Чимин слетает с дивана в гостиной, слыша два стука во входную дверь.
— Я открою! — кричит он и спешит в коридор, когда мать озадаченно смотрит на него. Когда он достигает входной двери, то останавливается, глубоко вдыхая и протянув руку, чтобы поправить свой свитер. Силуэт Хосока через матовые стеклянные окна выглядит ангельски; Чимин клянётся, что может увидеть его крылья. Он распахивает дверь, не в состоянии ждать боле ни минуты.
Улыбка Хосока настолько ярка, что её тепло почти сбивает Чимина с ног.
— Привет, — произносит он, подняв сумку выше на плече. Мгновение, а затем глаза Хосока путешествуют вдоль тела Чимина. — Выглядишь изумительно.
— Как и ты, — отвечает Чимин, отступая в сторону в бессловесном приглашении войти. Как только он входит, Чимин должен побороться, чтобы не показать, насколько он ценит Хосока в его чёрных джинсах и свитере в красно-чёрную полоску. — Я мог бы привыкнуть видеть тебя без униформы. — Хосок склоняется вниз, чтобы снять обувь, но поднимает на Чимина взгляд, который точно говорит ему, как это звучало. — Э, я имею в виду…
Хосок только смеётся, и, когда он выпрямляется вновь, его глаза направлены за плечо Чимина. Он разворачивается, следуя за его взглядом, и обнаруживает свою мать, стоящую в дверном проёме гостиной, а её вопрошающий взгляд метался между ними.
— О, ух, мам, — говорит Чимин, выталкивая Хосока немного вперёд. — Это Хосок. Мы с ним одноклассники.
Она кивает, и Хосок приветствует её низким поклоном.
— Здравствуй, Хосок.
— Приятно познакомиться.
— Мне тоже. Как так произошло, что я не видела тебя раньше? — Чимин помнит выражение лица своей матери, когда он впервые познакомил её с Сокджином; это наполовину одобрительное и наполовину подозрительное лицо, которое хочет, чтобы Чимин завёл друзей… не более того.
— Мы, ээ, совсем недавно стали друзьями, — осторожно говорит Хосок, и Чимин кладёт свою руку ему на спину.
Его мать снова кивает.
— Останетесь на обед?
Хосок смотрит на Чимина, будто спрашивая разрешения, а Чимин улыбается ему.
— Если это вас не затруднит, то я бы с удовольствием.
— Нисколько не затруднит, — отвечает она, на её лице нехарактерно милая улыбка.
Чимин показывает Хосоку в сторону лестницы.
— Мы будем в моей комнате.
— Хорошо. Если что-то понадобится, дайте знать.
Хосок снова кланяется, и Чимин подталкивает его вверх по лестнице, стремясь оставить их наедине.
Он хочет наброситься на Хосока в ту же минуту, как дверь закрывается, но замирает, наблюдая за его спиной, когда тот становится посередине комнаты. Чимин зависает на несколько секунд, просто наслаждаясь тёплым присутствием Хосока в своей комнате.
— Нашёл что-то интересное? — спрашивает он, и Хосок оглядывается на него.
— Просто осматриваю комнату, — пожимая плечами, произносит он.
— Ты же уже был здесь.
— Да, но я либо был пьян до потери сознания, либо пытался выблевать свои мозги, — Хосок морщится от воспоминания. — У меня не было шанса на самом деле
увидеть её, знаешь ли. — Он разворачивается, дотягиваясь до рук Чимина, и притягивает его ближе к себе. — Мне нравится твоя комната.
— Правда? — произносит Чимин. — Я всегда находил её мрачноватой. Как бы я ни пытался осветить её, она всегда напоминает пещеру, или что-то типа того.
Хосок мычит.
— Может, именно поэтому она мне и нравится.
Он отпускает руки Чимина и подходит к книжному шкафу, позволяя своим рукам пройтись по длинным рядам книг, иногда останавливаясь, чтобы прочитать их названия. Чимин не уверен, почему, но, то, как Хосок ходит по его комнате, заставляет его чувствовать тепло, словно бы цвета Хосока просачиваются в остальную жизнь Чимина, чтобы сделать то, что у них есть, более реальным.
— Ты правда много читаешь, хах? — спрашивает Хосок, посмотрев через плечо, и Чимин кивает.
— Это моё единственное настоящее хобби. — Хосок приседает, чтобы взглянуть на несколько DVD, которые Чимин держит сложенными в стопки на самой нижней полке. — Я брал уроки балета, когда был помладше, но другие дети продолжали дразнить меня из-за этого, поэтому я бросил.
— Ты шутишь? — говорит Хосок, моментально забывая о своём квесте по лазанию по полкам. — Ты занимался балетом?
Чимин кивает.
— Я уже не вспомню даже самые базовые стойки, но да. Мне это правда нравилось.
— Я тоже танцевал, — говорит Хосок, и Чимин не знает, почему так удивлён. — Это был не балет или что-то в этом роде, а хип-хоп, уличный стиль. Возможно, в сравнении с тобой, я двигаюсь как бульдозер.
Чимин фыркает.
— Но ты больше не танцуешь?
— Не-а, — говорит Хосок, вставая с пола и возвращаясь к Чимину. — Я бросил в первый же год в старшей школе. Просто у меня больше нет для этого энергии. — Он пожимает плечами. — Но потом я понял, насколько я был беспокойным без выхода всей этой избыточной, инопланетной энергии, поэтому вместо танцев я начал заниматься боксом.
— Оу? — произносит Чимин, когда Хосок берёт его руки в свои и прижимается поцелуем к его щеке. — Не думаю, что когда-нибудь слышал, чтобы ты говорил об этом.
— У нас перерыв на несколько месяцев, — объясняет Хосок. — Начнём после нового года.
— Ох. — Чимин ступает чуть ближе; он чувствует, что не может остаться в стороне, неконтролируемо притягиваясь к теплу Хосока. И прежде, чем он понимает это, его руки уже обернулись вокруг шеи Хосока, как будто им там самое место, а сами они снова целуются; это второй поцелуй Чимина, и он выдыхает, в то время как пульс скачет с каждым прикосновением их губ. Хосок отстраняется с шаловливой улыбкой, и Чимин изо всех сил пытается игнорировать то, как щекотливо он чувствует себя, когда руки Хосока гладят его талию.
— Прежде, чем я забуду, — произносит Хосок, ещё разок клюнув Чимина в губы прежде, чем подойти к своей сумке, отброшенной к двери. — У меня есть для тебя кое-что важное. — Он вытаскивает подарок, обёрнутый в серебряный и украшенный зелёным бантом, из своей сумки, и Чимин дует губы.
— Хосок…
— Нет, заткнись, — смеётся Хосок. — Ты мой парень, и ты примешь мой подарок. И это окончательное решение. — Чимин дуется дальше. — И не смотри на меня так, когда ты знаешь, насколько я слаб перед этим. — Чимин добавляет несколько щенячьих морганий, и Хосок немедленно поднимает подарок, чтобы прикрыть им своё лицо. — Нетушки!
— Отлично, — произносит Чимин, с неохотой беря из хосоковых рук подарок. — Но ты правда не должен был.
— Я в курсе, — подняв бровь, отвечает Хосок. Чимин разрывает бумагу, и он продолжает: — Не то чтобы это здоровский подарок. За такой короткий срок было довольно сложно найти что-то, тем более, что я такой тупой, и ээ, ага… Так или иначе, хоть и запоздало, но счастливого дня рождения.
Портативная колонка. Чимин поднимает взгляд на Хосока, слова застряли во рту; он просто надеется, что это не дорого.
— Я просто-- В прошлое моё пребывание здесь я не заметил никаких колонок, а я знаю, что ты много слушаешь музыку, так что я просто подумал… — Он затухает, пожав плечами. — Надеюсь, тебе это понравится.
— Это так заботливо, — тихо говорит Чимин. — Ты такой милый-- в смысле,
это, это так мило. Спасибочки.
Он быстро целует Хосока в уста, прежде чем мягко плюхнуться на софу, выуживая телефон из кармана, чтобы тотчас подключить колонки. Хосок застенчиво следует за ним, кончики его ушей снова покраснели, и Чимин не может не наслаждаться этим видом. Достаточно скоро его любимая музыка растекается по комнате. Это уже больше похоже на дом.
Хосок садится на софу и, когда Чимин опирается боком о спинку, позволяет ему забросить ноги на свои колени. Их руки снова сомкнулись, и Чимин пропитывается этим моментом, за долгое время чувствуя больше удовольствия, чем он может вспомнить.
— Не могу поверить, я встретил твою маму, — произносит Хосок, неверяще улыбнувшись. — Я разбросал очки бойфренда слева и справа здесь. — Чимин одаривает его вопросительным взглядом, и Хосок трясёт головой. — Извини. Мне просто нравится называть себя твоим парнем.
Чимин зарывается лицом в плечо Хосока, чтобы спрятать свою улыбку.
— Ты отлично справился, — говорит он. — Могу сказать, что ты ей понравился.
Хосок мурчит.
— Увидим после обеда, — ухмыляется он, и Чимин тычет пальцем в бок Хосоку, заставляя его подпрыгнуть на месте.
— Я тоже хочу увидеть твою комнату.
— Увидишь.
Чимин ожидает обещания, объяснения, какого-нибудь плана, но его встречает тишина. Что-то в том, как Хосок избегает смотреть на него, заставляет Чимина бросить эту тему. Один шаг за раз, говорит он себе, хотя в его внутренностях искрит от беспокойства.
— Всё ещё ни слова от Сокджина? — потом спрашивает Хосок, и Чимин притворяется, что его не покоробила внезапная смена темы.
— Нет, ничего.
— Но ты же рассказал ему о Джэхване?
— Рассказал, — кивает Чимин. — Он просто не ответил.
— Но он должен знать, что ты не сделал ничего плохого, — нахмурившись, произносит Хосок. Его ногти скребут осторожно по коже ладоней Чимина, посылая вдоль его спины мурашки. — Нет?
Чимин морщится.
— Я имею в виду… на самом деле. — Хосок продолжает смотреть на него в замешательстве, поэтому Чимин глубоко вздыхает и готовит своё сердце к этому разговору. — Сокджин очень… подозрительно относился к тебе, — произносит он, и Хосок кивает, чувство вины уже болезненно очевидно на его лице. — И я тоже. Но также я был слепо влюблён в тебя по уши, а Сокджин нет, поэтому… он сказал, что я должен осторожно выбирать слова, когда разговариваю с тобой. И хотя ни в чём из того, что произошло, не было твоей вины… Даже после его предупреждения, я всё-таки рассказал тебе о его свидании. Я всё равно его подвёл.
Хосок нервно смотрит на него.
— Я всё ещё сожалею о произошедшем, Чимин.
Чимин встряхивает головой.
— Ты не имел к этому никакого отношения, — произносит он, сжимая руку Хосока в своей. — Тебе не за что извиняться.
Но Хосок только трясёт головой.
— Честно говоря, я типа ощутил облегчение, когда мне пришлось очень много повторять к школьному тесту. По крайней мере, это заставило меня отвлечься от всего разом на несколько минут.
Чимин мгновенно отводит взгляд, дремлющий стресс просыпается с оглушительным визгом.
— Что? — спрашивает Хосок, немного наклоняясь вперёд, чтобы постараться поймать взгляд Чимина.
— Эм, — произносит он, — на самом деле, я ещё не начал готовиться к тесту.
Хосок широко распахивает глаза.
— Но ведь всего месяц остался.
— Я знаю, — произносит Чимин, одна рука поверх глаз. — Мне пиздец. Я просто не мог даже подумать об этом из-за всего, что происходило, и какое-то время я даже не думал, что… — он останавливается.
— Что? — снова вопрошает Хосок, и Чимин трясёт головой. — Нет, ты не думал, что будешь что? Можешь рассказать мне. — Он обхватывает лицо Чимина ладонью, заставляя его посмотреть на себя.
— Я не думал, что ещё буду здесь, когда придёт время тестов.
Чимин не смотрит на него и ищет в своём мозгу хоть что-то, всё, что угодно, что сможет заставить слова казаться незначительней, чем они есть, но взгляд Хосока в его сторону выжигает любые идеи, которые он только может придумать. Они молчат несколько мгновений, а потом Чимин улыбается Хосоку, пытаясь минимизировать любой урон, который он, возможно, нанёс по желанию Хосока к нему, а тот вытягивает свои ноги из-под чужих, возвышаясь над Чимином. Он садится на его колени, и Чимин ощущает ещё одну вспышку волнения, несмотря на своё уже яростное смущение.
— Можешь пообещать мне кое-что? — говорит Хосок, и одна из его рук поднимается, чтобы погладить волосы Чимина, так бережно, так нежно.
— Могу попытаться, — произносит Чимин, хотя его сердце не говорит
ничего.
— Если ты когда-нибудь снова почувствуешь себя так, — начинает он, и звучит он неуверенно. — Ты скажешь мне? Вместо того, чтобы держать это в себе или скрывать.
— Хосок, — произносит Чимин, — единственный раз, когда я не чувствую себя так, — это когда я с тобой.
Хосок слабо ему улыбается. Его пальцы оставляют тёплый след от виска и вдоль по подбородку.
— Мы уже знаем, что я не могу быть на твоей стороне всегда.
Чимин кивает.
— Я знаю.
— Поэтому, если меня нет рядом, звони мне. Пиши. В любое время. Хорошо?
— Я постараюсь.
Хосок наклоняется вперёд и целует его, и они вместе сползают по дивану, пока Хосок не оказывается лежащим на нём, целуя глубже, чем Чимин думал это возможно. Защищающий его Хосок — такой наркотик, настолько вызывает привыкание, что он хочет отмотать время назад и показать ему каждый порез, каждую рану и каждую царапину, просто чтобы он смог получше их зацеловать, но Чимин так боится быть слишком, слишком испорченным до конца жизни, что успокаивается, чувствуя эти нежные, исцеляющие поцелуи на своих губах.
— Я не могу потерять тебя сейчас, — выдыхает Хосок между поцелуями, и его голос хриплый и трепещущий. Разум Чимина паузится на минуту, чтобы понять, что Хосок неподдельно возбуждён из-за
него, но остальная часть его мыслей поглощена путаницей из возбуждения и любви. Его руки блуждают по телу Хосока самостоятельно, а чужое дыхание настолько тяжело на губах Чимина, что тому хочется сделать больше, больше, больше, но потом Хосок отстраняется, дыхание перехватывает в горле. — Мы должны-- Возможно, мы должны--
— Ага, — соглашается Чимин, садясь, чтобы опереться о подлокотник софы, когда Хосок вновь садится на его колени. Независимо от того, сколь сильно его тело кричит о том, чтобы Хосок коснулся его, при виде его покрасневшего лица и припухших губ, вероятно, не очень хорошая идея делать что-то ещё, когда его мать дома. — Блядский Христос.
Хосок смеётся, целуя Чимина вновь, как будто он не может удержаться, как будто он тоже это чувствует; это физическое притяжение, мешающее слишком долго оставаться вдали друг от друга.
Чимин задерживает дыхание и понимает, что влюбляется сильнее и быстрее, чем это, вероятно, является здоровым, но он хочет отдать всё своё Хосоку, хочет сделать его счастливым, хочет видеть эту яркую, лучезарную улыбку на его лице каждый миг, который он проводит, бодрствуя.
***
Они решают начать заниматься к тесту вместе, так что Хосок сможет ввести его в курс немного быстрее. Протесты Чимина и чувство вины из-за того, что он крадёт бесценное время подготовки у Хосока, немедленно отклонены последним, и хотя Пак всё ещё чувствует себя дурно из-за этого, он не может жаловаться на то, чтобы провести своё свободное время со своим парнем. Они быстро отказываются от идеи заниматься в библиотеке и проводят дни в комнате Чимина, в основном в тишине, а иногда с тихой фортепианной музыкой на фоне. Хосок никогда не предлагает заниматься в его доме, а Чимин не давит на него.
— Ты знаешь, что некоторые кладут конфетку в конце каждого параграфа в своей книге, а когда добираются до этого места, то съедают её? — однажды спрашивает Хосок. Они занимаются уже почти четыре часа, и мозг Чимина начинает ощущаться, как нечто липкое.
— Да? — Он поднимает взгляд на Хосока, который сидит рядом с ним за столом.
— Мы должны попробовать, — говорит он, — но с поцелуями. — Парень ухмыляется Чимину, который мгновенно падает лицом в свою раскрытую книгу.
— Это должен быть стимул, чтобы ты продолжал читать, или ты просто хочешь целоваться?
Хосок прикусывает губу.
— Ну.
— Тебе не надо спрашивать, идиотина.
— Ладушки, — произносит Хосок, — позволь мне лечь головой под твою книгу, чтобы всякий раз, достигая конца новой страницы, ты мог целовать меня. — Он пытается встать, а Чимин смеётся, ударяя его ручкой в своей руке.
— Погоди.
Чимин располагает углом его стул так, что Хосок становится лицом к Чимину, прежде чем выставить свой стул прямо перед его. Он вытягивает ноги, чтобы опереться ими о край стула Хосока.
— Ставь свои ноги на мой стул, — инструктирует его Чимин, и Хосок повинуется; оба сгибают ноги в коленях и ставят их на стулья друг друга. — Вот, — говорит он, прислоняя его книгу к своим бёдрам. — Теперь тебе будет удобней. Усердно трудись и будешь щедро вознаграждён.
Хосок использует колени Чимина, как подставку для книги.
— Первое место в нашем классе, а вот и я, — говорит он, хватая ручку и погружаясь обратно в учебные записи. Чимин смеётся, стресс от учёбы на мгновение покинул его.
***
Месяц, оставшийся до школьного теста, пролетает незаметно. Во время школьных занятий Чимин и Хосок притворяются, что не знают друг друга, и притеснения продолжаются, но Чимин держит наушники включёнными, когда выходит из класса. Он не хочет слышать никаких оскорблений, брошенных в свою сторону, если Хосок не заступится за него, и пока он этого не сделал. И хотя Чимин знает, что его одноклассники по-прежнему думают о нём так же, как и всегда, скрывать свои секретные отношения прямо у них под носом удерживает его от того, чтобы не слишком сильно погрузиться в отчаяние. Особенно, когда Чимин провожает Хосока домой в конце каждого учебного дня и получает те доведённые до отчаяния поцелуи, словно Хосок не может насытиться им.
Он пытается быстро выучить то, что пропустил, занимаясь между классами, что оставляет его достаточно истощённым, и он подозревает, что ему, вероятно, больше не нужны пилюли для сна. Всё, что Чимин делает: учится, ходит на уроки, ест, целует Хосока и спит. Это удерживает плохие мысли на отшибе, но чем ближе они подплывают ко дням экзамена в середине ноября, тем более иссушённым он себя чувствует.
— Почему он вообще беспокоится-то? — слышит он однажды ржание безымянного парня, когда закрывает свою книгу с ханча, чтобы направиться в следующий класс. — Все знают, что он всё равно кончит, как дешёвая уличная шлюха для других пидоров.
Чимин останавливается. Он разворачивается и смотрит в ответ на парня и его друзей, которые пялятся на него удивлённо и с ехидным азартом — он никогда не пытался постоять за себя. Никогда. Даже в этот момент Чимин знает, что это ни к чему не приведёт, но впервые за всю свою жизнь он
хочет сказать хоть что-нибудь.
Прежде, чем Чимин сможет сделать это, знакомые мысли наводняют его разум. Он заслуживает этого. Он заслуживает того, чтобы к нему цеплялись и ставили на место: вот и всё. И какой бы язвительный ответ ни поднимался по горлу, он должен сгореть в животе вместе со стыдом.
Он уходит прочь.
***
Хотя Чимин и пытается изо всех сил убрать эти мысли из своей головы, он чувствует, как они распространяются по его мозгу и убивают последний кусочек фокусировки, когда он занимается с Хосоком после школы в тот день. Чимин не упоминал о том комментарии своему парню, потому что в этом нет нужды. У них обоих есть дела и поважнее. Как, например, грёбаная история, огрызается он про себя, глядя на мешанину из дат и имён в своей книге. Сильная головная боль занимает всё его внимание вокруг висков, и он не может заставить себя уловить хоть что-нибудь на странице перед глазами. Он уверен, что прочитал эту страницу уже пятьдесят раз.
— Странно, — произносит Хосок, пугая Чимина. Слишком долго было тихо. — Не знаю, твоё ли это воздействие на меня, но думаю, здесь что-то наподобие штуки с собаками Павлова. Каждый раз достигая конца параграфа, я автоматически вытягиваю губы.
Он ухмыляется Чимину, который не поднимает взгляда, склонив голову к руке.
— Эй, — произносит Хосок через несколько минут, положив одну руку на его колено. — Ты нормально себя чувствуешь? Ты уже минут двадцать пялишься на одну и ту же страницу.
— Отлично, — огрызается Чимин, — у меня просто охуеть как болит голова, блять.
— Хей, ты должен был сказать мне, — говорит Хосок, немедленно закрыв книгу. Чимин остаётся там же, где и сидел, двумя пальцами потирая свой висок. Хосок кладёт руку на ту часть, которую пытается прочитать Чимин, и тот, раздражённый, поднимает взгляд. — Давай сделаем перерывчик. Ладно?
— Я не могу сделать перерыв, — выплёвывает Чимин. — Мне надо закончить эту хуйню.
— Чимин. Эй. — Он наклоняется, пытаясь словить взгляд чиминовых глаз. — Не стоит из-за этого терять рассудок. — Чимин секунду смотрит на него, но молчаливо отрицает его слова. — Что происходит?
— Я просто, — пытается выговорить Чимин, и, к его разочарованию, он чувствует, как слёзы давят на горло. — Я просто должен преуспеть в этом тесте, или я… — Он вздыхает, пытаясь собраться. — Я не хочу быть никем всю свою жизнь.
— О, любимый, — произносит Хосок, одной рукой сжимая чиминову. — Ты никогда не станешь никем.
На этот раз утешение Хосока не ощущается тёплым и вообще успокаивающим, а холодным, неуютным и… не для него.
— Да ну, Хосок, — произносит он, и слёзы наворачиваются из-за чистейшего разочарования. — Я – ёбаное определение пустого места.
Хосок перебрасывает руку поверх его плеч, прижимаясь быстрым поцелуем к его щеке.
— Мы скоро уедем отсюда, — тихо произносит он, и Чимин закрывает глаза, позволяя слезам сорваться с глаз. — Мы так близки. И, когда мы это сделаем, мы пойдём куда-нибудь получше. Там будет намного лучше. И я буду там с тобой. — Он вытирает слёзы Чимина, хотя они и продолжают падать, и Чимин чувствует себя более жалким, чем кто-либо в этом мире. — Только продержись чуть дольше. — Хосок прижимается лбом к голове Чимина, крепко его обнимая. — Я знаю, что сложно. Но ты помнишь, что сказал мне? Независимо от того, насколько всё плохо…
Чимин кивает. Независимо от того, насколько всё плохо, это не заставит его просто упасть замертво. Жизнь продолжится, хочет он этого или нет.
— Я помню.
— С каждой прошедшей секундой, мы всё ближе к этому моменту, — говорит ему Хосок, и Чимин глубоко вдыхает, словно впервые за несколько недель.
— Ага, — кивает Чимин, вытягивая руку, чтобы вытереть следы слёз, оставшиеся на щеках. Хосок отстраняется, и покрасневшие глаза Чимина встречаются с нежными хосоковскими. — Я знаю. Прости, я просто испугался, что у меня ничего не получится.
Конечно, есть кое-что ещё, и Хосок, должно быть, знает это, потому что всё, что он говорит: «Не извиняйся».
— Я просто, блять, почти кончился.
— Ещё несколько дней, — напоминает ему Хосок. — И вот, что я тебе скажу: давай выжжем стресс алкоголем как только закончатся экзамены, ладно?
Чимин стонет.
— Да, прошу.
— Мы могли бы-- мы могли бы сходить в Домик снова, или ещё куда.
Это первый случай, когда Хосок предлагает, чтобы его увидели на публике с Чимином, и тот может видеть в его избегающих глазах, что он предлагает это только ради Чимина. Он ценит это, независимо от того, насколько больно.
— Мы всегда можем выпить здесь, — предлагает Чимин.
— Твоя мама не против?
— Я уверен, что она
против, — говорит Чимин, — но она ничего не скажет. У нас есть молчаливое соглашение не говорить об этом, вероятно, потому, что мы оба знаем, что можем из-за этого подраться. — Он пожимает плечами. — На самом деле, мы так делаем со многими вещами.
Хосок фыркает.
— Ну, я мог бы попросить свою сестру купить нам немного соджу.
— Звучит идеально, — шмыгнув носом, говорит Чимин.
Хосок улыбается ему.
— Потрясающе. А теперь на пол.
Чимин тупо пялится на него.
— Если это приглашение для чего-то ещё, тебе придётся сделать это чуть более романтичней. Плюс, думаю, кровать будет более удобной.
Хосок шлёпает его по руке, этот чудесный красный возвращается на кончики его ушей.
— Я говорю тебе лечь на пол, только для того, чтобы сделать тебе массаж. Боже, ты хуже меня.
Чимин только одаривает его усталой улыбкой и ложится на пол. Руки Хосока начинают с его шеи чуть пониже линии роста волос, и Чимин хочет раствориться в куче стресса, любви и переосмысления. Страхи всё ещё гоняются друг за другом вокруг его мозга; страх, что Хосок уйдет, когда заметит, насколько Чимин облажался, страх, что он недостаточно хорош, что он никогда не сделает Хосока таким же счастливым, каким Хосок делает его, что он никогда не сможет избежать собственных эмоций — и он сдерживает их все внутри.
Когда-нибудь, обещает Чимин себе. Когда-нибудь он расскажет ему.
