***
Чимин падает в руки Хосока в тот момент, когда последний открывает дверь в его комнату этим вечером. Он выглядит изумительно, его чёрные волосы пушатся на лбу, красный свитер и чёрные джинсы облепляют должным образом, и смех, когда он ловит Чимина в свои руки, дополняет картину. Хосок заставляет Чимина встать и целует его, нежно, но неряшливо, довольные вздохи все время выливались из его рта и в чиминов. — Кончено, — произносит он, когда они разделяются, и Чимин на мгновение обнимает его крепче, прежде чем отпустить и сесть у подножия кровати. — Как прошло? Чимин стонет, бросаясь спиной на кровать. — Я даже не хочу об этом думать. Я просто рад, что всё кончено. Честно говоря, он не слишком-то старался. Частей, которых он никогда в своей жизни не видел, было много, но он чувствовал себя вполне уверенно в вопросах, на которые мог ответить. У него определённо не будет лучших результатов, а его мать, скорее всего, посчитает это всё за неприятность, но сейчас он слишком расслаблен, чтобы беспокоиться. Всё могло быть гораздо хуже. Хосок садится рядом с ним, указательным пальцем плетясь по чиминовому животу. Чимин задерживает дыхание, чтобы отбиться от необходимости вскрикнуть от щекотки, и смотрит на Хосока с улыбкой. — Как насчёт тебя? — спрашивает он. — Как прошло? — Не могу пожаловаться, — произносит Хосок, пожимая плечами. — Но мне кажется, будто я оставил свой мозг в экзаменационном зале. Чимин сначала смеётся, но когда Хосок улыбается в ответ, он понимает насколько уставшим тот выглядит. Его глаза немного покраснели и под ними пролегли тени от усталости, его кожа побледнела, а губы напряжены. Чимин клонит голову. — Ты выглядишь таким уставшим. — Да-а, — выдыхает Хосок. — Это был долгий месяц. Мгновение, а потом он показывает Чимину улыбку, которая, вероятно, должна быть обнадёживающей, но Чимин видит, что та не совсем подлинна. На мгновение Чимин поражён тем, насколько же он хороший актёр, но потом Хосок поднимает руку, показывая чёрный пакет из магазина. — Посылка от сестры. Чимин выпускает довольное «охх» и забирает пакет из хосоковых рук, всё ещё следя одним глазом за лицом Хосока. Его рот раскрывается, когда он одним глазком заглядывает внутрь. — Шесть бутылок соджу? — спрашивает он недоверчиво, и Хосок смеётся. — Кто-то точно переоценивает устойчивость своего брата к алкоголю. — Эй, — говорит Хосок, забирая из рук Чимина пакет снова и отставляя его на тумбочку. — Ты не знаешь сколько я выпил той ночью, окей? — Он стопорится, подняв одну бровь. — Ну, если честно, то и я тоже. Но это к делу не относится! Явно же, что много. Чимин смеётся, хватая руку Хосока и притягивая его к себе на кровати. — Иди сюда, — говорит он, и всё поведение Хосока просветляется, когда он подползает ближе. Чимин целует его в губы, упиваясь чувством того, как руки Хосока прижимают его за поясницу ближе. Чимин прочёсывает волосы Хосока рукой, и тот обмякает на подушке, выпустив гортанный стон. — Я засну, если ты не прекратишь это. Чимин ухмыляется. — Возможно, это тебе и нужно. — Нет, — отвечает Хосок, открывая свои сонные глаза, чтобы посмотреть на Чимина. — Что мне нужно, так это быть здесь с тобой. Чимин морщит нос. — Ты немного грубоват. Хосок пожимает плечами. — Ты привыкнешь к этому. Он уже. Он уже привык к этому и так привязался к Хосоку, что хочет остаться здесь навечно. — Я думал кое о чём, — говорит Чимин, Хосок моргает, прогоняя остатки сонливости. — Да? — Твои друзья, — произносит Чимин, — Дживон и остальные. Они ничего не подозревают? Хосок трясёт головой. — По крайней мере, они ничего не сказали. — Можно подумать, что они заметят, что ты внезапно начнёшь проводить половину своего времени с кем-то ещё. — Честно говоря, я никогда не тусовался с ними после школы, — говорит ему Хосок, пожимая плечами. — Потому что… ну… я не очень люблю мазохизм. Чимин хихикает, но запоминает этот важный кусочек информации для последующего пользования. — Они вообще знают настоящего тебя? Хосок хмурится, пялясь в потолок. — Теперь есть дверь, которую я действительно не хочу открывать. Чимин позволяет своему прикосновению переместиться от волос Хосока к его бокам, а потом он сжимает его в своих руках. — Прости. Хосок трясёт головой, безмолвно отклоняя любые извинения. — Давай начнём с этого соджу? — предлагает он, садясь и протягивая руку к пакету. — Пожалуй, да, — произносит Чимин, садясь, чтобы угнаться за тёплым телом Хосока. — Какие вкусы? Хосок заглядывает в пакет. — Два с виноградом, два с яблоком и два персиковых, думаю. — Персиковое, пожалуйста, — говорит Чимин, и Хосок передаёт ему бутылку, откручивая крышку на одном из яблочных напитков. Они чокаются бутылками, но прежде чем Чимин возымеет шанс поднять бутылку к своим губам, Хосок останавливает его своей ладонью на его руке. — На брудершафт, — произносит он, и Чимин закатывает глаза, когда они соединяют свои руки вместе. Это слащаво, и он хочет пожаловаться, но голос из уголочка его сердца напоминает ему, что он на самом деле любит это, и слова подыхают в глотке. Каждый делает по большому глотку из своей бутылки, и это превращается в бессловесное соревнование кто больше выпьет. Чимин сдаётся только тогда, когда горьковатость соджу заставляет его хотеть подавиться, а Хосок поднимает в воздух кулак, сопровождаемый гримасой отвращения на лице от привкуса. — Соджу, — хрипит он, приложив одну руку к груди, — гордость нашей нации. Дешёвая, горькая, ядовитая гордость нашего народа. Всё, о чём может думать Чимин, то, что он не может дождаться, чтобы почувствовать яблочный вкус горечи на губах Хосока.***
— Хосок, — произносит Чимин позже, когда их головы ощутили эффект соджу, а время превратилось в неизмеримую, неуместную статику. — Почему ты не сказал мне, что ты… не натурал? Раньше, я имею в виду. Ты должен был знать, что я бы не осуждал тебя. Они лежат на кровати Чимина снова, Хосок на спине, а одна из его рук служит Чимину подушкой. — Я знал, — произносит Хосок с улыбкой. — Просто я не знал, кем я точно был, да и всё ещё не знаю. Говорить об этом казалось слишком сложным. Это имеет смысл, предполагает он. Чимину очень повезло, что ему не приходилось тратить довольно много времени на размышления о ярлыках, но он пытается поставить себя на место Хосока. — Ты говорил, что у тебя была раньше девушка. — Ага. — Ты любил её? Хосок, кажется, неподдельно ошеломлён вопросом, моргнув, когда обратил свой взор к потолку. — Мы были молоды. Сколько, шестнадцать? — Он пожимает плечами. — Я не знаю. Тогда я думал, что любил её. Она была умной и забавной. Намного умнее других моих друзей. Не то чтобы это было таким уж достижением. Но я не знал на что это должно было быть похоже, понимаешь? Я не знал, что чего-то не хватало, потому что никогда не знал, каково это на самом деле, пока… — Он затихает, смотря на Чимина долю секунды, прежде чем отвести взгляд. — В любом случае. Я не знаю. Думаю, я был слишком юным, чтобы тогда понять что такое любовь. Чимин чувствует, как об грудную клетку ударяется сердце, требуя быть выпущенным. Он заставляет Хосока посмотреть на себя, положив руку на его щёку, и целует его, на этот раз сильнее, привкус алкоголя на языке Хосока такой крепкий, но тем более соблазнительный. Руки Хосока сразу же обвиваются вокруг него, и прежде, чем Чимин осознаёт, он заползает на Хосока, неосознанно втираясь своим телом в него. Он так сильно хочет ощутить Хосока, а дрожащие выдохи, выливающиеся из хосокова рта каждый раз, когда бёдра Чимина опускаются, чтобы встретиться с его, заставляют Чимина отвердеть быстрее, чем когда-либо в его жизни. Он, может быть, немного пьян, но, Боже, всё, чего он хочет — прокричать Хосоку, чтобы тот прикоснулся к нему, чтобы окончательно потерять себя в ощущениях. Руки Хосока блуждают по округлой заднице Чимина, а Чимин скулит в его рот, пытаясь показать тому всё, чего он сто́ит, насколько он хочет, страстно желает, нуждается, и когда ноги Хосока оборачиваются вокруг него, он чувствует ту же твердость другого своей собственной. — Чимин, — Хосок выдыхает, как будто несколько часов целовался. — Может, мы должны… Чимину требуется вся сила воли, чтобы перестать целовать его и отступить. — Хм? — Он смотрит на своего парня, и в его сердце колет острая боль, когда он понимает, насколько тот нерешительно выглядит. — Что не так? — Я просто… — произносит Хосок, и Чимин спешит слезть с него, когда оба пытаются отдышаться. — Я действительно не… готов. Для этого. Пока ещё. Он прочищает горло и смотрит вниз. Чимин берёт одну его ладонь в свою, изо всех сил пытаясь прояснить туман возбуждения, который всё ещё крутится в его разуме. — Оу. — Он не знает, почему так удивлён, но он думал, что был единственным девственником в комнате. — Эмм, я думал ты… Типа. Ты знаешь. Делал это раньше. — Делал, — произносит Хосок. — Но не с парнем. Улыбка Хосока неловкая и робкая, но, по крайней мере, это улыбка. — Нет, я… Я делал и это. Я имею в виду, что встречался с людьми и… делал всякое. Но это — другое. — А…га. Хосок сжимает его ладонь крепче. — Пожалуйста, не думай, что я не хочу тебя, — говорит он, слова падают друг на друга в спешке, чтобы стать высказанными, — потому что я хочу. Ты даже не имеешь понятия, насколько. — Странно, мысль не пробиралась в разум Чимина до этих пор, и вдруг он чувствует себя неловко. — Я просто… Я просто не хочу торопиться. Учитывая нашу ситуацию, и тому подобное. Чимин кивает. — Окей. Хосок пытается найти его глаза. — Всё нормально? И тогда Чимин понимает, как, должно быть, выглядит его внезапная смена настроения. Он спешит кивнуть, сплетая их пальцы вместе. — Боже мой, конечно, нормально. Да это даже не вопрос. Хосок глубоко вздыхает с облегчением. — Слава Богу. Чимин садится и пялится на него. — Ты действительно думал, что у меня будут проблемы с этим? — Не то чтобы я думал, что у тебя будут с этим проблемы, — произносит Хосок, немного поёрзывая на одном месте. — Я просто волновался, что они будут. Чимин ворчит. — Ну, сказать, что я не хотел бы, будет ложью, — начинает он, и Хосок ухмыляется. — Я заметил. — Он садится и двигается ближе, его дыхание, пахнущее яблоком, ударяется о губы Чимина. — Ты знаешь, какой ты горячий, когда нуждаешься? Он снова отстраняется, хихикая. В мозгу Чимина происходит короткое замыкание, и он решает полностью проигнорировать это замечание. — Но ты гораздо важнее для меня, Хосок. Хосоково озорство испаряется и заменяется теми лучезарными радостью и теплом, в которых Чимин утопил бы себя, если бы мог. Его ладонь останавливается на шее Чимина, тёплым большим пальцем мягко лаская пряди волос. — Слава Богу, — повторяет он, и Чимин почти не может дышать сквозь привязанность, которая проходит через него. — Я просто волновался, потому что… Я имею в виду, что, насколько я знаю, ты мог бы переспать с половиной юго-восточной Азии. Чимин хмурится. — И я не говорю, что это было бы неправильно, если бы ты сделал это, — добавляет Хосок со смехом, когда понимает, какими появляются его слова. — Просто я не знаю, насколько высоко ты ценишь способность сосать член по команде, когда ищешь парня. Чимин утыкается лицом в ладонь. Боже милостивый, да разве ж ему прямо сейчас нужны эти изображения? — Что? — произносит Хосок, и Чимин снова слышит игривость в его голосе. — Ты не хочешь подумать обо мне, сосущем твой член? — Не сейчас, нет, — говорит Чимин, и если он думал, что был до этого горяч, то ничто не сравнится прямо сейчас с жаром на его лице. — О чем ты тогда хочешь поговорить? — спрашивает Хосок. — Как насчёт… тебя, отсасывающего мне? — Ты прямо сейчас действительно настаиваешь, — произносит Чимин, убирая руку Хосока с задней части своей шеи. Он отказывается снова возбуждаться. — Ты это понимаешь? — Я-то? — произносит Хосок таким тоном, что Чимин понимает, что он не сможет выиграть. — Так что же ты собираешься делать с этим? Хосоку достаточно прикусить губу и подмигнуть, прежде чем Чимин сорвётся. — Ладно, — говорит он, хватая подушку и поднимаясь с постели. — Вот так. Если Хосок и шокирован, когда подушка ударяет его в плечо, то он быстро с этим справляется. Он следует за Чимином, другая чиминова подушка в его руке. — Давай-ка сюда, милашка, — произносит он, и Чимин идёт.***
Может быть, это излишняя сила из-за алкоголя, или, возможно, радость от ощущения, будто весь мир в данный момент принадлежит им, но их битва подушками кончается, только когда обе подушки порвались и пол Чимина усеяли крошечные белые пёрышки. Контраст перьев на тёмно-коричневых стенах делает комнату более спокойной, как тихой зимней ночью. Когда всё, что осталось в их руках, это две пустые наволочки, они, уставшие и пытающиеся отдышаться, падают сверху на тонкий слой из перьев. Голова Хосока покоится на руке Чимина, и Чимин поворачивает голову, чтобы посмотреть на него и его блаженную улыбку на лице; перья застряли в его волосах. Он так прекрасен, что ему больно. — Кому-то ведь придётся это убирать, — произносит Хосок. Его голос хрипит из-за смеха и криков. — Агась, — соглашается Чимин. — Но это на потом. Хосок перекатывается, упираясь локтём в пол и головой в ладонь. — Я люблю твою позитивность. Ты знаешь это? Чимин уверен, что услышал его неправильно. — Мою что? — Твою позитивность, — повторяет Хосок. — Ты всегда стараешься видеть вещи с положительной стороны. Я это люблю. — Ухм, — произносит Чимин. Может, Хосок пьянее, чем он думал. — Ты сам с собой разговариваешь, или что? — Хосок только одаривает его вопросительным взглядом, поэтому он продолжает: — Ты всегда тот, кто держал мои плохие мысли на отшибе. Ты как чёртова сила природы, Хосок. Хосок улыбается. — Но ты прошёл через дерьмо, которое я даже представить не могу, — произносит он. — И ты до сих пор пытаешься разглядеть в людях, в мире, только лучшее. И вот он я, рождённый с бо́льшим, чем большинство людей, и я до сих пор слишком боюсь быть собой. — Он спокойно убирает несколько пёрышек из волос Чимина. — Вот поэтому я продолжаю говорить, что ты сильнее меня. — Ну, у меня не было выбора, — говорит Чимин. — Я не решился заявить о себе. Если бы мне дали выбор, я бы точно оказался там, где ты сейчас. Чимин может сказать, что Хосок не согласен с ним, по его тишине. Он продолжает убирать перья с волос Чимина, и выражение на его лице такое любящее, что Чимин не смеет говорить, чтобы не спугнуть его. Он не знает, что кто-то такой красивый изнутри, как Хосок, может видеть, когда смотрит на него, но он и не собирается спрашивать. — Я так рад, что нашёл тебя, — тихо произносит Хосок. Всё существование Чимина кажется парадоксом, когда слова пронзают его сердце. Он фыркает, потому что, что ещё он может сделать? Хосок спас его чёртову жизнь. Теперь он в этом уверен. — Опять же, разве я не тот, кто должен говорить это тебе? Хосок улыбается, но опять же, безрадостно. Чимин ждёт, затаив дыхание. — Я был так одинок, Чимин, — продолжает он, голос его такой тихий, едва слышимый. — Возможно для тебя это и звучит глупо, но я был очень одинок, даже среди людей. Потому что никто из них по-настоящему не знал меня. Это ещё один вид одиночества, с которым Чимин не знаком, но он думает, что это не имеет значения. Одиночество — это одиночество, и он знает, каково это. И Чимин больше не хочет быть тем, кого утешают в их отношениях. Он боится, что был слишком сфокусирован на самолечении, что не осознал борьбы Хосока, и это нужно изменить. Начиная с этого момента. Чимин подкатывается к боку Хосока, посылая цунами перьев легко перелететь через одежду Хосока. Хосок недолго смеётся, захваченный врасплох, прежде чем выпятить губы и начать сдувать случайные белые пёрышки на лице. Чимин поднимает руку, чтобы помочь ему, его прикосновение мягкое настолько, насколько это возможно, когда соджу воздействует своей магией на организм. — Тебе больше никогда не придётся так себя чувствовать, — произносит Чимин, и он уверен в своих словах. Он знает, что может быть для Хосока тем, кто и Хосок для него. — Я тебе обещаю. Эмоции в хосоковых глазах заставляют Чимина поклясться себе, что он сделает всё, что в его силах, чтобы сдержать это обещание до тех пор, пока он дышит.