По крупицам

      Рита в просмотровую заходит, что-то спешно допечатывая в мобильном, бросает спешный взгляд в сторону зеркально-стеклянной стены, как бы убеждаясь, что допрос Рогозина и впрямь уже начала, а не мерещатся ей звуки после почти что бессонной ночи, и опускается уже в следующий миг на свободное кресло. Ещё несколько секунд уходит на отправку сообщения и возвращение мобильного в карман брюк.       — Напомни мне дома оторвать голову этому юному фальсификатору, — переведя на Данилова взгляд, просит Маргарита, и голос её звучит с привычной серьёзностью.       — Никитосу?       — Стёп, ну, не Ватсону же! — поражаясь непониманию супруга, всплескивает руками Власова. Она в мыслях представляет, как подделкой документов мог бы заняться их шоколадно-рыжий коротколапый щенок с пушистым хвостом, — помесь дворняжки и корги, — месяца два назад притащенный сыном с улицы, и невольно качает головой. — Ему, кстати, на прививку послезавтра, и на меня вы это не свалите. Ты оставить разрешил — ты в ветеринарку и поедешь, — напоминает она капитану.       — Я помню, — Стёпа кивает ей в ответ, с начальством уже договорившись, что отъедет на пару часиков, переводит взгляд на происходящее за стеклом и, убавив звук в динамиках, вновь фокусирует внимание на любимой напарнице. — Так чего Никита натворил, что ты его головы лишить хочешь?       — Скажи мне, ты расписываешься у него в дневнике? — вопросом на вопрос отзывается Рита и в ответ тут же получает изумлённый взгляд и абсолютно уверенное пояснение, что бумажные дневники в школе уже окончательно оказались выведены из оборота, а электронные пока только дорабатываются и пока ещё не доступны в полном объёме. — Ага, я тоже слышала эту сказку. А классная сейчас написала, что в личном кабинете, о котором Никита решил не распространяться, можно не только задания посмотреть, но и оценки, и бумажные дневники всё ещё в обороте. И за родителей кто, получается, расписывается? — спрашивает Власова, голос её звучит заведённо, и, не дав Степану и рта раскрыть, Рита продолжает: — правильно, сам Никита и расписывается! Я ему устрою!       — Рит, пацану тринадцать лет. Подделывать подписи в дневнике — это далеко не самое страшное, что могут вытворять подростки в таком возрасте. Не кипятись так, — негромко просит Данилов, успев к этому времени подняться на ноги и, подойдя к супруге со спины, обнять её за плечи, щекой касаясь виска. — Он не дебоширит, ночами неизвестно где не пропадает, не курит — это уже хорошо. А с подписями разберёмся как-нибудь.

--

      Когда ужин в семье капитанов подходит к концу, Власов, обычно в свою комнату спешащий поскорее улизнуть, без лишних слов собирает со стола посуду и, сопровождаемый двумя парами немых взглядов, выстраивает небольшую стопку на крыле раковины. Струйка воды послушно ударяет в губку, и Маргарита наконец не выдерживает этого растягивания времени.       — Никита, — зовёт она, не сводя с сына глаз. — Когда уже можно будет увидеть твой дневник? Ты говорил: после ужина. И где? — Рита в воздухе разводит руками, и дневник после этих не так чтобы загадочных пасов, ожидаемо, не появляется перед ней.       — Мам, ну, сейчас посуду помою, — не думая даже обернуться и пристальный взгляд матери ощущая у себя на спине, бросает в ответ подросток. Он намыливает одну из тарелок и, пожав плечами, совершенно ненужно добавляет: — да и чего ты в этих дневниках не видела.       — Дорогой мой, — словно бы силой взгляда намереваясь развернуть Никиту, продолжает Власова, — не надо заговаривать мне зубы. Положи тарелку и дуй за дневником. Мы тут все ждём.       Взгляд её моментально оказывается переведён на супруга, и Данилов, всё это время наблюдавший за происходящим с лёгкой полутенью улыбки от в который раз отмеченного мысленно поразительного сходства характеров и упёртости Власовых, согласно кивает пару раз, абсолютную серьёзность для верности напуская на лицо. Никита всё же оборачивается, быстрым взглядом проскальзывая по взрослым, и, в глазах Степана прочитав лаконичное «Не зли мать», всё же скрывается за порогом.       — «Не выучил стихотворение, заданное два урока назад», — открыв последнюю из недель, зачитывает Маргарита. — Никит, ты не мог стихотворение выучить? Что это такое? У тебя ведь никогда проблем с этим не было.       — Да пускай она стихотворения сначала нормальные задаёт, а потом двойки ставит, если не выучу, — с закипающим буквально возмущением выпаливает Власов. — Не могу я ерунду эту запомнить!       — А она ненормальные задаёт? — едва заметно усмехается Стёпа. — Это что за стихи такие? «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза…», — предполагает капитан, в воздухе лесенкой в приблизительной правильности вычленяя строчки. — Что там у него ещё есть?       — Поэта ты угадал. Нам на выбор сказали выучить что-то там про лошадей или «Необычайное приключение…», — протягивает Никита, пытаясь припомнить хотя бы часть названия. — Короче, где он с солнцем разговоры разговаривал. Вот как это выучить, если там слова непонятно как стоят и вообще в нормальные строчки не складываются? Маяковский какую-то ерунду придумал, а нам теперь мучайся. То ли дело Есенин! «Я обманывать себя не стану, залегла забота в сердце мглистом. Отчего прослыл я шарлатаном?».       — «Отчего прослыл я скандалистом? Не злодей я и не грабил лесом…», — охотно подхватывает капитан, но всё же обрывает сам себя. — Не, Рит, тут я прекрасно понимаю, — переведя на супругу взгляд, вступается за пацана Данилов. — У меня за стихи Маяковского тоже двойка стояла. Может, даже не одна.       Никита со Стёпой перекидываются ещё парой фраз по этому поводу, припоминают любовные отношения поэта, вскользь касаются иных поэтических деятелей… а Власова, как во всяком случае кажется, не обращает на это уже никакого внимания, дальше продолжая листать страницы дневника и вглядываться в изредка проставленные оценки и короткие комментарии к ним. В какой-то момент на лице её появляется изумление в перемешку с возмущением, и она наконец вновь обращает на собравшихся внимание, взметнув на сына не так чтобы обещающий чего-нибудь хорошее взгляд.       — Никит, тебе сколько лет? Пять?! — спрашивает Маргарита. Власов, понимая, до какой записи добралась мама, тупит взгляд в пол. Степан же, не понимающий, о чём речь, попеременно переводит взгляд с жены на подростка. — Получить двойку за поведение из-за придумывания шуток и громкого смеха над словом «многочлен»! — капитан собирается было продолжить, но планы её разбиваются о вырвавшийся у Данилова смешок. — Стёп!       — Ну, а что? — разводит он руки. — Чем там эти математики думали, когда название такое оставляли? Многочлен! — восклицает он с улыбкой, словно бы отражающейся на лице Никиты. — Как тут не смеяться? Назвали бы… много… многодетальник? Не, ерунда какая-то. Несколько… В общем, по-другому бы как-нибудь назвали. Никс, чего за шутки-то придумали? — обращается он к подростку, переводя на того сверкающие глаза. — У нас, помню, было…       — Данилов! — пресекает любимого Рита. — Нормальное слово. Вас какой из корней так веселит: «много» или «член»? Кошмар, — качает она головой, глядя на улыбки на лицах любимых мужчин. — Над членами предложения что-то никто так не смеётся.       — Смеются, — с абсолютной уверенностью и буквально в один голос заявляют Стёпа с Никитой, в лёгкий ступор с налётом изумления вгоняя Маргариту. Она поражаться даже не знает, чему больше: веселью, совершенно нескрываемому обоими, или поразительной спетости сына и любимого мужчины.       — Двоих собрала в одном доме, — качнув головой, заключает Рита.