Знаменитые и безгласные

Ньют мог поклясться, что едва различимое чувство смущения скоро станет перманентным. Всё чаще и чаще он сжимал и без того тонкие губы и опускал взгляд в пол, когда Джон Маскетти как будто невзначай говорил: — Тебе, Ньют, лучше работать в полную силу, чтобы не заставлять ждать твоего молодого человека за дверью. Самым интересным было то, что Ньют действительно выкладывался на все сто процентов, а после репетиции лежал на полу пластом ещё несколько минут, наслаждаясь тем, что Томас перебирает пальцами его мокрые волосы. Его прикосновения действовали как обезболивающее, и ноющая, пульсирующая боль в покрасневших стопах после двух часов упорной репетиции сходила на нет. Ньюту было немного совестно осознавать, что в течение всей репетиции Томас сидел в раздевалке и мучился от боли в стопах, понимая, что ничего с этим поделать не сможет. Странно, что до встречи со своим соулмейтом Ньют ничего подобного не испытывал: не было ни стыда, ни смущения в подобные моменты. — У меня появилась просто потрясающая идея, — отвлёк Ньюта от размышлений Томас. Ньют слегка закинул голову назад, чтобы видеть лицо своего соулмейта, который только что отнял руку от его волос. — И в чём она заключается? Томас слегка улыбнулся тому, насколько лениво, устало, но в то же время расслабленно и довольно щурился, говорил, удобнее устраивался на его коленях Ньют. — Давай вместе поставим танец. Из-за закрытых окон не доносилось ни звука, и поэтому, в повисшей тишине, Томас смог услышать тихий смешок Ньюта. Тот слегка прищурился, улыбнулся и переспросил: — Танец? Какой? — Контемп. Я недавно такую песню классную нашёл, прямо так и хочется поставить под неё танец. Потом зальём его на Youtube и будем купаться в лучах славы как самый обалденный в мире дуэт. Брови Ньюта чуть приподнялись, а уголки губ, наоборот, опустились, и он пару раз слегка кивнул, отчего его вид стал ужасно нелепым, но Томас не засмеялся, вопреки ожиданиям, и Ньют ответил ему: — Хорошо, только после концерта в среду. Сейчас у меня есть силы разве что головой пошевелить. Он закрыл глаза, позволяя Томасу снова начать перебирать пряди светлых и мокрых волос. ~ Ньют стоял за кулисами, напряжённо смотря на крохотную, в сравнении со сценой главного городского театра, сценическую площадку, на которой сейчас дети лет десяти-двенадцати выплясывали какой-то посредственный танец под ремикс на песню Рианны. Концертная программа словно специально была составлена так, чтобы Ньют, как главная, по мнению Джона, изюминка концерта, выступал самым последним. Уже следующим. Ньюта охватил мандраж, какой он обычно испытывал только перед отчётными концертами или выступлениями на международных фестивалях. Он сложил одну руку на груди, а второй слегка прихватил нижнюю губу, немного болезненно сжимая её. До этого он пытался размять стопы, но едва Ньют ставил ногу на полупальцы, вся нога начинала дрожать, как обычно случалось из-за огромной усталости или стресса. Боже, почему он так нервничает? Ньют постарался глубоко выдохнуть и успокоиться, но дыхание получилось рваным и ничуть его не успокоило. В груди нарастало предчувствие чего-то плохого. Музыка оборвалась, и дети, улыбаясь, убежали со сцены, а едва зайдя за кулисы, тут же согнулись к коленям и принялись глубоко дышать, восстанавливать силы. — Я так затупила в середине! — громко сказала девочка, и Ньют на неё шикнул. В зрительном зале, на самом деле, было слышно всё, причём очень хорошо. Ведущий принялся читать слова, которые Ньют благополучно прослушал, а затем, услышав своё имя и название танца, поторопился на сцену, чтобы звукач, не дай Бог, не включил музыку слишком рано. В зрительном зале и на сцене было темно. Когда Ньют лёг и заиграла музыка — всё та же скрипка и виолончель — на него направили прожектор, и в зале послышались шепотки. К горлу от волнения начала подкатывать тошнота. Из зала на него глядел Томас, и, наверное, он и являлся причиной такого волнения. Очень сильно не хотелось опозориться перед ним, как это было в прошлый раз, когда Ньют согласился станцевать ему неотработанный номер. Он тогда чувствовал себя медведем в туфлях, а не танцором. Когда Ньют переходил от туров к шене, он закусил губу и мысленно умолял сделать его нормально. К счастью, он не завалился и не упал, как было в первый раз. Ньют резко остановился, всё ещё стоя на пятачках и закрыв лицо руками, локти были разведены в стороны. Глубоко вздохнув, Ньют развёл руки в стороны и наверх, а затем поднял левую ногу назад. Опорная нога опасно задрожала и закачалась, и Ньют слегка приподнял голову и сильно напряг руки, словно это должно было помочь сохранить ему равновесие. Музыка закончилась, и Ньют осторожно опустился с пятачков, поднял правую руку в третью позицию, словно тем самым кланяясь зрителю, и убежал за кулисы. Пот с него лился ручьём, и он размашисто стёр его тыльной стороной ладони. Всё его внимание заняли напряжённые мысли и анализ собственного выступления, и поэтому он не услышал, как зрительный зал будто взорвался овациями и восхищёнными криками. Он станцевал хорошо? Он станцевал плохо? Когда пелена размышлений рассеялась, в зале уже всё утихло, и Ньют поспешил в свою гримёрную. Ему не терпелось снять пуанты. В коридоре он встретил Джона, который слегка улыбнулся, хотя взгляд его был холодным. — Я чуть не уснул, — сказал он, и у Ньюта внутри что-то оборвалось. — И без того спать хочу, так ещё ты своей безэмоциональной актёрской игрой усыпляешь. Ньют нахмурил брови. — Я не… — начал было он, но Джон его прервал: — Я понимаю, да, сцена маленькая, особо не разгуляешься, но не тебе мне объяснять, что солист должен брать, в первую очередь, эмоциями. Перед тобой девочки маленькие плясали, танец не очень, так на них и то было интереснее смотреть. Улыбки до ушей, глаза горят, красота просто! Ньют молчал. Он закусил губу, напряжённо глядя в пол. — Станцевал чистенько, без особых косяков, но эмоции… Это просто ужас. Не ожидал от тебя такого. Ньют открыл дверь гримёрной, молча прошёл внутрь и принялся снимать пуанты. Джон стоял на пороге, облокотившись о дверной косяк. Когда Ньют обматывал ленты вокруг самой обуви, он заговорил: — Я перенервничал. Извините, такого больше не повторится. — Я надеюсь, Ньют, очень надеюсь. Не хотелось бы ради эмоций искать нового солиста. Внутри похолодело, и Ньют даже не услышал, как Джон Маскетти попрощался и ушёл. Он сильнее сжал пуанты, которые продолжал держать в руках, и рвано выдохнул. Опустил голову. Горячие стопы холодил грязноватый пол. Ньют не стоял так долго: в гримёрную почти что влетел Томас. — Это было просто шикарно, Ньют! — воскликнул он и сгрёб нисколько не сопротивляющегося Ньюта в охапку. Томас раскачивался из стороны в сторону, переминался с одной ноги на другую и безустанно говорил. — Слушай, ты так гармонично смотришься на сцене в одиночку, волосы аж сверкают в свете софитов, знаешь? Эй, ты чего? Что-то случилось? Почувствовав, что Ньют никак не отзывается на слова Томаса, тот отстранился. Ньют опустил взгляд на пуанты в руках, а затем развернулся к своей сумке, стоящей на столе перед зеркалом. — Джон сказал, что я станцевал просто ужасно. Что настолько безэмоциональной игры я ещё не выдавал. — Неправда! — быстро возразил Томас и взял Ньюта за плечи, тем самым будто умоляя посмотреть ему в глаза. — Не смей даже думать об этом. У меня в конце мурашки по коже бежали, когда ты после поворотов застыл в последней позе на тринадцать секунд. Да, я считал! У тебя даже взгляд был каким-то… осязаемым. Как будто озарение. — Не в обиду тебе, но для меня мнение моего преподавателя будет авторитетнее. — Ньют нахмурился, а затем попытался отстраниться, но пальцы на его плечах лишь сжались сильнее. Томаса эти слова слегка задели, хотя он понимал Ньюта, сам бы считал так же. Глубоко вздохнув, он продолжил: — Когда мы с Алби репетируем, он тоже мне говорит, что я плохо танцую. Но я понимаю, что он просто не хочет, чтобы я расслаблялся, чтобы я считал, что не стоит стараться быть лучше, если ты и так делаешь что-то хорошо. Томас говорил торопливо, словно боялся упустить мысль, а Ньюту от слов своего соулмейта становилось легче, теплее. Проблема состояла в том, что Ньют тоже прекрасно понимал, что Джон поступил так же, как и Алби — отчитал, чтобы дать стимул развиваться дальше, но Ньют ничего не мог поделать с собой. Хорошее настроение, с которым Ньют проснулся этим утром, укатилось в тартарары. — Давай просто уйдём уже отсюда, — только и сказал Ньют, отстраняясь, подхватывая свою сумку и направляясь к выходу вместе с погрустневшим Томасом.

***

В воскресенье Томас хотел прийти на уличное выступление раньше Алби, и у него бы это, бесспорно, получилось, если бы не чёртовы полуденные пробки в центре города. Когда Томас подбегал к месту встречи — тому же клочку земли в парке Редстоун, где они пытались собираться каждое воскресенье — запыхавшийся, уже уставший и жутко раздражённый, Алби уже ждал его, бесцельно листая страницу в Facebook. — Я уже думал, что ты не придёшь, — сказал он, заблокировал телефон и спрятал его в рюкзаке. — Прости, пробки. Начнём? Парни решили танцевать те же связки, какие планировали в среду, но то выступление пришлось отменить из-за концерта Ньюта. Алби не сердился, он прекрасно понимал чувства своего лучшего друга, но сказал, что Томас ему за пропущенное выступление будет должен кофе. Неделю назад Алби нашёл новую песню, под которую можно было бы поставить хаус, и от этой мелодии у Томаса появлялось ощущение, будто его насквозь пронизывает тепло наступающего лета. Так и есть, если быть откровенным, но только эта музыка помогала уловить, различить это чувство среди всех остальных. На самом деле, танец под эту песню поставился будто бы сам собой, и Томас подумал поначалу, что можно было бы снова найти двух добровольцев и обучить этой несложной связке, но в то же время как Томасу, так и Алби хотелось просто оторваться, потанцевать для души, не составлять определённую программу, чтобы иногда резко появлялась мысль «а почему бы не станцевать то, что мы ставили два месяца назад?» Жиденькие хлопки несколько отрезвили Томаса, и, взглянув на окруживших его людей, он понял, что из толпы особенно выделяется знакомая светлая макушка. Ньют слегка улыбнулся и хотел было подойти ближе, но остановился, когда Томаса отвлекли те самые мальчик и девушка, которые танцевали с ним несколько недель назад. Томас очень хорошо запомнил, как они двигались: без какого-либо страха забыть что-то, просто расслабившись и полностью отдав себя музыке и своему телу. Томас широко улыбнулся им. — Надо же, не ожидал вас здесь снова увидеть! — сказал он, и девушка рассмеялась. — Мы зареклись приходить сюда каждое воскресенье, но до этого нам вечно мешали «внешние силы», — сказала она. — Нам иногда кажется, что за благополучие вашей танцевальной студии мы переживаем больше, чем за своё. — Лана имела в виду, — сказал мальчик, — что, когда вы откроете вашу студию, мы будем первыми, кто придёт на ваши занятия. Томас невесело улыбнулся. Когда. Не «если», именно «когда». Такие слова ничуть не обнадёживали, как мог бы подумать Томас, даже наоборот, ему казалось, что всё это — пустое, ненастоящее. Что танцевальная студия — всего лишь мечта, а мечты, как правило, не исполняются. Они хотели ещё что-то сказать Томасу, но тут Алби включил следующую песню, заметив, как люди начинали расходиться. Эта мелодия напоминала какую-то смесь из заставки в пиксельной игре на пыльной Сеге и фоновой музыки в каком-нибудь торговом центре. Сочетание было весьма необычным, но Томасу она понравилась с первых нот, когда он наткнулся на неё в iTunes. Извинившись, Томас присоединился к ждущему его Алби, они дождались начала такта и затанцевали. Их движения были настолько слаженны с музыкой, что Ньюту иногда казалось, что это именно мелодия подстраивается под танцоров, а не наоборот. Танец длился едва ли больше минуты, и когда парни взмахнули руками и поклонились, Ньют легко похлопал им и мягко улыбнулся. Его улыбка стала шире, когда поймал взгляд смутившегося Томаса. — Этот танец мне понравился больше того, который ты мне показывал тогда, во дворе, — сказал Ньют, когда подошёл ближе. — Привет… — протянул Томас и взглянул на Алби, многозначительно посматривающего на него в ответ. — Ньют, это Алби, мой лучший друг. Алби, это Ньют, моя родственная душа. Что ты здесь делаешь? Разве у тебя сегодня нет репетиции? Алби протянул руку, и Ньют быстро пожал её. — Закончилась минут тридцать назад, а раз до парка недалеко, решил посмотреть на твоё выступление. — Ньют хохотнул. — Не вечно же мне довольствоваться теми десятью минутами после моих репетиций. Наверное, одна из главных причин, почему Томас приходил на каждую репетицию Ньюта, заключалась в том, что после неё Джон уходил, и Томас мог танцевать в просторном зале и представлять, как в точно таком же будет учить других парней и девушек, ставить номера для каких-нибудь городских конкурсов, приходить в любое время дня и оставаться там до самого вечера. В такие моменты Ньют садился у зеркала и наблюдал за своим соулмейтом, стирал ребром ладони пот с лица после тяжёлой тренировки и отдыхал. — Ну что, ребята, вы хотите увидеть настоящий крамп? (1) — вскричал Алби толпе, что тут же громко зааплодировала, загудела, засвистела, радуясь какой-то активности. — Настоящий, а не тот, что вы видите в «Танцах со звёздами»? Толпа загудела пуще прежнего, и Алби единожды нажал на экран телефона, и колонка начала разрываться от резкого ритма, словно излучающего агрессию. Ньют, немного подумав, определил, что это песня Xzibit'а — Минхо обожал такую музыку. Томас, опустив взгляд, слегка покачивался в такт музыке, подстраиваясь под её темп и, хлопнув себя по бедру, затанцевал синхронно с Алби. У Ньюта чуть челюсть не отпала. В отличии от C-WALK, который Томас считал одним из своих любимых и который совершенно не воспринимал Ньют, крамп сочился необъяснимой яростью, страстью. Томас нахмурил брови и насупился, его движения были отрывистыми, в такт песне, и он при этом выглядел невообразимо… горячо? «Ого», — пролилось у Ньюта в мыслях медленно и тягуче. Томас сегодняшний разительно отличался от того Томаса, который танцевал в зале денверской балетной школы, где, как он думал, его никто не видел. Тогда он был печальным, простым, словно открытая книга; здесь же танцевал Томас дерзкий, развязный, таинственный, вызывающий, страстный, как сама песня. Ньют резко вздохнул, осознав, что не дышал до этого момента. Наверное, он аплодировал громче всех. ~ По субботам на тренировках собиралась вся труппа, потому что Джон Маскетти посчитал, что к отчётному концерту надо начинать готовиться за год до него, а перед этим он запланировал вывезти несколько номеров на международный фестиваль… Впрочем, Ньют сильно сомневался, что последнее произойдёт — в их труппе такое редко происходит, чаще всего Джон оттачивает одни и те же камни до идеальной формы, а потом нервно и раздражённо курит на крыльце балетной школы. Ньют быстро переоделся в репетиционную форму, не замечая, как ненавязчиво за ним наблюдал Томас. Тот пожелал ему удачи и снова уткнулся в экран телефона, где расплывался мелкий шрифт очередной книги. В зале было довольно шумно из-за несмолкаемых разговоров танцоров, сбившихся в небольшие группки. Кира сидела одна у зеркала, сонно разглядывая всех присутствующих. Когда она заметила Ньюта, то слегка приподняла уголки губ и взмахнула рукой, подзывая к себе. — Как дела, Ромео? — спросила она, когда Ньют сел рядом. Тот цокнул языком и демонстративно закатил глаза. — Прекрасно, Джульетта, — саркастично ответил он. — Прости, что не зову тебя у балкона. — Ах, вы мне льстите, — вздохнула Кира, но, едва она собралась сказать ещё что-то, в зал вошёл Джон Маскетти с одним лишь ежедневником в руках. Выглядел он ужасно озабоченным чем-то. — Итак, я изначально не хотел вас сегодня собирать вообще, — начал Джон. — Крайне занят сегодня, да и сейчас я опаздываю, так что я повешу список ролей на отчётную постановку. Некоторые из них уже утверждены. Какие-то будут меняться в зависимости от вашей работы. Служанки, вспомните к завтрашнему занятию пролог из балета «Жизель», который мы танцевали год назад. Некоторые связки будут повторяться, мне нужно, чтобы вы всё знали. Меркуцио и Тибальт, придумайте комбинацию дуэли, пока на пять восьмёрок. Мне нужна ваша импровизация здесь. Ромео и Джульетта — то же самое, только на три восьмёрки. Сцена в склепе, Джульетта спит. На сегодня всё. Списки, — Джон поднял листы с наклеенными на уголки кусочками скотча и с силой впечатал их в одно из зеркал, — висят тут. Завтра в десять утра. Едва Джон Маскетти вышел из зала, тот взорвался беспорядочными разговорами, восклицаниями, вопросами и удивлением. — «Ромео и Джульетта»? — Не может быть! — Как это «служанка»? Я не хочу! — Тибальт, остаёмся репетировать! Ньют тяжело поднялся на ноги и спросил, не посмотреть ли роль Киры. Та кивнула, не желая уходить с облюбованного места. Выглядела она сильно недовольной и грустной. На листке некоторые фамилии были зачёркнуты ручкой, а другие, наоборот, вписаны. Ньют почти не обратил на это внимания — его взгляд зацепился за главные роли. Он не был удивлён, увидев там своё имя и Киры. — Ну что ж, Джульетта, теперь ты официально Джульетта, — ухмыльнулся Ньют и снова плюхнулся на место справа от Киры. — Здорово, правда? Кира поморщилась. — Танцую последний год, а он ставит этих чёртовых «Ромео и Джульетту», — пробурчала она, положив подбородок на колени. — Всю жизнь мечтала побывать Одеттой, но нет. «Жизель» и «Дон Кихот». Вершина совершенства. Ньют нахмурился, когда Кира встала и явно собралась уходить. — Мы с тобой должны придумать комбинацию, — сказал он, смотря на неё снизу-вверх. — Не хочу. Кира первой покинула зал, а за ней потянулись и все остальные, кроме, похоже, Меркуцио и Тибальта. Ньют никогда раньше не читал «Ромео и Джульетту». Кажется, у него теперь появился повод это сделать. Понаблюдав несколько секунд за ребятами, что пытались придумать связку с дуэлью, но так и не увидев ничего интересного, Ньют уже собрался тоже уходить, ведь Томас всё ещё сидел там, в раздевалке, но остановился у самой двери, услышав крайне недовольный голос Джесс. Похоже, она говорила именно о нём. — …набрал себе любимчиков, вот и пихает их везде. Могу поспорить, что уже утверждёнными ролями являются именно эти. Ну-ну. — Эй, послушай, может, их ставят на главные роли потому, что они танцуют лучше вас всех вместе взятых? — внезапно услышал Ньют голос Томаса. Он… защищал его? — Мне говорили, что ты самый прямолинейный человек здесь. Так почему сплетни распускаешь? Ньюту в лицо сказать не можешь? Честно, для Ньюта было непривычно видеть Томаса таким… агрессивным, что ли. Он изо всех сил пытался сохранить хладнокровие, но в то же время был готов рвать и метать из-за того, что его соулмейта обсуждают и поливают грязью у него за спиной. Это по-своему льстило. Ньют почувствовал, как его распирает благодарность к Томасу. К Томми. Пропустив часть диалога и решив, что долго стоять под дверью, по меньшей мере, глупо и подозрительно, Ньют выдохнул и вошёл в раздевалку. Томас прервался на полуслове, а Ньют решил поиграть в дурачка. — Я что-то пропустил? — спросил он, смотря прямо в глаза Джесс, что выглядела разозлённой, разочарованной и погрустневшей. Джесс дерзко усмехнулась. — Да ничего особенного, просто выяснилось, что у нас тут два Ромео, причём один рьяно защищает второго, — сказала она, наигранно всплеснув руками. — Как тебе список ролей, Ньют? Что-то ты не особо удивлён раскладом. — Ты, как я вижу, тоже, — сухо ответил ей Ньют. Он скрестил руки на груди и продолжил стоять, тем самым словно возвышаясь над Джесс. — Тебя что-то не устраивает? — Разве что то, что ты в каждой бочке затычка вместе со своей Кирой. Как тебе лучи славы? Не припекает? Уже считаешь себя самым лучшим танцором? Просто хочется знать, как тому, кто ни разу не получал главную роль. Ньют нахмурился, начиная потихоньку закипать. Он прекрасно понимал, что Джесс всеми силами пытается вывести его из себя — такой уж у неё метод во время спора. Хотелось просто взять сумку и уйти, но это бы означало поражение. — Крайне восхищён Сергеем Полуниным. Всегда есть к чему стремиться, знаешь, Джесс. Наверное, и тебе стоит понять эту простую истину. А теперь, если ты извинишь, мы пойдём. Не хочу продолжать эти глупые разборки. Джесс ничего не ответила, и Ньют одной рукой схватился за сумку, а другой — за Томаса, и быстро вышел в коридор. Хотелось бы поскорее прийти домой. — Ну и змеиное гнездо, — протянул Томас, когда они вышли на улицу. Ньют так и не выпускал руку соулмейта из сильно сжатых пальцев. — Как ты её вообще терпишь? — Джесс не всегда такая, — попытался оправдать её Ньют. — Её можно понять. — Нет, нельзя, — возразил Томас. — Она поливала тебя грязью за твоей спиной. Как это можно понять? Ньют не знал ответа. Он просто привык к своей труппе, привык к подобным закидонам Джесс. Она ведь всегда такая — побесится и успокоится. Уже завтра у неё будет сотня ответов на реплики Джона Маскетти, и они наверняка будут просто уморительными. — Похоже, тебя в твоей труппе не очень-то и любят, — подметил Томас, выворачивая кисть из захвата Ньюта и быстро сплетая их пальцы. Тот не обратил на это внимания. — В каком смысле? — спросил он. — Никто, кроме меня, не попытался тебя защитить.