Экстренная помощь

- Ты сделал что? - переспросила Эля, забавно дёрнув головой. Её взгляд исподлобья воткнулся, как клинок, и Даня неуютно повёл плечами. - Я... Убежал. И прежде, чем девушка вскинула руки с остро блестящими ноготками, Иванов поспешно добавил в свою защиту: - Мне было страшно! Она отвернулась к доске. В гладкую чёрную поверхность клинок вонзился по самую рукоять, и Данила нервно сглотнул, зная, насколько Эля сейчас зла. Настолько, что её идеально накрашенные губы растянулись в акульей улыбке. - Позволь спросить, - сладким тоном начала она, и Даня тяжело вздохнул, - чего ты там не видел? - Ну знаешь, - промямлил Даня, начиная теребить рукава рубашки. Оганян вскинула ладонь, заставив его дёрнуться и покоситься на подругу. - Так, всё, хватит. Дань, - почти умоляюще продолжила она, и её выражение лица мгновенно изменилось. - Ты же понимаешь, что не сможешь от него всё время бегать? Даня понимал. Слишком хорошо понимал; поэтому коленки и подгибались, быстро унося трепещущего парня в противоположную от Вани сторону. Далеко. Но цепкий взгляд серо-зелёных глаз пробивал стены, как в крутых фильмах про супергероев, и негде было Даниле от него скрыться. Он чувствовал себя так, словно стоял голый в открытом поле, а на него пёр танк. Чёрная громадина, рядом с которой чувствуешь себя жалкой букашкой. - Взрослые люди, находясь в отношениях, - издевательски серьёзно добавила Эля, наклоняясь ближе, - иногда занимаются некоторыми интимными вещами, которые называются... - Перестань, пожалуйста, - панически громко воскликнул Даня. Лава под кожей коснулась уже ушей, и он не сомневался, что они светятся, как сигнал "стоп" у светофора. - Я прекрасно это знаю. Просто... Мы ещё даже не в отношениях. - Он хочет тебя, - просто заключила Эля, заставив Данилу позорно подавиться воздухом. Танк направил уже своё дуло прямо в центр его груди, и Иванов пытался не думать, как это по-дурацки пошло прозвучало в голове. - Дальше дело за вами. Вы такие придурки... Кстати, - добавила она, снова рыболовным крючком привлекая к себе рассеянное внимание Дани, - если я ещё раз к тебе наклонюсь, он меня живьём сожрёт. Сам взгляни. Она грациозно поднялась из-за парты, удаляясь в коридор, а Даня, стараясь дышать ровнее, взглянул через плечо. Ваня прожигающе-злым взглядом провожал Оганян, словно вычерчивал за ней дорожку из маленьких пожаров. Черты его лица заострились, глаза сузились, и Иванов нервно облизнул губы, представляя себе, как далеко всё зашло. Мог ли он себе такое представить, когда сидел в гостиной и его сердце разрывалось от равнодушия парня? Ваня хотел перед ним извиниться, неловко улыбаясь и переминаясь с ноги на ногу. Ваня терпел его синяки и удары, упорно хмурясь и продолжая наступать, сминая собой полевые цветы. Ваня действительно захотел его, судя по его натянувшимся в паху вчера штанам. Воспоминание яркой вспышкой обожгло щёки и губы. Он засмотрелся на Иванова, а тот, когда Эля скрылась за углом, перевёл намного более мягкий, туманный, спокойный взгляд на Даню. Они столкнулись глазами, глупо, как в фильме, и сквозь гул одноклассников этого даже не заметно было совсем, но для рыжего произошла маленькая автомобильная авария. Он резко отвернулся, понимая, как сильно спалился своим отрывистым движением плеч, и спрятал румяное лицо в ладонях. Господи. *** - А почему это я должен делать? - недовольно вздёрнул бровь Ваня. - Я тебе чё, наёмный мышиный киллер? Смотреть на то, как Эля раздражённо закатывает глаза, можно было вечно. Только Ивану похер было на Элю; он сердился, что не ухватил маленький кусочек ещё понаблюдать за рыжим в классе. Теплил себя надеждой, что домой по-любому пойдут вместе. И с каких это пор он надеяться стал? С тех самых, наверное, когда ему стало стыдно дрочить в душе на тонкую грудь и плоский бледный живот, вспоминая испуганные мутные глаза, от которых внутри всё замирало от нежности и невозможности коснуться. - Слушай, в кладовке темно, - потянула его за рукав Оганян с неожиданной силой, и Ваня послушно затопал следом. Он её и не слушал почти: думал, как с Даней объясниться наконец. С утра они так и не поговорили, а вечером он и не спал в их комнате. Иван впервые так переживал. - А я мышей боюсь до ужаса. Вот поймаешь её - и... - И? - фыркнул безрадостно Ваня. Вот если бы можно было мышей ловить за Данины улыбки - он бы сразу котом стал. Даже хвост с ушами отрастил бы. И что за хрень в голову лезет? Иванов даже волосами недовольно встряхнул, чтобы лишнего не надумать. И так не в ту степь занесло. Эля ни на мгновение не остановилась, и они уже дошли до школьной кладовой. Девушка сделала вид, что задумалась, подняв большие глаза к обшарпанному потолку. - Спасибо скажу, - фыркнула она, буквально заталкивая Ваню в тёмную кладовку. Пахнуло сыростью, и он от толчка едва устоял на ногах; недовольно обернулся, воскликнув. - Или ты мне. Он успел увидеть ехидный Элин оскал перед тем, как она вдруг захлопнула дверь. Только завитые локоны в воздухе и мелькнули. Спустя мгновение Иван услышал щелчок ключа в замке. - Какого?! - взорвался он. Не хватало ему ещё таких бабских выходок сейчас! Ему бежать надо скорее, Данилу у раздевалки караулить, чтобы не ускользнул, как бесплотный призрак. А эта ненормальная его за... - Вань? Как будто вся масса огромного цунами сначала поднялась в воздух, разрезая кислород и соль, а потом с силой бухнула обратно, в океан, и тотчас же воцарилось странное, тягучее, хмурое спокойствие. - Даня? - по-тупому ответил он, оборачиваясь. Глаза к темноте привыкали долго, но уж этот жалобно-удивлённый голос он ни с кем не спутал бы. Рыжий подсветил себя экраном, и Иванов даже губу закусил, чтобы не кинуться его целовать. Очерченные тонкие губы Данилы красиво отбрасывали тени; может, он даже сфотографировал бы это. - Зачем она... - начал Даня полувозмущённо, а потом осёкся, словно сообразил что-то. Иван только кадыком дёрнул, представляя скорость мыслительных процессов в этой бедовой голове. Выше его собственной раз в сто, наверное. - Боже. Понятно. - Хорошо, потому что мне ни хрена не понятно, - спокойно ответил Ваня. Очевидно, что мыши никакой и в помине не было, но они были заперты здесь, среди затхлых шкафов и коробок, и Данила не мог никуда убежать. Не просочится же он в щель в деревянном полу? - Но нам надо поговорить. Голос стыдливо дрогнул, и Иван на секунду крепко зажмурился. Хотелось себе втащить. Только не облажайся, Ваня. Только не облажайся. Даня вздохнул с такой обречённостью, словно был царём, решающим итог войны. Словно его маленькая бледная рука с орлиным пером в руке замерла над важным мирным договором. И всё же опустилась на лист, выводя неровную закорючку. - Ладно, - тихонько пробормотал он, выключая экран. Ваня только проморгался, чувствуя, что уже привык к полутьме кладовой. - Похоже, выбора всё равно нет. - Почему ты бегаешь от меня? - в лоб выпалил Ваня. И тут же захотел развернуться и впендюриться темечком в бетонную стену, посильнее, чтоб всё наконец на место там встало. Хотел же постепенно, намекая! И что вышло? Даня опустил голову, становясь ещё ниже. Шатен руки в карманы школьных брюк поглубже засунул, чтобы не схватить его и не прикусить слегка выступивший острый позвонок. - Потому что боюсь, - хмыкнул он неожиданно спокойно. Ваня до рези напряг зрение, вглядываясь в его бледное лицо, и понял, что рыжий слабо улыбается. От сердца отлегло, как будто он наконец вздохнул полной грудью, пробежав марафон на лучший результат. Иванов резко отлип от стенки, неосознанно приближаясь, и Даня сделал маленький шаг назад, упираясь тонкой лодыжкой в какую-то коробку. - Боишься? - переспросил Ваня. - Почему? Я же... Ну... Это... Он в смятении почесал затылок, но думать быстрее от этого не стал. Может, так и надо с ним? Задрал уже ускользать постоянно из рук, как хрупкий огонёк, столь желанный для замёрзших пальцев. - Я тебя люблю, Дань, - выпалил Иван. Данила резко вскинул голову, осоловело захлопав глазами, а у Вани в ушах шумело так, как будто он в гуще народа на концерте оказался. И в висках начала кровь стучать. Сейчас бы ещё в обморок тут навернуться. - Я знаю, что я вёл себя, как мудак. Прости за это. Только я не знаю, что мне делать теперь, потому что без тебя я уже не могу, - сбивчиво объяснил он, чувствуя, как в животе холодеет. Будто выпил лимонад и проглотил несколько льдинок. - И я, типа, не круто объясняюсь. Вообще говорю плохо. Но ты же умный, ты поймёшь, - совершенно по-тупому закончил он, краснея от собственной глупости. Льдинки скользнули прямо в живот, обдавая его изнутри холодной испариной. - А ты уверен? - тихонько спросил Даня. Ваня уже хотел было взвиться, возмущённо матернуться, мол, я тут перед тобой распинываюсь, в таких чувствах признаюсь! Да от меня за всю жизнь таких слов никто не слышал... И осёкся мгновенно, как только взгляд упал на рыжие завитки и угловатое лицо. Он робко поджал губы, глядя на него, и Иван пожалел, что здесь так темно. Он не мог разглядеть, что было там, на глубине Данькиных глаз. - Уверен, - кивнул Иванов, делая ещё шаг вперёд. На этот раз Данила не отшатнулся, и серия фейерверков шумно пронеслась где-то внутри, от чего повсюду покалывало - от мочек ушей до кончиков пальцев. Ваня как-то нелепо вскинул руки, страстно желая обнять уже это нелепое тощее чучело, но так же глупо опустил их обратно. Больше всего он боялся сейчас ещё одного удара от Дани, и вовсе не потому, что боялся боли. Вовсе не потому. Иванов вдруг гулко сглотнул, и этот звук заставил шатена дёрнуться. Каждый мускул был напряжён, как под ударами тока. - Знаешь, я-то дольше тебя люблю, - вдруг слишком отчётливо, хоть и очень тихо, произнёс Даня, и у Вани сердце просто вниз рухнуло. Тросы и канаты оборвались, как ниточки, и оно со свистом полетело вниз. К растаявшим ледяным каплям. - Но не знаю, прощать мне тебя или нет. Он взглянул как-то лисьи, исподлобья, и Ваня с замиранием сердца увидел - улыбается. Несмотря на темноту кладовки, улыбается. И от простого этого изгиба губ так тепло ему стало, что он оскалился, как сумасшедший, непроизвольно вперёд рванулся. Радость так захлёстывала его, что связь языка с мозгом пропала безвозвратно, и он начал нести всякую конченую ахинею. - Попробуй хоть, что ли, - хмыкнув, предложил он. - Я исправлюсь же. Знаешь, как курить хочется в комнате? Ужасно. Но я же выхожу. И меньше стал, кстати. Он даже плечом дёрнул, создавая иллюзию того, что у него всё в порядке. И это не его лицо сейчас мертвенно побледнело и судорожно покраснело, когда до него дошла вся суть ситуации. Даня. Его. Любит. - Какой подвиг, - фыркнул Данила, как ёж, совсем рядом с ним. От его дыхания мурашки всё тело прострелили, остро, сильно, что голова закружилась. И Данино бледное лицо вдруг оказалось так близко, что Ваня держался из последних сил. Крылья летучих мышей сгустившейся полутьмы рассыпались в пылинки, не видные глазу; светлые ресницы рыжего трогательно трепетали, и Иван готов был задохнуться позорно. - Дань, - едва не простонал он и, всё же обхватив руками его тонкую талию, прижал к себе, вжимаясь своими губами в его. Время остановилось. Ване показалось, что он сейчас стоит не в душной вонючей кладовке, а в душистом летнем саду, где повсюду распускаются огромные нежные бутоны цветов, а ветер искрится в прохладном воздухе. Рыжий отвечал на поцелуй, цепляясь тонкими ледяными пальцами за шею, и время для Иванова остановилось. От всего происходящего просто крышу срывало, и Ваня целовал ласково, но напористо, даже не веря, что это в самом деле происходит. Если это не сон и это действительно с ним случилось, то он готов и в Суворовское, и к чёрту на куличики, и делать всё, что папа-Антон ему велит, и на пятёрки учиться, и вообще... Потому что Даня в его объятиях, его нежные влажные губы в его губах - всё это было в тысячу, нет, больше раз лучше того, что когда-либо происходило с Ваней. И он только успел подумать, каким же был дебилом всё это время. Таких ещё поискать. Его с головой захлестнуло, ураганом швырнуло; повело не хуже, чем с крепкого коньяка. Поэтому Иван даже не устыдился, когда Данила нечаянно задел его стояк упругим тонким бедром и отпрыгнул, как ужаленный. Ваня нерешительно прикрыл возбуждение руками, не отводя взгляда и тяжело дыша: на его губах, казалось, навсегда теперь останется мягкий Данин отпечаток. Рыжий качнул головой и чуть сощурил сияющие глаза. - В кладовке - точно нет, Ваня. - Базара ноль, - согласно кивнул Иван. Он старался не обращать внимания на то, что Даня фактически разрешил ему сделать это с ним, просто в другом месте. Ему и правда не хотелось, чтобы каменный член порвал школьные брюки. Они помолчали какое-то время, стараясь восстановить дыхание, и смотрели друг на друга. - И, - неуверенно подал голос Ваня, - что теперь? Даня пожал плечами, хлопнув ресницами. Иванов ощутил безумное желание закатить глаза к чёрному потолку. Немая сцена, твою мать. Просто какой-то хренов театр. - Я имею в виду, - тяжело вздохнул он, - я прощён? - Если бы не был, я бы уже давно треснул тебе по шее, - возмущённо буркнул Данила. - Логично, - фыркнул Ваня и, не удержавшись, сгрёб-таки в охапку недовольного рыжего. Едва не заснул, зарывшись носом в мягкие волосы: как давно хотелось! Узкие худые плечи оказалось ужасно приятно охватывать и вжимать маленького Иванова в себя, и юноша чуть покачнулся, обнимая его. И почувствовал тонкие руки на своей талии. Они теперь, типа, встречаются? Так, что ли? Ваня произнёс это вслух, неуверенно, робко, как будто опять успел где-то накосячить. Даня по-дебильному хихикнул куда-то ему в грудь, прижимаясь крепче, и выдал что-то утвердительное. И Иванов прикрыл веки, вдыхая медовый запах волос. И рычать уже не хотелось, и скулить, и злиться, и выть, выдирая себе волосы. Вообще ничего не хотелось, кроме как стоять здесь, как идиоты, и крепко-накрепко обниматься. И Ваня отчего-то чувствовал себя самым тупейшим человеком на Земле, но вместе с этим блаженно и широко улыбался. В кладовку постучали. - Мальчики, вас можно выпускать? Или вы ещё одеты?