла глубже между ног.       “Откинься сильней, я удержу”, — шепчет ей Сынхён в самое ухо, и она доверчиво откидывается, цепляясь пальцами за плечо. Он осторожно, мягко гладит большим пальцем шов на джинсах — и под другой рукой, там, где он держит её за бок, Хёна мелко и сладко дрожит.       Возможно, позже они даже скрываются-таки от друзей в чёртовом туалете, и там Сынхён, толкая внутри неё два пальца, ловит ртом каждый её тихий всхлип. А потом опускается перед Хёной на колени, ниже сдирает джинсы и…       ...да, кончает в руку.       ***       Утром по дороге на работу Хёна находит в кармане чужое сердце. Сначала не понимает, что это за странный гладкий камень, но взвешивает в руке, разглядывает поближе к свету — и улыбается, догадавшись, хитро и немного печально: разбить не получится, да и не хочется, если уж совсем честно.       Сначала Хёна хочет переложить камешек в коробку — пусть лежит там взамен украденного, — но не кладёт. Оставляет в кармане — носит с собой, греет ладонью, постоянно взвешивает в пальцах холодную тяжесть: не пропало?       Сердце никуда не пропадает ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.