Любовь по переписке.

Не слишком приятно, обладая деньгами, известной фамилией и прочими благами жизни, быть не то чтобы нелюдимым, а скорее разборчивым в выборе друзей. Я мог подружиться с охранником какого-нибудь дачного участка, сыном горничной, да даже с дядей Васей, который жил с друзьями на свалке и учил меня жарить голубя. Моим родителям это не нравилось, они решили сделать из меня «человека, приятного во всех отношениях», но есть одна маленькая загвоздка: человека, приятного во всех отношениях для людей высшего света. Меня это не устраивало, но меня никто и не спрашивал, и поэтому я каждый день учился красиво говорить, ходить, есть и прочие мелочи, которые казаличь отцу очень важными. В какой-то степени я даже благодарен за эти уроки. Благодаря им я умею чётко формулировать свои мысли, не путаться в словах, могу поддержать разговор о чём угодно, так как мой учитель — Сергей Николаевич ещё с детства привил мне любовь к чтению, и за свою жизнь я прочёл достаточно много интересных и полезных книг. Конечно по мнению людей такого же типа мышления как мама и папа я был хорошо образован и владел всеми знаниями, которые были необходимы, но он упустил из виду то, что для нормального развития, кроме обучения этикету, нужны были хотя бы минимальные усилия в сторону математики, физики, биологии. Всё это мне пришлось изучать самостоятельно, и я не жалею об этом, потому что в тех изданиях, которыми я пользовался, рассказывалось об этом гораздо лучше, чем каждый день глаголили наши учителя. По моему мнению, школа не была в полной мере учебным заведением, скорее это было что-то типа курорта для богатеньких детишек. Не спорю, что некоторые учителя действительно были влюблены в свою работу и старались дать ученикам хоть какие-то знания, но, как правило, большинство относилось к своей работе, как к веще бесполезной и нудной. И мой отец это знал. Не мог не знать. А значит цель моей отправки сюда была изначально только одна: привязка к красивой жизни и завязка знакомств с такими же мажорами, которым должен был быть и я сам. Изредка это действовало мне на нервы, но я держался, дожидаясь выпускного и возможности уехать учиться в один университет, который я давно присмотрел. И он как раз находился в Санкт-Петербурге. Следовательно мне не нужно было много времени, чтобы воспринять наше знакомство с Лисёнком, как знак. Дождаться положенного часа на следующий день оказалось ещё сложнее. Я чуть ли не на потолок лез от скуки, переделал все уроки, послушал музыку, три раза обошёл вокруг школы, но всё-таки дожил до момента Х. Она была онлайн. — Привет. — Я писал быстро, опасаясь, как бы она не вышла из сети.— Как ты? Как прошёл день? — Привет. Хорошо. Гуляла по набережной. А ты? — А я дождаться не мог, когда смогу тебе написать. Безумно соскучился. — Мне тоже тебя не хватало. — Представляешь, сегодня учитель сказал, что, возможно, мы в следующем месяце поедем в Питер. Мне кажется, это судьба. — Почему ты так решил? — А как я ещё мог решить? Смотри, ты живёшь в Питере, я еду в Питер. Может мы сможем увидеться? — Не думаю, что получится. У меня слишком много дел. — Я пробуду в городе две недели. Неужели у тебя не найдётся хотя бы часа для встречи. Или ты мне не доверяешь? Я ведь сохранил твой секрет. Никто, даже учитель не знает, что ты...— Я намеренно умолчал об её тайне,дожидаясь, чтобы она сама разрешила мне её озвучить, но девушка явно была не настроена на душещипательный разговор. — Не надо. Я благодарна тебе за это. Спасибо. Ты очень хороший и преданный друг. — Лисёнок, я не хочу пугать или принуждать тебя к чему-то. Твоё право доверять мне или нет, желать встречи со мной или нет, но, знай, я буду добиваться реального общения. — Звучит как угроза. — Предупреждение. — В таком случае и я должна тебя предупредить. Я не тот идеал, который ты успел себе представить. У меня много и моральных, и физических недостатков. — Идеальных людей не бывает. Мне хорошо общаться с тобой, и это самое важное. — Подумай, тебе нравится общаться виртуально, то есть оставаясь в полном неведении всего, что касается моей внешности. Возможно, если ты увидишь меня вживую, то просто захочешь уйти. — Почему? С тобой что-то не так? — Нет. Я спрашиваю об этом в теоретическом плане. — Не думаю, что я способен перестать общаться с человеком только из-за внешних изъянов. Несколько лет назад я был очень близко знаком с женщиной с ампутированной ногой. Она работала на моего отца, и оказывал ей посильную помощь. Мне всегда казалось, что ей было слишком сложно заносить тяжёлые покупки по такому высокому крыльцу. — А она скрывала свою ногу? То есть носила длинные юбки или платья? Или брюки? Этот вопрос поставил меня в тупик. Я не помнил, что именно носила Ксения Фёдоровна, я помнил только её лицо... Усталое, серое измождённое лицо с огромными серыми глазами, смотревшими в самую душу. Я помнил её тонкие, плотные сжатые губы, прямой нос слегка припудренный веснушками и рыжие волосы с седыми прядками. Тогда, 5 лет назад, я считал её очень старой, а ведь отец говорил, что ей было не больше 35-ти, но ведь и моему брату было не больше 35-ти, а у него не было седых волос. Взрослые тогда лишь снисходительно улыбались, говоря о том, что мне ещё слишком рано это знать. — Не помню. Я никогда не смотрел на эту ногу. — Почему? Боялся? — Не знаю. Я всегда хотел посмотреть, но когда её видел то совершенно всё забывал. Она была такая... Я не могу подобрать слов, чтобы её описать. Такая нежная, что ли, но в то же время величественная. Я боготворил её, и это увечье ещё больше превозносило её в моих глазах. — А что с ней случилось? — Она уволилась. Возможно, нашла более прибыльную работу, а может быть решила уехать к родственникаи в Иркутск. Так или иначе, но я скучаю по ней. — Приятно слышать. — Так я могу рассчитывать на свидание? — Не знаю. Для меня слишком сложно довериться человеку, с которым я знакома от силы три дня. — Вполне справедливое замечание. Доверие — такая вещь, которой не стоит одаривать каждого встречного, а тем более такой прекрасной девушке, как ты. — Мило. Ты умеешь делать комплименты. Много практики? — Я бы так не сказал. Скорее широкие познания в теории. Много читал различные романы. — О, это действительно интересно, расскажи об этом. Следующие часы мы просто разговаривали. То о музыке, то о книгах, то о живописи, как оказалось, наши вкусы с ней во многом схожи, но, тем не менее, нам было о чём поспорить. Наши взгляды на роман Булгакова в один момент оказались противоположны, потом, на поэме Пушкина, снова сошли, затем шёл Моцарт, Бетховен, Да Винчи, Васнецов. Мы обсудили рок-музыку, классические романы, сонаты, пейзажи... К концу дня моя голова раскадывалась от количества полученной информации, но это была самая приятная усталость из всех возможных. Не знаю как, но часам к одиннадцати, разговор плавно перетёк на родительскую любовь, заботу и прочее. — Я не считаю любовью или заботой те случаи, когда родители заставляют детей делать что-то, совершенно им не нужное. — Заявил я. В конце концов, надеюсь, у меня в этом больше опыта. — Например что? — Например желание сделать из ребёнка «человека, приятного во всех отношениях ». Тебе знакомо значение этих слов? — Да. — Так вот, родители одного моего друга, не меня, а моего друга, решили сделать из него такого человека. Само собой, он был против, ему были по душе более простые вещи, для подобного типа, конечно, не простительные. Он любит своих родителей, но их настойчивость, порой даже чрезмерная, угнетает его. — Это действительно не забота и далеко не любовь. — А что же тогда? — Желание подчинить. Сделать из человека безвольную куклу-марионетку. Как Карабас-Барабас и его театр. — Ты считаешь это справедливым? — Нет. Я считаю это убийством чужой жизни, за которое следовало бы наказать. Прости, Алекс, уже поздно, мне пора спать. — Сможем поговорить завтра? — Думаю да. Давай с самого утра? Часов в десять? — Хорошо. Буду ждать.