It Gets Better

Утро понедельника — полный бардак, в типичной манере утра понедельника. Мать Чимина убеждает его, что он должен позавтракать в день теста, и после нескольких торопливых ложек риса Чимин галопом несётся в школу с рюкзаком, больнюче бьющим его по спине. Всё в порядке, потому что тест только на втором уроке, а чиминова голова полна слишком многими вещами, чтобы физически слишком напрягаться ради этого. Тест на втором уроке, прогулка с Чон Хосоком на последнем, встреча со школьной медсестрой в конце учебного дня. Его разум переполнен бурными потоками эмоций, поскольку прогулка была инициирована самим Хосоком… как будто они друзья. И если они не уже друзья, возможно, они ими станут после сегодняшнего. Прежде всего, это та выделяющаяся мысль, когда он взбегает по ступенькам к главному входу, чтобы встретить Сокджина, запыхавшись и вспотевши. — Мой настоящий грёбаный бог, — говорит Сокджин, когда доходит до него. — Ты что, заполз сюда? — Извини, — тяжело дыша, извиняется Чимин. Они спешат через главный вход, мчась по почти пустым коридорам. — Мне надо быстренько сгонять к своему шкафчику. Иди вперёд, скажи учителю Киму, что я буду через секунду. Сокджин кивает ему, прежде чем подняться по лестнице в их класс, пока Чимин бежит дальше, в конечном итоге останавливаясь, чтобы перевести дыхание, как только добегает до своего шкафчика, лбом прислоняясь к дверце. Возможно, это и есть причина, по которой люди встают не раньше, чем за десять минут до выхода, говорит ему жжение в лёгких. Вероятно, ему следует разобраться с этим. Он выпрямляет спину и тотчас замечает слова, небрежно написанные на его локере, вероятно, чёрным маркером. Педики горят в аду Чимин моргает. Это далеко не первый раз, когда он приходит в школу и находит написанные на его шкафчике оскорбления, но на этот раз Пак немного опешил. Он не тратит времени даром, а открывает шкафчик и запихивает свой рюкзак внутрь, оставляя только то, что ему пригодится. И когда Чимин вновь закрывает дверцу, то понимает, почему, увидев это сегодня, так удивился: он был слишком занят обдумыванием других вещей, чем ненависть его одноклассников к нему, впервые за Бог знает сколько времени. Чимин смачивает палец слюной и на пробу тянет им вдоль «у» в аду. Они не стираются. Вся эта надпись лишь немного смазывается, но определённо до сих пор остаётся там. Он поворачивается в том же направлении, откуда и пришёл, звук шагов гулко раздаётся по коридору, когда Чимин бежит, чтобы присоединиться к Сокджину. Сейчас попросту нет времени на разборки с этим. Остаётся лишь ждать. * Довольно скоро их учитель понимает, что у большинства учеников на уме лишь предстоящий тест, и отпускает их на пятнадцать минут раньше обычного. Чимин не уверен, облегчение ли это для его организма или нет; он становится нервозней, чем ближе подходит время. Он и Сокджин быстренько прогоняют материал, когда медленно проходят по коридору, дрейфуя по направлению к классу, где у них будет проходить тест, но по прибытии они понимают, что у них в запасе ещё остаётся двадцать пять минут. — Хочешь затариться огромным количеством сладкого, чтобы поддержать нашу энергию? — с усмешкой произносит Сокджин, и Чимин с готовностью соглашается. Когда они выходят через один из запасных выходов, чтобы срезать путь к ближайшему магазину, телефон Чимина гудит. Тот недоумевает, видя, что единственный человек, который обычно пишет ему, в настоящее время идёт рядом с ним, поэтому вытягивает мобильник из кармана с хмурым взглядом на лице. Хосок, 10:04 удачи на сегодняшнем тесте!! у тебя всё получится~ Чимин борется с глупой улыбкой на лице, слишком осознавая сокджинов взгляд в сторону своего лица. — Кто это? — произносит Сокджин, и сердце Чимина пропускает удар. — Просто мама, — бормочет он. — Желает мне удачи на тесте. Сокджин принимает его объяснение без особого удивления, низко хмыкнув. Осознание того, что он должен рассказать Сокджину, что происходит, до того, как чувство вины начнёт откусывать куски от его мозга, кажется внезапно ближе… просто недостаточно близко. Чимин, 10:05 тебе тоже! Он собирается положить свой телефон обратно в карман, когда видит их. Дживон, Сынюн, Джебом, Сехун и Хосок направляются в их сторону от магазина. Судя по снэкам в их руках, их посетила та же мысль, что и Чимина с Сокджином. Хосок плетётся позади всех с телефоном в руке и лёгкой улыбкой на лице. Он ещё не увидел Чимина и Сокджина. К сожалению, то же самое нельзя сказать об остальных четверых, а сердце Чимина уходит в свободный полёт от первоначальной радости увидеть Хосока, когда он перенаправляет свой взгляд на них. Плечо Джебома ударяется о сокджиново, когда они проходят мимо них, и вот тогда-то Хосок поднимает взгляд. Его глаза расширяются, когда находят чиминовы, и рот раскрывается в сдержанном приветствии. Чимин не знает, что с собой делать, но смотрит на Хосока, словно отражение, в равной степени шокировано, и прежде чем он осознаёт это, они уже проходят мимо друг друга, не говоря ни слова. — Пошли искать мотель, ага-а? — растягивая слова, произносит Дживон, как только они оказываются в паре сантиметров друг от друга. Другие хихикают, когда Чимин и Сокджин оглядываются через свои плечи. Чимин делает всё возможное, чтобы не смотреть на Хосока. — Это верно, — говорит Сокджин, голос которого переполнен милашностью, когда он хватается за руку Чимина. — А ты завидуешь? Должно быть, давненько у тебя не было члена, а? Бедняжечка. Встречаться так тяжело, когда ты «закрыт». Голова Чимина в ужасе резко поворачивается в сторону Сокджина. У них была негласная договорённость о том, чтобы никогда не делать хуже для себя, отвечая… договорённость, которую Сокджин явно хочет нарушить. И, несмотря на страх, что незамедлительно полностью распускается в его груди, Чимин смеётся. — Что ты, блять, сейчас сказал? — произносит Дживон, останавливаясь. — Сокджин-а… — скулит Чимин, смех вдруг застрял в глотке. Остальные четверо также останавливаются, ожидая следующего шага Дживона. Взгляд Чимина мечется к Хосоку. — Эмм, — бормочет себе под нос Сокджин, когда те начинают надвигаться на них. Снэки мгновенно отброшены на землю. — Возможно, сейчас самое время бежать. Так что Чимин бежит. Он бежит, держа курс на главную улицу, где много людей, которые могли бы помочь им или, по крайней мере, засвидетельствовать всё, что вот-вот произойдёт. — Эй! — Чимин слышит зов сынюнова голоса через секунду и оглядывается, страх выбивает из него весь воздух. Сокджин на коленях, одна из джебомовых рук крепко расположилась в его волосах. — Ты собираешься вернуться сюда или пусть этот хорошенький мальчик возьмёт всё на себя? Чимин почти всхлипывает, но немедленно сдаётся. Он никогда бы не оставил Сокджина на растерзание этим животным. Он тотчас останавливается и тащится назад, ноги внезапно тяжелее бетона. Он снова бросает умоляющий взгляд на Хосока, но выражение его лица — одно из полных неверий. Дживон хватается за воротник чиминовой униформы с ядовитым «опускайся», когда тот приближается к ним, толкая его на колени. Чимин смотрит на Сокджина, чей взгляд прикован к Дживону, и он выглядит таким злым, злее, чем Чимин когда-либо видел его раньше, и он в тысячный раз хочет быть похожим на него. Чтобы он был здесь на коленях, но его глаза горели от гнева, а не от страха. Но Чимин не может сформировать ни единой связной мысли; всё, что чувствует он — то, как ему становится внезапно сложнее дышать. Дживон вытаскивает небольшой карманный ножичек из кармана своих брюк, и Чимин теряет рассудок. Хныканье срывается с губ против его воли, и он видит краем глаза, как Сокджин дёргается в хватке Джебома, поморщившись, когда хватка в волосах становится сильнее. — Оу, расслабься, принцесса, — говорит Дживон откуда-то над ним. — Я не собираюсь причинять тебе боль. Мы оставим это для особого случая, ага? — Он хватает Чимина за волосы так крепко, что он чувствует пощипывание в глазах от слёз. — Я просто решил, что можно сделать с этим бардаком, который ты зовёшь волосами. Это должно научить тебя держать свой ёбаный рот закрытым, хм? Чимин не может дышать. Дживон держит нож прямо перед его лицом, чтобы он мог хорошенечко рассмотреть, как он блестит на сентябрьском солнышке, и Чимин отказывается позволить слезам пролиться из глаз. Не сейчас. Не перед ними. Но слёзы, кажется, всё подступают и подступают к его горлу, пока больше не остаётся места для воздуха, и Чимин хочет взглянуть на Хосока, умолять его о помощи — три к четырём намного лучше, чем двое против пятерых — но он находится вне поля зрения, и Чимин не смеет позвать его по имени. — Что ты сказал? Хочешь быть первым? Или мы должны начать с того хорошенького мальчика вон там? — Меня, — выдыхает Чимин. — Меня первого. — Ах, вы только посмотрите на это, — произносит Сынюн откуда-то сзади Чимина. — Какой хороший бойфренд. Они снова смеются, а Чимин закрывает глаза. — Тогда ладно. Давай посмотрим, что мы можем с этим сделать. — Дживон-а, мы опоздаем. Чимин задерживает дыхание от звука голоса Хосока. — Что? У нас дохрена времени. Спокуха. — Просто, ты обещал, что вкратце объяснишь мне одну часть перед тестом, помнишь? — Он звучит незаинтересованно, как будто видит это каждый день, как будто не он провёл все выходные, переписываясь с Чимином. Словно Чимин не человек. — Я вылечу, если не смогу сдать эту часть. Хватка на волосах Чимина слегка смягчается. — Просто… Заставь Сехуна сделать это. Пауза. — Ты шутишь, да? Даже Сехун кивает, замечает Чимин краем глаза. — Правда. — Блядь! — выкрикивает тогда Дживон. — Отлично! — И отпускает волосы Чимина, оставляя его падать и опираться руками о бетон. — Тогда в следующий раз, — говорит парень, наклоняясь вниз и хватая рубашку Чимина. — В следующий раз. Они уходят. Чимин не может найти в своём затуманенном сознании силы, чтобы поднять глаза на Хосока, и это даже хорошо; он не знает, желает ли он поблагодарить его или ударить в лицо. Вместо этого, Пак продолжает лежать на земле, используя всю свою силу, чтобы дышать, поднять голову и посмотреть на Сокджина. Он хочет накричать на него, сказать ему, насколько он глуп, искушая судьбу подобным образом, но слова распадаются у него во рту стоит ему увидеть осунувшееся лицо Сокджина. Он до сих пор на коленях, опирается о землю так же, как и Чимин, руками, а на его висках выступают крошечные бусинки пота. Они сидят, по ощущениям, примерно десять минут, медленно восстанавливая способность дышать. В конце концов, Сокджин поднимается на трясущихся ногах, протягивая Чимину руку. — Давай, Чим, — он задыхается. — У нас т-тест. Чимин стискивает челюсть. — Верно, — он выдыхает. — Тест. Пак берёт сокджинову руку и позволяет поднять себя на ноги. Солнечный свет внезапно кажется слишком ярким, слишком тёплым, словно блеск ножа всё ещё пылает в его глазах. — Ты же в порядке? — спрашивает Сокджин, и Чимин кивает. Он не извиняется за это… и всё это хорошо и правильно, предполагает Чимин. Ибо он не был истинной причиной. Он не должен извиняться за то, что постоял за себя. Но Чимин не имеет ни малейшего понятия, как сфокусироваться на этом ёбаном тесте. * — Я собираюсь оторваться, — произносит Сокджин, когда закончился тест и они вернулись на улицу, прямо у главного входа пытаясь заполнить свои лёгкие свежим воздухом. — Мне как-то удалось немного собраться ради теста, но это, блять, всё, что есть во мне. Я больше не останусь сегодня ни на один урок. Чимин кивает. Его внутренности до сих пор трепещут. — Я понимаю тебя. — Хочешь со мной? Можем смотреть аниме до тех пор, пока наши мозги не высохнут в крошечные кусочки сухого мяса. Чимин качает головой. — На прошлой неделе я слишком много пропустил. Чувствую, что мне нужно пойти. — А я нет? — произносит Сокджин с изогнутой улыбкой. — Давай же, мне нужно посплетничать о Джебоме в месте, где я знаю, что никто меня не услышит. Усмехаясь, Чимин снова качает головой. — Я пришлю тебе записи с занятия попозже. Плюс, у меня встреча со школьной медсестрой сегодня. — Угх, отлично, — произносит Сокджин, драматично накидывая руку поверх глаз. — Клянусь, это самый долгий день в ёбаной истории мира, а ведь едва прошёл полдень. — Поговори мне тут. Когда Чимин сказал слова прощания Сокджину, и, с тяжелым вздохом на губах, направляясь обратно через дверь, он останавливается почти мгновенно. — Чимин-а. — Он оборачивается, всё ещё пугливо. Хосок стоит в дверях и, похоже, ждёт его. — Я видел, как ты выходил. Ты как? Чимин становится рядом с ним. Всё, что он ощущает, — пустота. — Превосходно. Брови Хосока сведены вместе, и он выглядит более встревоженным, чем Чимин когда-либо видел его. Всё-таки, равнодушный тон его голоса, прозвучавший ранее, задерживается в его разуме, и ему больно смотреть на него. — Ты собираешься в научный класс? — Думал, что да. — Он не хотел, чтобы это вышло настолько холодно. Но, возможно, оно и к лучшему. Хосок несколько мгновений изучает его лицо. — Ты должно быть, разозлён на меня. — Просто, — говорит Чимин, — ты мог бы сделать что-нибудь. — Слова жалят, покидая его уста. — Я сделал, — пытается оправдаться Хосок. Чимин смотрит на него свирепо. — Я имею в виду, до того, как он достал нож и начал размахивать им перед моим лицом. Хосок смотрит вниз, кивая. — Прогуляешься со мной? Давай поговорим. Пожалуйста? Чимин смотрит в сторону коридора. Не похоже, что ему сейчас хочется сидеть в классе и пытаться заставить себя сосредоточиться на чём-то ещё, помимо сияния того ножа в солнечном свете. Он измучен от разума до сердца, тела, души и сострадания. — Ладно. * Они отправились в парк примерно в пятнадцати минутах ходьбы от их школы. Чимин ничего не произносит, но ждёт, когда Хосок возьмёт на себя инициативу. Лишь в этот раз он чувствует, что тот заслуживает этого. — Мне жаль, — в конечном итоге говорит Хосок. Они не смотрят друг на друга, прогуливаясь. — Я не знал, что сделать. — Ты мог что-нибудь сказать. — Я сказал. — Раньше, — повторяет Чимин, раздражённый. — В смысле, насколько это, блять, может быть тяжело? Любой порядочный человек сделал бы это. Хосок прерывисто вздыхает. — Ты знаешь, какие они. — Ты всё время это говоришь, — чуть ли не кричит Чимин. Хосок смотрит на него испуганными глазами. — Да, я знаю, какие они. А ты? Видишь ли, я припоминаю, как ты говорил, что они не монстры. — Я- — То, что я видел сегодня утром, действительно заставляет меня не согласиться, — продолжает Чимин. — Никто в здравом, блять, уме не будет делать того, что сделали они, независимо от того, какова у них причина для этой хуйни. — Двое мужчин среднего возраста в своих лучших деловых костюмах смотрят на них с подозрением, когда они проходят мимо, и Чимин делает паузу, понижая громкость своего голоса. — Не могу поверить, что ты не видишь этого. — Я… Я вижу. Я вижу это. — Тогда, может быть, ты, блять, прекратишь пороть эту чушь? — требовательно спрашивает Чимин. — Почему для тебя так важно не разозлить их? Хосок молчит некоторое время. Они проходят мимо круглосуточных магазинов, заправок, входа в начальную школу, но ничего из этого не запечатлевается в разуме Чимина. На небе собираются тучи; становится холоднее. Осень поистине на пороге. — Просто… Просто я не хочу кончить, как- Он умолкает, смотря вниз. Чимин останавливается, потянув Хосока за рукав, чтобы заставить того посмотреть на него. — Как кто? Как я? Хосок сглатывает и останавливается напротив Чимина. — Как Тэгун-хён. — Они остаются там, смотря друг на друга. — Но, честно говоря, то, что ты сказал, тоже. Я не хочу быть следующим человеком, который окажется перед Дживоном на коленях с ножом поперёк горла. Не хочу. И, возможно, это эгоистично с моей стороны, но я охуеть как напуган, Чимин-а. — Слушай, — начинает Чимин, глубоко вдыхая. — Если ты так сильно это ненавидишь, тогда почему держишься рядом? Это не значит, что ты должен разругаться с ними в пух и прах. Ты мог бы просто держаться на расстоянии. Хосок трясёт головой. — Это не так просто. — Но это возможно. — Ты думаешь, мне было весело смотреть на то, что они делали с тобой? Сердцебиение Чимина ускоряется. — Я не знаю. Было ли? Ты дурил либо меня, либо их, — произносит он медленно, осознавая, что говорит правду. — Так или иначе, скоро ты будешь номинирован на Оскар. Хосок глубоко вздыхает. Они начинают идти снова, почти на автопилоте. Возможность не смотреть друг другу в глаза облегчает Чимину задачу быть честным. — Я знаю, что должен был сделать что-нибудь, — произносит Хосок. — Но я был шокирован. Я не думал, что он зайдёт так далеко. — Ты же понимаешь, да? — спрашивает Чимин. — Почему я не могу верить тому, что ты мой друг, когда ты просто позволил кому-то пырнуть меня ножом, ничего не сделав? Ты же видишь, что в этом нет смысла, верно? Хосок вновь вздыхает, тяжело и безосновательно. — Я понимаю, — тихо произносит он. — И мне жаль. Я должен был сделать больше. Но, Чимин-а, если бы я хоть на секунду подумал, что он собирается причинить тебе боль… Чимин ждёт. Конца предложения не следует. — Тогда что? Хосок смотрит вперёд. — Я не знаю, что бы я сделал. * Парк пуст, если не считать двух сидящих матерей на скамейке, неторопливо толкающих коляски туда-сюда, пока разговаривают. Чимин и Хосок находят скамейку на противоположном конце парка, опускаясь на неё с одинаково тяжёлыми вздохами. — О чём ты думаешь? — спрашивает Хосок после нескольких минут, когда они переводили дыхание. — Не знаю, — говорит Чимин. Сегодня немного ветрено, и он начинает жалеть, что не надел этим утром куртку. — Я просто очень сильно хочу отсюда выбраться. — Я тоже, — произносит Хосок. — Я даже не могу представить, каково тебе. — Чимин наблюдает, как он неловко поигрывает своими пальцами. — Ты, э-э… Ты упоминал некоторое время назад, что принимаешь снотворное. — Агась. — Могу я спросить? Чимин прислоняется к скамейке. — Почему я принимаю их? — Хосок кивает. — Ну, ходить в школу в самом глубочайшем измерении ада, вроде бы, лишает радости просыпаться по утрам, — говорит ему Чимин. — Поэтому было не очень легко спать в последнее время… постоянно. Хосок мычит в понимании. — И исходя из того, что ты сказал мне, предполагаю, они работают? — Чимин кивает. Лицо Хосока и тон его голоса такой серьёзный, но совершенно отличен от того дня, когда он рассказывал о своём кузене. Чимин не уверен, как это толковать. — Это хорошо. Но, Чимин-а… Почему ты не говоришь учителям, что происходит? — Я говорил. — И что произошло? Чимин безрадостно смеётся. — Ты не захочешь этого знать. Губы Хосока растягиваются в полуулыбке. — На самом деле, я правда хочу. — Долгая история, — произносит Чимин, отмахиваясь от слов рукой. — Я бы предпочёл не… — Хорошо, — незамедлительно отвечает Хосок. Чимин наблюдает за тем, как он избегает его взгляда. То, что Хосок рядом с ним, больше не кажется таким нереальным. — Скажем так, от них было мало толку. Хосок кивает. — Ублюдки. — Чимин не удерживается от смеха. — Во всяком случае, прости за допрос, — произносит Хосок потом, в его голос возвращается часть его обычной энергичности. — Нахуй это всё. Мы ушли оттуда на целый день, и до Чусока у нас остался всего лишь день. — Он примеряет заботливую, но лучезарную улыбку. Чимин не может не улыбнуться ему так же в ответ. — Мне нужно вернуться попозже, — говорит он. — У меня встреча со школьной медсестрой. Хосок сдувается. — О. Что ж. Я провожу тебя. — Ты не должен делать что-либо из чувства вины. — Но я делаю это не из чувства вины, — говорит Хосок с лёгким смешком. — Чисто по корыстным причинам, уверяю тебя. — Он приостанавливается, взгляд внезапно смягчается на чиминовом лице. — Ты всё ещё злишься на меня? Чимин задумывается. — Чем больше я думаю об этом, тем больше задаюсь вопросом, имею ли я право. Хосок хмурится. — Конечно, имеешь. Я понимаю, что мы только-только начинаем узнавать друг друга, но я часто делаю тупую хуйню, которая гарантирует гнев. Очень часто, на самом деле. Рассмеявшись, Чимин трясёт головой. Он поднимает одну ногу на скамейку, подкладывая её под себя. — Я просто хочу сказать, что знаю, что тебе страшно. И я знаю, каково это. — Он пожимает плечами. — Я должен был это как-нибудь понять. — Это не… — Хосок начинает, останавливается и глубоко вздыхает. — Ты слишком добр во вред себе, ты же знаешь? — Я просто пытаюсь понять. — Ну, хватит, — со смешком говорит Хосок. — Я просто трус. Понимать особо нечего. Чимин колеблется. — Хосок-а. — Мне правда жаль, — перебивает Хосок его. — За то, что не сделал всё, что мог бы. И, буду с тобой честным, я не могу точно сказать, какая у меня будет реакция, если это когда-нибудь произойдёт вновь. Всё, что я могу сделать, это попытаться стать лучше. Чимин позволяет руке задеть предплечье Хосока на мгновение. Хосок улыбается ему, и Чимин расслабляется. — Они злились на тебя за то, что ты разрушил их момент? — Не-а, — пожимает плечами Хосок. — Он обещал помочь мне. И не похоже на то, что они на самом деле хотели навредить тебе. Правда, — добавляет он на чиминов недоверчивый взгляд. — Они только напугать вас хотели. И, думаю, они почувствовали, что в некоторой степени им это удалось. — Ага, — выдыхает Чимин, — никаких, блять, шуток. Две матери встают со скамейки и уходят, а Чимин наблюдает за ними издалека. События этого утра чувствуются далёкими и расплывчатыми, как будто они происходили во сне, но он знает, что никогда не забудет той волны страха, разбившейся об его нутро при виде ножа. Подумать только, он считал себя готовым к чему угодно, что они могли бы сделать с ним, до сегодняшнего утра. — Хорошо, — нервно произносит Хосок, когда Чимин потягивается. Его встревоженный взгляд прикован к лицу Чимина. — Достаточно всего этого. Давай выжмем из этих нескольких минут всё возможное, прежде чем вернёмся назад. — Он поднимает взгляд на пасмурное небо, ветер поигрывает с его чёлкой. — Давай сбежим на мгновение. Если бы прямо сейчас ты мог быть где угодно на Земле, — спрашивает он, закрывая глаза, на одно мгновение замечтавшись, — что бы ты сделал? Чимин мурчит, тоже закрывая глаза. Не может быть и речи о каждом месте, которое он когда-либо посетил в своей жизни. — Я смотрел туристическую программу несколько недель назад, — рассеянно говорит он, — где они путешествовали по Северной Европе. Норвегия, Швеция, Финляндия, такого типа штуки. Было приятно. — Да? — Ага. Знаешь, полуночное солнце и всё такое. И пейзаж безумно красив. Хосок смотрит на него с выжидательной улыбкой на лице. — Итак, что бы ты сделал? — Я был бы… На берегу озера в сельской местности Финляндии, — решает он. — Выхожу из сауны в озеро, и, наконец, вновь греюсь в приятном джакузи. Вдали от цивилизации. С Сокджином, возможно. Ага, прямо сейчас звучит очень даже замечательно. — Неплохо, — кивая, произносит Хосок. — Не слишком безумно, не слишком скучно. Оригинально. — Что насчёт тебя? — Меня? О, для меня это всегда одно и то же, — ухмыляется Хосок. — Гавайи, наблюдаю закат солнца, объедаясь целой горой пиццы со шведского стола. Предпочтительней та, что открыта только для меня. — Он делает знак «ОК» рукой и целует кончики большого и указательного пальцев со смачным «муа». — Безупречно. — Гавайи? — повторяет Чимин, смеясь. — Ты такое клише, чувак. — Потому что инопланетяне, сделавшие меня, смоделировали меня по образцу среднестатистический человека, — произносит Хосок. — Среднестатистическая внешность, среднестатистический интеллект, среднестатистический размер члена. Спасибо Богу за небольшие любезности. Чимин закрывает своё лицо руками, когда смеётся. — Очевидно, что твой разум всё ещё принадлежит другой планете. Хосок поднимает руки, пожав плечами. — Знаешь ли, эти культурные различия трудно преодолеть. И Чимин вновь смеётся, мгновенно забыв об усталости. * — Как я понимаю, ты вновь начал принимать свои снотворные пилюли. Школьная медсестра сидит напротив него за столом. Трудно чувствовать себя человеком в этой комнате, и поэтому он считает, что так же трудно вести себя как один из них. В один из углов втиснут стол, есть небольшой кофейный столик с четырьмя стульями, расположенными вокруг него, и крошечное окошечко прямо напротив двери. Стены бледно-жёлтые, а вся комната пахнет кофе. — Да, начал. — И как ты их находишь? — Отлично. Медсестра Ли кивает с вежливой улыбкой. — Хорошо. Это хорошо. Однако же, у твоей матери всё ещё есть некоторые опасения насчёт твоего общего психического здоровья. Чимин смотрит на неё. — Ладно. Медсестра Ли прочищает горло. — Мы обсуждали вариант антидепрессантов. — Нет, — мгновенно отвечает Чимин. — Нет? — Нет. Я больше не хочу лекарств. Чимин может практически увидеть, как её мозг замыкается. — Многие люди находят это весьма полезным-- — Проблема не во мне, — обрывает её Чимин. — Я бы не впадал в депрессию, если бы люди не относились ко мне как… как к дерьму всё время. Вот что нужно изменить. Не меня. Медсестра Ли облизывает губы, пытаясь собраться. Толстый журнал в её руке давно позабыт. — Я заметила, что ты очень открыт в своём… своём образе жизни. — Её взгляд падает на сумку у ног Чимина и поднимается обратно к его глазам. Чимин откидывает голову на спинку стула. — Совсем недавно я не был открыт. Проблема не в этом. — Как же другие студенты узнали? Если ты сам им никогда не рассказывал? — Я не знаю, — пожимая плечами, произносит Чимин. — Они всегда знали. Я не знаю, каким образом. — Может быть, если бы ты не выставлял это напоказ, как-- — Бооже мой, — стонет Чимин, — Не могу поверить в то, что крошечный флажок смог всех оскорбить. Видите, это проблема. Это. Прямо сейчас. — Чимин-ши, — резко говорит ему медсестра Ли, — здравый смысл заключается в том, что, когда ты делаешь определённый выбор, ты должен рассчитывать на некоторые последствия. Чимин прикусывает язык. Арест не поможет его делу. Любая мысль сказать ей, что один из других учеников махал перед ним ножичком всего несколько часов назад, бесконечно далека. — Я не нарушаю никаких правил, — говорит он. — Это делают они. — Да, но, как ты знаешь, довольно сложно сделать что-нибудь в таких случаях, не имея каких-либо доказательств. Мальчики всё ещё отрицают твои обвинения. То, что она действительно имеет в виду, говоря «сложно сделать что-то в случаях, подобных его», когда один из обвиняемых является сыном состоятельного бизнесмена с дружелюбнейшим видом экономических связей с директором школы, а обвинитель родился у бедной матери и без отца. Но опять же, Чимин сдерживает свои слова, свой гнев и слёзы, что хотели пролиться с утра, только на мгновение отвлечённые нелепостью Чон Хосока. Он позволяет ей говорить, думая о Хосоке, его смехе, о тревожных глазах на его лице в парке. На этот раз нет правильного ответа. * Когда Чимин выходит из офиса медсестры несколько минут спустя, он полностью измотан. Всё, что он хочет сделать, — забрать книгу по науке из шкафчика (лучше попытаться догнать то, что пропустил сегодня) и сбежать домой, завалиться на кровать и проспать весь день. Но, заворачивая за угол в пустом коридоре, он обнаруживает Хосока, который стоит перед его шкафчиком, повернувшись к нему спиной. Чимин замирает на месте. Хосок, похоже, что-то делает… пишет что-то на двери его шкафчика, и кровь Чимина стынет. В памяти всплывает надпись на его локере — это казалось таким незначительным по сравнению с остальной частью дня — и ему вновь трудно дышать. Он ещё не знает почерк Хосока. Но, если он поймает его за действом прямо здесь и сейчас, не нужно будет гадать, на чьей же он всё-таки стороне. Довольно скоро Хосок заканчивает то, что делал, и передвигается по ряду шкафчиков, пока не находит свой. Чимин принимает это за знак и идёт решительными шагами, скрипом своих кроссовок по холодному каменному полу предупреждая Хосока о своём присутствии. Однако он не поворачивается. Когда Чимин подходит к своему шкафчику, Хосок удивлённо дёргается. — О, эй-- Ты всё ещё здесь? — Да, — говорит Чимин, но остальная часть фразы застревает в горле. Его шкафчик чист. Всё, что осталось от слов, нацарапанных утром, — небольшое расплывшееся пятно серого, вымытое в почти невидимое, влажное месиво. Если бы Чимин не знал, откуда оно взялось, он бы, вероятно, вообще не заметил. — Ага, я-- Я возвращался домой, но потом вспомнил, что забыл эту книгу, и поэтому мне пришлось… мне пришлось вернуться, — запинается Хосок. Он поднимает книгу, и Чимин наблюдает за ней в удивлении. — Но, да, я должен идти прямо сейчас, так что… Увидимся позже. Рука Хосока касается чиминового плеча, когда он проходит мимо, и Чимин застывает на месте, смотря на дверь своего локера. Он ничего не может с этим поделать. Его сердце уходит вразнос. Он берёт свою книгу и выходит на улицу, а его сердце до сих пор глухо стучит в груди. Образ взволнованного лица Хосока, пойманного на попытке защитить Чимина, всё ещё свеж перед его глазами, как новый комплект век. Он слишком устал думать. Как сказал Сокджин перед уходом, казалось, с неделю назад, это был самый длинный день в истории. И мысль о Сокджине побуждает его к действию. Пришло время рассказать своему лучшему другу, в какую неразбериху начинает превращаться его жизнь.