It Gets Better

Ненависть к себе отягощает каждый шаг Чимина. Это не ново, и с тех пор, как это перестало смущать его, прошло много времени, но это никогда не становится легче. Встречаться с кем-то в коридорах взглядом и просить прощения за своё существование не упрощает чувство стыда. Желание рассказать всем, кого встречает, что он не питает иллюзий, что он не заслуживает того, чтобы занимать место, что он знает, что бесполезен, никогда не легчает. Но, в незначительной степени, это меняется. У него есть бесчисленные воспоминания о том, как Хосок смотрит на него, о хосоковых руках на его спине, цепляющихся за него, словно ему всё недостаточно, и его голосе, задыхающимся, смело бросающемся в его уши, когда он говорит ему, насколько он красив, и всё это должно облегчить ему жизнь. Это настоящая правда; иногда Чимин мельком видит то, чего у него нет, но он чувствует себя виноватым каждый раз, когда понимает, что не может этого достичь. Сегодня один из тех дней, когда он не может. Хотя Чимин и не поднимает взгляда от земли, он ощущает как люди со всех сторон пялятся на него, пряча свои насмешки за ладонями и удивляясь про себя, почему он просто не покончит со всем этим. Чимин тоже этим вопросом задаётся. Он задаётся вопросом между стуком в голове и колючими слезами, застывшими в глазах. Лучше вообще не думать об этом, говорит он себе, когда идёт к классу ханчи: сегодня его разум не выдаст ни единого конструктивного ответа. Он вырывается из своих мыслей, когда приближается к лестнице в классную комнату. Рука перекидывается через его плечо, и он испуганно поднимает взгляд, смотря в полные веселья глаза Дживона. Джебом появляется рядом с ним, и Чимин оглядывается, чтобы найти Сынюна, Сехуна и Хосока за ними. Они продолжают идти вместе. — Скажи, — произносит Дживон, — что-то я давно не видел Сокджина. Есть какие-нибудь мысли насчёт того, что с ним случилось? Его рука на плече Чимина, хотя ничего обычно похожего на руку Хосока. И при мысли о Хосоке его память возвращается к тому, что он говорил ему пару месяцев назад; «Представь, как бы они злились, если бы узнали». Чимин встречает улыбку Дживона своей неподдельной, потому что он внезапно знает, что независимо от того, как сильно они попытаются его унизить, он всё равно одержит верх. — Зачем? — сладко спрашивает он. — Тебе нужны советы по камин-ауту, или ты просто в него влюбился? Они останавливаются прямо перед первой ступенькой лестницы. Дживон тянет его в сторону, из основного потока учеников, и скоро они окружают его у стены. Чимин не хочет смотреть на Хосока, он не хочет признавать, что это тот самый парень, который так часто спит в его постели, прикасается к нему, целует его и обещает ему счастье. Они не одинаковы. Он опускает взгляд и видит тот же нож в руках Дживона; тот же самый, без сомнения, потому что Чимин никогда не забудет, как он выглядит. Страх проникает в его организм с такой силой, что он задыхается, а его тело пронзает горячий ужас от головы до кончиков пальцев рук и ног. — Мы должны закончить то, что начали в тот день, — произносит Джебом поверх плеча Дживона. Хосок становится позади них, и выражение на его лице не такое уж невыразительное и нечитаемое, как несколько месяцев назад. В его глазах ужас, которого Чимин никогда не видел, и он не может быть уверен, кто дрожит, Хосок или он сам. — Что скажешь? Чимин ничего не делает, просто тесно прижимается к стене за собой. Хосок здесь, говорит он себе, Хосок здесь, и он не позволит взаправду причинить Чимину вред. Или позволит? Неопределённость, тот факт, что он на самом деле не может быть уверен в том, что сделает Хосок, если Дживон решит всадить это небольшое, блестящее лезвие ему в живот, заставляет его покориться, потерять надежду, сдаться. Но, естественно, они не будут ничего делать в коридоре, где их может увидеть каждый? Он пытается снова, тянется к чему-то, за что можно ухватиться, но и это выскальзывает у него прямо сквозь пальцы. Рядом с ними по лестнице ходит множество студентов, но никто ничего не говорит. Чимин мог легко позвать их, но что они сделают, если он ударит? Помогут ли ему незнакомцы, когда даже его парень не может? — Ты не стоишь моего времени, — произносит Дживон. Он плюёт Чимину в лицо, и они его отпускают, лезвие Дживона незаметно и с лёгкостью убирается в его карман. Они смеются, вбегая по лестнице, а Чимин вытирает своё лицо, стонет и давится их смехом на фоне. Он видит, как Сехун толкает Хосока локтём в бок. — Видел выражение на его ублюдском лице? — хрипит он сквозь смех, и лицо Хосока на мгновение превращается в фальшивую улыбку, затем он снова смотрит на Чимина, его губы дрожат, как будто он хочет что-то сказать. Чимин не чувствует к нему симпатии. Он снова находит силу в мышцах ног и меняет направление, таща себя к ближайшему туалету, чтобы умыться. Он не стоит времени Дживона, и как бы то ни было, ему всё равно. Но, очевидно, он не стоит и времени Хосока. Логично же. На месте Хосока он тоже не стал бы тратить на себя время, так зачем это делать ему?

***

Чимин стоит перед зеркалом в полный рост рядом с диваном в своей тёмной комнате, оглядывая себя с головы до ног. Он давно потерял счёт времени — тридцать минут, сорок, час, может быть, но он не может остановиться. Всё, что он видит, неправильно, его тело — недостатки, построенные на недостатках, круглое лицо с худыми руками, большие бедра и неловкая поза. Чимин прожигает линии своего тела яростным взглядом сквозь слезящиеся глаза, превращает форму лица в нечто лучшее, что-то более похожее на Хосока, что-то, что он мог полюбить в какой-то момент. Но нет, не таким, как Хосок, он передумывает, качая головой, не как этот трус. Он хочет быть храбрым, как Сокджин, о котором Хосок ничегошеньки не знает. Может быть, если бы Чимин был таким же храбрым, как он, то смог бы наконец сказать Хосоку, чтобы тот взял себя в руки и сделал выбор: быть с Чимином или нет. Выполняй свои обещания счастья или отъебись. Раздаётся стук в дверь, а когда Чимин не отвечает, она скрипит, и появляется Хосок. Первый и последний человек, которого он хочет видеть прямо сейчас. Чимин не приветствует его, не отводит взгляда от своего уродливого отражения, и Хосок не спрашивает. Он просто подходит к нему, встаёт позади и присоединяется к его молчаливому рассматриванию, принимая все напряженные черты Чимина. Слёзы падают со щёк Чимина. Несмотря на всё остальное, он по-прежнему хочет, чтобы Хосок любил его, обхватывал руками и реализовывал его желания, учил его любить себя в мире, который его этому не научил. И Хосок любит, оборачивает руки вокруг талии Чимина, подбородок опускает на его плечо и на мгновение закрывает глаза, когда вдыхает запах Чимина. Его голова прислоняется к чиминовой, сердце бьётся о его лопатки, а хватка надёжная, крепкая, успокаивающая. Он позволяет Чимину плакать, только лишь протягивая руку, чтобы вытереть его слёзы, когда лицо ими залито, и тогда он наконец говорит. — Ты совершенен, — шепчет Хосок на ухо Чимину, прижимая его ещё ближе. — Ты ни в чём не виноват. Но если бы это было правдой, думает Чимин, если бы он был действительно совершенен, то не попал бы в эту ситуацию с самого начала, не так ли? Тогда бы стая гиен, которыми являются его одноклассники, выбрали бы кого-то другого для своих издёвок. Всё это не могло произойти без причины, да? Если в этом нет его вины, то почему он здесь? Почему он так себя чувствует? Он наблюдает за их отражением сквозь слёзы и приходит к выводу, что вдвоём они смотрятся лучше, чем если бы Чимин был один. Они больше походят на совершенство, и, возможно, именно это видит Хосок, думает Чимин, тихо откидываясь в объятьях. Может быть, Хосок видит собственную красоту в Чимине. Или, возможно, Хосок просто не понимает, что такое недостатки, когда видит их. Вот почему он так вязнет к Чимину. Вот почему он так слеп к собственной трусости. И вот почему он цепляется за свою извращённую дружбу с Дживоном. Хосок отпускает его и опускается на софу рядом, глядя в пол. Чимин остаётся на месте, смотря на него сверху вниз. К этому времени слёзы прекратили литься. — Каждый день, — тихо произносит Хосок, — когда я просыпаюсь утром, я говорю себе, что мне нужно быть лучше. Что мне нужно набраться смелости, чтобы выстоять за нас двоих. — Чимин тупо смотрит на него. — И всё же каждый раз, когда происходит нечто подобное… то, что произошло сегодня… — Он трясёт головой, сжав челюсти. — Это возвращает меня туда, откуда я начал. Он поднимает смягчившийся взгляд на Чимина. — Мне так жаль. Я… я так стараюсь, Чимин, клянусь тебе. — Да, — говорит Чимин, внезапно зло. — Ты так, блять, красиво говоришь, знаешь? — произносит он, чувство вины уже подавляет его за то, что с ним так трудно справиться, так жадно, так трудно удовлетворить. Хосок снова немедленно отводит взгляд, и Чимин может сказать, что он тоже близок к тому, чтобы разрыдаться. — Ты продолжаешь обещать все эти красивые вещи, когда в реальности это для тебя ничего не стоит, да? Чимин хватает ближайшую книгу с книжной полки и швыряет её через всю комнату. Она с грохотом ударяется об стену рядом с дверью, заставляя их обоих подпрыгнуть, а Чимин сдерживается, чтобы не взять ещё одну. — И никогда не будет. Я никогда ничего для тебя не буду значить, да? — Чимин, — произносит Хосок, медленно вставая на ноги. — Это не так. Ты значишь для меня всё. Ты где-то же должен это знать, не так ли? — Он протягивает руку, чтобы расположить её на талии Чимина, когда осторожно подходит к нему, и Чимин позволяет ему это сделать, кровь стучит в ушах. — Я-- — пытается произнести Хосок, — я же говорил тебе, что не готов, мне нужно время, чтобы… — он замолкает, и Чимин чувствует себя опустошённым. — Ага. Ты говорил мне. Ты сказал мне, что мы должны держать «нас» в секрете. — Его тело дрожит от слёз. — А я сказал, чтобы ты меня заверил. Хосок выглядит напуганным, понимает Чимин. Чем? Их разваливающимися на кусочки отношениями? — И что потом? Мы оба согласились с условиями друг друга, — произносит Чимин. — Поэтому каждый раз, когда мы поссоримся, мы просто собираемся ходить вокруг да около и говорить: «Я сказал тебе», «ты сказал мне», и никогда, блять, не решим эту ёбаную проблему? Хосок густо сглатывает. Теперь в его глазах стоят слёзы. — Иногда… Иногда я думаю, что тебе будет лучше, если я уйду, — говорит он. — Я сказал, что не хочу причинять тебе боль своим страхом, но я продолжаю… — Нет, — твёрдо произносит Чимин, смаргивая слёзы с ресниц. — Не тебе решать, что для меня лучше. Это право остаётся за мной. — Хорошо, — отвечает Хосок. Он отступает на несколько шагов и садится на подлокотник дивана. — Я просто… Я просто ненавижу себя за то, что причиняю тебе такую боль. Чимин качает головой. Он не хочет, чтобы Хосок ненавидел себя. Он не хочет, чтобы кто-либо из них ненавидел себя. Как любовь может быть такой жестокой? Как она может причинять столько боли, когда всё, чего она хочет, — это исцелить? — Я просто не понимаю, кто я для тебя, Хосок, — говорит Чимин, ещё одна волна слёз льётся по его щекам. — Ты зовёшь себя моим парнем, но тебя никогда не увидят со мной на публике. Как будто ты на самом деле со мной, только когда мы в этой комнате, — он жестикулирует руками, стараясь, чтобы сквозь плач его голос звучал связно. — Но как только мы покидаем её, ты делаешь вид, что не знаешь меня. Я имею в виду, чёрт возьми, мы вместе уже три месяца, а я никогда не был у тебя, твои родители даже не знают, что я существую… — Я знаю, — обрывает его Хосок. — Я знаю это всё, и ты прав. Ты полностью прав. — Он снова встаёт, подбородок трясется от усилий сдержать слёзы. — Я мог бы сделать получше. Чимин теряет равновесие. Он не был готов к тому, что Хосок так легко сдастся. — Я имею в виду… блять, Хосок, — продолжает он, — ты ведёшь себя так, будто я только… твой грязный, маленький секрет. Как будто ты совершаешь преступление, будучи с другим парнем. Ты так ненавидишь себя? — Нет, — тут же отрицает Хосок. — Это не так. Я знаю, что мы не делаем ничего неправильного. — Тогда почему? — спрашивает Чимин. — Почему ты ведёшь себя, словно так и есть? — Потому что, хотя я и знаю, что это не так, другие с этим не согласятся. — Он шмыгает носом, вытирая лицо. — Ты уже знаешь это. Мысль об их реакциях… Чимину нет нужды слышать окончание его предложения. Это правда, он знает это. Он чувствует, что его решимость понемногу рушится; он не единственный, кто переживает трудные времена. Но, тем не менее, он отказывается сдаваться. — Ты даже пригласил меня к себе домой ещё до того, как мы даже начали встречаться, — произносит он. — Но вдруг это всё слишком? Хосок улыбается, хотя его лицо и покраснело от слёз. — Тогда ты был моим безнадёжным, односторонним крашем. Теперь же всё по-другому. — Как? Хосок мгновение не решается. — Я всё надеялся, что, когда ты познакомишься с моими родителями, я смогу представить тебя, как своего парня, — говорит он, медленно и тихо, как будто ему стыдно. — Я надеялся, что у меня не займёт столько времени, чтобы… — он затихает, снова сжимая челюсть. — Я так глуп, я расстраиваю сам себя. Я не представлял, каково тебе. Он встревоженно смотрит на Чимина, словно боится, что он не поверит ему. — Я просто не хотел прятаться в собственном доме. Чимин шмыгает носом. Если он уберёт себя из уравнения, то Хосок будет просто закрытым, напуганным мальчиком. Какими бы неприятными не были его действия, Чимин может понять, что значит быть «закрытым». Он может понять страх. Так почему их отношения должны так всё усложнять? — Ты прав, что злишься на меня, — продолжает Хосок. — Ты всегда такой терпеливый со мной, хотя я этого не заслуживаю. Эти слова породили новые реки путаницы в сознании Чимина. Как его можно считать терпеливым, когда он продолжает так взрываться? И как Хосок может считать, что он не заслуживает его? Чимин пробудился от иллюзии, что Хосок совершенное человеческое существо, но от этого лишь легче его понять и полюбить. — Не говори так, — тихо произносит Чимин. — Пожалуйста, не говори так. Хосок не смотрит на него, и Чимин сокращает расстояние между ними. — Эй, — говорит он, поднимая голову Хосока вверх пальцем на его подбородке, и глаза Хосока залиты слезами. — Не плачь. Хосок качает головой. — Я хочу быть лучше для тебя. Для нас обоих. — Снова льются слёзы, и Чимин не вытирает их, позволяя ему падать вместе с ними. — Я сделаю лучше. Обещаю. Я буду стараться. Чимин хочет сказать ему, чтобы он шёл в собственном темпе, хочет быть самоотверженным и позволить Хосоку не торопиться, но он всё ещё чувствует тёмные и отдалённые вибрации своей ненависти к себе, и он не знает, сколько ещё сможет выдержать. Поэтому он кивает, прислоняясь своим лбом к хосокову, хватаясь за его плечи. — Я тоже, — говорит Чимин. — Я тоже буду стараться. Потому что, как бы тяжело ни было, блять, я не хочу потерять тебя. — И я, — произносит Хосок, поспешно качая головой. — Я не могу потерять тебя. Я просто не могу. Чимин целует его, и слёзы на их щеках перемешиваются. Они крепко обнимают друг друга, снова медленно обретая почву под ногами, а их слёзы, наконец, замедляются. — Знаешь, — говорит всё ещё дрожащим голосом Хосок, — скоро будет Валентинов день. Чимин демонстрирует печальную улыбку. — Я знаю. — Давай погуляем, — говорит ему Хосок. — Настоящее и правильное свидание. Ужин и фильм, как у всех банальных парочек. Чимин медлит. — Ты уверен? Хосок кивает, и Чимин верит ему. — Я уверен. Пришло время. День Святого Валентина. Ещё не скоро, но Чимин благодарен за любой крохотный шажок, который они могут сделать на этом этапе. — Хорошо, — говорит он. Хаос в его сердце начинает сменяться спокойствием. — Если ты правда уверен. — Уверен, — повторяет Хосок. — И… я был бы рад, если бы ты провёл мой день рождения со мной. У меня дома. — Хосок, — произносит Чимин. — Прошу, сначала подумай об этом. Не приглашай меня только потому, что я этого хочу. — Вовсе нет, — говорит Хосок, обвивая талию Чимина руками. — Сегодня ты вкладываешь мою тупость в виды на будущее. Мне нужно перестать ждать, когда всё изменится, когда я сам не хочу этого. Он делает паузу, но в конечном итоге Чимин кивает. Перспектива встретить семью Хосока и осмотреть его комнату вызывает дрожь волнения по позвоночнику. — Ладно, — говорит он с улыбкой. — Это свидание.

***

— Я говорил тебе, что я тупица, — позже говорит ему Хосок, зарывшись под одеяла на кровати Чимина. — Да, — отвечает Чимин, — но ты говоришь много тупостей. Я подумал, что это была ещё одна. Хосок прижимает его ближе, смеясь, горячее дыхание касается шеи Чимина, а Чимин устал, измучен просто от такого долгого дня, но всё же счастлив, что он здесь. Рад, что они всё ещё пытаются. — Что бы ни случилось, — говорит Хосок после своего тринадцатитысячного обещания, что он будет стараться, — нам просто нужно продержаться до выпуска. — Его указательный палец обводит нижнюю губу Чимина. — Потому что, может быть, я недостаточно силён, чтобы поменять свою жизнь в этот момент, но я достаточно силён, чтобы начать всё сначала. Чимин смотрит на него, и он верит в это. Он верит, что они смогут продержаться. За исключением… — Я боюсь, что ты оставишь меня за то, что я всё время в таком состоянии. Хосок грустно смотрит на него. — Тогда, думаю, я не единственный тупица в этой комнате. — Может быть, — Чимин смеется. — Я буду с тобой, даже если ты никогда не научишься улыбаться, и я буду с тобой, если ты всё забудешь. Я с тобой не из-за твоего настроения, я с тобой ради тебя.