6.
15 июня 2018 г. в 02:20
Натаниэль никогда не бывал на личном приеме у императрицы. До этого дня.
Даже как наследнику, ему не полагались подобные привилегии. С главой империи может общаться только лорд Верлен, и пока этим титулом обладал отец, он и вёл беседы.
Теперь нового лорда Верлена приглашали на аудиенцию — как будто он мог отказаться.
Ее Величество Маргерита Саламар никогда не была красивой, но при ее положении этого и не требовалось. Невысокого роста, хрупкая, с неизменными сложными прическами, которые казались слишком громоздкими для такой тонкой шеи. Даже платье из черного бархата в знак траура по мужу было тяжелым, пригибающим ее к земле.
Императрица сутулилась, а в ее глазах зачастую отражалась скука, когда она говорила о делах государства. Ни для кого не было секретом, что сначала этим занимался ее отец, а позже муж.
Сейчас речь тоже шла о покойном консорте Эрихе, так что в глазах императрицы мерцал интерес, а ее тонкие пальчики нетерпеливо постукивали по ручке кресла, в котором она почти терялась.
— Вы знаете, что взрыв не случаен, лорд Верлен.
— Я слышал, Ваше величество, — сдержанно ответил Натаниэль. — Я был на приеме.
— Как жаль, он окончился трагедией! Рада, что лорд Карден жив. Он так и не пришел в себя?
— Лекари говорят, он долго не оправится. Если вообще придет в себя.
— Какая жалость! Надеюсь, лорд Делмар достойно разберется с делами. Пусть официальный титул пока остается у отца.
Натаниэль изобразил короткий кивок головой, как будто полностью соглашался с императорской точкой зрения. Внутри же всё клокотало: вместо этого нелепого разговора, он бы предпочел отправиться к Делмару!
В последний раз, когда Натаниэль бывал у Карденов, Делмар выглядел смертельно уставшим. Его отец действительно остался жив, но не приходил в себя. Натаниэль видел его: тонущая в полумраке комната с тяжелыми портьерами, опутанное лекарскими трубками тело, туго обтянутое кожей лицо.
Он был жив и оставался лордом Карденом. Вот только не приходил в себя.
Ничего удивительного после яда арари. Его привозили из колоний, а там местные получали из перетертых орехов. Чуть большая доза вела к смерти, но тут не приходилось сомневаться, всё было рассчитано точно.
Делмар считал, это леди Флорин. Ей выгодно, чтобы муж молчал, но не умер — не в тот момент, когда не лишил наследства сына, к которому перейдет титул. Вот только доказать ничего нельзя, яд действовал в течение нескольких часов, а что пил и ел лорд Карден до приема и в течение его отследить невозможно.
— Мне жаль, — повторила императрица Маргерита, и она могла быть вполне искренна. — Лорд Карден — достойный слуга короны. Какими всегда были и Верлены.
— Конечно, ваше величество.
— Поэтому я скорблю о потере ваших родителей так же, как вы скорбите о потере моего возлюбленного мужа, императора.
Натаниэль снова склонил голову. Вряд ли императрица хочет знать, что плевать ему на Эриха. Но сохранить молчание он так и не смог.
— Их там вообще не должно было быть…
— Простите, лорд Верлен?
— Мои родители. Они улетели за океан по делам и должны были вернуться только через неделю. Мы даже не знали, что они на дирижабле.
— Мне это известно. Они взяли билеты в последний момент, как установила Комиссия. Только поэтому вас не связывают со взрывом.
Встреча проходила в кабинете императрицы. Обшитые деревянными панелями стены, массивный стол с искусной резьбой, картины и вазы из колоний. Листы бумаги, белые и нетронутые, выдающие, что императрица вряд ли часто занимается здесь делами.
Но сейчас ее холодный тон напоминал о том, что не так уж она ничем не интересовалась. И ее воспитывали как императрицу.
Стоящий Натаниэль оторвал взгляд от цветастого ковра и посмотрел на спокойное лицо сидевшей за столом Маргериты.
Значит, их всё-таки хотели связать со взрывом.
— Вы должны понимать, лорд Верлен, — продолжила императрица. — Смерть родителей сделала вас обладателем титула, семейного дела и весьма влиятельным человеком в империи.
Она будто рассматривала картину на стене. Вновь перевела взгляд на Натаниэля:
— Было бы жаль это потерять.
— Вы хотите предъявить мне обвинение в чем-то? — холодно уточнил Натаниэль.
— О, лорд Верлен! Вы делаете выводы так же быстро, как ваш отец. Я просто говорю о том, что у Комиссии не было оснований считать, что вы можете быть замешаны в этом деле. Но мы продолжаем расследование, кто организовал взрыв, который убил моего мужа.
И многих невинных людей, подумал Натаниэль. А заодно чуть не уронил акции заводов Верленов.
— Чего вы хотите от меня, ваше величество?
— Всего лишь быть наблюдательным. И сообщить мне, если вы заметите что-то… неподобающее. Не отвечающее интересам короны.
— Имеете в виду кого-то конкретно?
— Только тех, с кем общаетесь, лорд Верлен.
На его лице оставалось непроницаемое выражение, которое Натаниэль тренировал многие часы. Но внутренне он удивлялся: неужели императрица знает что-то о Делмаре? Может, Флорин успела намекнуть, из чьих лабораторий выпустили чуму.
— Я знаю, вы близки с лордами Делмаром и Теодором. Просто сообщите, если они станут делать что-то противозаконное. Для их же блага. И для вашего.
— Я верный слуга короны, — процедил Натаниэль, кланяясь.
Он понятия не имел, что успел натворить Тео, но императрице явно что-то известно о них всех. И она имела смелость попросить шпионить за друзьями? Внутри Натаниэля всё клокотало примерно как в его механической руке, где раздавались легкие щелчки и работали насосики.
— Я буду держать вас в курсе расследования, лорд Верлен. Виновные в смерти моего мужа и ваших родителей понесут справедливое наказание.
Джессамина то и дело вглядывалась в мутное стекло на втором этаже завода. Окно кабинета как раз выходило во внутренний двор, в который должна прибыть карета брата.
Если Натаниэль не передумал в последний момент.
Такое вполне вероятно, особенно после визита к императрице. Отец их не любил и всегда бывал в плохом настроении после. Так что и Натаниэль вполне мог передумать — или просто забыть, что обещал сестре.
Джессамина присела на подоконник. Корсет не давал согнуться, но она прислонилась спиной к стене. Подвинула поближе стул и совершенно не великосветски закинула на него ноги.
Подписанные и рассортированные бумаги на столе придавливало пресс-папье в виде аэростата. Кабинет когда-то обставлял отец, даже из заводского помещения сделав вполне уютное. Без лишних изысков, только простые линии, дерево и вкрапления металла.
Взгляд Джессамины зацепился за тускло поблескивающею медью полку, на которой стояли какие-то механизмы, о которых она ничего не знала. Медь напомнила о протезе Натаниэля, лаконичной конструкции, в которую брат захотел сделать вставки из кожи и китовьей кости. Последнее Джессамину немного пугало, и теперь она корила себя за это.
Она касалась металлической руки брата, проводила по внешней стороне ладони и дальше, до локтя, где протез соединялся с плотью — заражению подверглась кисть, но отрезать пришлось больше.
Вот только Джессамина так и не смогла заставить себя коснуться китовьей кости. Натаниэль заметил это, но наверняка понял по-своему. Джесс помнила, как он помрачнел и отвернулся. Она пыталась поговорить, но он наотрез отказался и ушел к себе в комнату.
В последнее время он часто так делал. Просто закрывался, не желал обсуждать. Джессамина понимала, почему это происходит, но надеялась, однажды брат перестанет от нее убегать.
Или от кого-либо еще.
Во дворе засуетились рабочие, и Джессамина потерла грязное стекло — но налет был с внешней стороны. Всё же она увидела темную карету, запряженную вороной лошадкой. Стоило ей остановиться, Натаниэль почти соскочил вниз. Даже Джессамине было видно, как он с силой хлопнул дверцей и решительно нырнул внутрь здания.
Обычно спокойный Натаниэль сейчас был в ярости, и Джессамина не сомневалась, это после визита к императрице.
Она спрыгнула вниз, явно не так изящно, как брат из кареты. Оправила юбку. Покосилась на лежавший на столе респиратор с красивыми латунными вставками на коже. Последним указом императрицы запрещалось выходить из дома, не имея с собой такого, если направлялся в районы, близкие к реке.
Ее Величество на полном серьезе полагала, что таким образом уберегает народ от чумы. Злые языки передавали сплетни, будто она сказала: «Людям к северу от реки ничего не грозит. Чума — болезнь грязных бедных кварталов. Это прискорбное событие, но всё под контролем. Респираторы нужны только для спокойствия».
Завод стоял далеко от реки, но Натаниэль посоветовал Джессамине брать с собой респиратор, чтобы показать пример рабочим.
— Многие из них живут южнее. Если респираторы помогут защитить пару жизней, то пусть носят.
Взяв свой, Джессамина покрутила его в руках, но надевать не стала. Она вышла из кабинета и направилась к цехам, подозревая, что брат сразу пойдет к новому, почти законченному дирижаблю.
Завод Верленов, как и любой другой, представлял собой сложную систему коридоров и длинных лестниц через этажи с высокими потолками. Если бы Джессамина и Натаниэль не провели здесь часть детства, то наверняка бы не ориентировались так легко и просто.
Встречавшиеся рабочие приветственно кивали Джессамине, и она улыбалась каждому из них.
Снаружи завод выложен из красного кирпича, темного, покрытого грязью от соседних производств. Изнутри на стенах шпаклевка и неброская серая краска. Но в сборочном цехе, где потолок терялся в вышине, во мраке, оставался голый кирпич, так что Джессамина поежилась от прохлады.
Почти всё огромное помещение занимал новый дирижабль. Металлический остов, будто кости ископаемого животного, выброшенного на берег. Пока он мало походил на те дирижабли, что видела Джессамина, скорее уж, на корпус корабля, над которым и должна развернуться оболочка с газом. Новое строение предложил именно Натаниэль, он с отцом много спорил по этому поводу и просиживал ночи за чертежами, доказывая, что обычная конструкция слишком хрупка.
Прорезиненная ткань оболочки лежала тут же, сброшенной кожей чудовища. В дальней части цеха стояла и почти собранная длинная кабина.
— Джесс!
Она и не заметила, как Натаниэль оказался рядом. Его глаза горели восторгом, на груди болтался респиратор.
— Правда же, он прекрасен?
Он задрал голову, вглядываясь, где заканчивались остовы. Джессамина видела только металл, слышала гул цеха и многочисленных рабочих. Но Натаниэль видел в этом красоту.
Поэтому она предпочитала заниматься бумагами, оставляя брату конструкции.
— Мастер Нейт, хотите проверить внутри?
Главный конструктор говорил с простецким говором Кросс сэвиджа, даже полученное образование не смогло его уничтожить. А может, Эндрю Денверс не очень-то и хотел. На его одежде виднелись темные масляные пятна, изо рта торчала привычная зубочистка, терявшаяся в рыжеватой бороде, а глаза смотрели с неизменным озорным прищуром.
Эндрю Денверс работал на Верленов столько, сколько помнила себя Джессамина. Он был тем, кто нашел маленького Натаниэля, когда тот умудрился потеряться на заводе. Джессамина помнила, как тогда все переполошились дома, а мать едва ли не впервые в жизни кричала на отца. Утверждала, что маленьким детям не место на опасном производстве.
Натаниэля нашли всего перемазанного в угле и донельзя счастливым.
Сейчас он тоже, не сомневаясь, скинул сюртук и засучил рукава рубашки. На миг замер, когда обнажился протез, но отвернулся и именно этой рукой схватился за металлический остов, подтягиваясь, чтобы влезть внутрь.
Денверс с удовлетворением хмыкнул и нырнул вслед за Натаниэлем. Джессамина лучше многих знала, что они надолго, так что подняла брошенный сюртук брата и аккуратно уложила на стол среди инструментов. Отправилась на поиски начальника цеха, чтобы обсудить несколько деталей.
Успела она гораздо больше, но вернулась ровно к тому моменту, когда Натаниэль и Денверс что-то жарко обсуждали. Одежда Нейта была испачкана в нескольких местах, когда он натягивал сюртук. Джессамина не могла сдержать улыбку, когда увидела взъерошенного брата.
Она знала, что поговорить ему стоит с людьми. Но до этого расшевелить его могли только механизмы и машины.
Дирижаблями Натаниэль восхищался с детства и всегда первым был готов испытать новую конструкцию или залезть в самый грязный угол цеха. За это его и любили рабочие, называя «мастером Нейтом», хотя сейчас кто-то пытался говорить «милорд», но сам Натаниэль только отмахивался.
Он вырос среди этих людей, металла и кирпича не меньше, чем в стенах родного особняка. А может, и больше.
— Останешься здесь на обед? — спросила Джессамина. — Хочу обсудить дела завода.
Натаниэль нахмурился:
— Потерпит до вечера?
— Конечно. Куда собрался?
— К Ангелике. Она хотела что-то показать. Заодно выясню, во что успел влипнуть Тео.
— Гм, — Джессамина оглядела растрепанного Натаниэля и снова не смогла сдержать улыбки, когда он нахмурился с непониманием. — Езжай, она не удивится.
— Из тебя не выйдет благовоспитанного аристократа, Нейт.
— Хочешь, чтобы я и с тобой его изображал, Ангелика?
— О нет! Меня всё устраивает.
Они сидели на террасе поместья Холдеров, утопающей в роскоши зелени. Зацвели одни из маминых цветов, названия которых Ангелика не знала, и их тонкий сладковатый аромат переплетался с терпким запахом чая.
Натаниэль казался неуместным среди белоснежных колонн и плитки в сухих цветах. Немного встрепанный, в пыльном сюртуке. И в то же время именно его неидеальность казалась безумно живой — даже лежащая на коленях металлическая рука.
— Главное, не являйся так во дворец, — Ангелика спрятала улыбку за чашкой с чаем. — Императрица не оценит.
— Не волнуйся, просто покажи свой «механизм не из империи» и я покину твой дом.
Ангелика вздохнула, опуская чашку.
— Ты, как всегда, неправильно всё понимаешь. Я рада тебе, Нейт. На королевском приеме насмотрелась на строгих аристократов, меня от них уже тошнит!
— Думал, ты получаешь удовольствие…
— Я делаю то, что должна, и единственное, что умею. Но это не значит, что оно мне нравится. Или только оно.
Говорить о том, что чувствует, Ангелика не привыкла. С Тео это никогда не требовалось, он и так прекрасно ее понимал. С другими… тоже не требовалось, потому что они понимать не хотели. И пусть Натаниэля она знала с детства, но не представляла, как говорить просто, искренне, без наносного кокетства, впитанного ею вместе с пудрой и румянами, уложенного вокруг нее, как белесые локоны волос на голове.
Поставив тонкую чашку с рисунком из птиц, Ангелика поднялась из-за стола:
— Пойдем, Нейт. Я покажу то, что собиралась. Тебе понравится.
Больше, чем я, добавила она про себя.
Натаниэль галантно предложил ей руку, но Ангелика подхватила его с другой стороны, той, где поблескивал в рукаве сюртука протез.
— Он такая же часть тебя, — заявила она.
Натаниэль не ответил. Молча последовал по коридорам, ведомый Ангеликой. Сквозь большие окна проникало много света, мелкие пылинки вились над полом. Но Ангелика привела его в вытянутое помещение, где окна были только в дальней части.
Про себя Ангелика называла эту комнату мастерской. Ни мать, ни отец не занимались ничем, для чего могла бы понадобиться «мастерская», Тео управлял делами из Академии или своего кабинета.
Поэтому никто не заглядывал в эту дальнюю комнату особняка, где Ангелика собирала свои «игрушки». Никто кроме Тео, разумеется, но большую часть здесь всё равно притаскивал именно брат.
Ангелика видела, как Натаниэль скользнул взглядом по механическим игрушкам, кажется, слегка приподнял брови в удивлении, когда заметил аккуратные горшки с зелеными ростками и торчащими из земли подписями.
В смущении Ангелика опустила глаза: наверняка ее увлечение растениями не очень-то интересно Натаниэлю. Но тот сказал:
— Тео упоминал, у тебя оранжерея.
— Небольшая. Не здесь. Тут мы за другим. Не волнуйся, — Ангелика легко улыбнулась. — Я позвала тебя не для того, чтобы показывать новый сорт орхидеи.
Она отпустила его руку и подошла к стене, где стояло нечто большое, раза в два выше человека, накрытое мешковиной. Без лишних слов, Ангелика стащила ткань, демонстрируя аккуратный корпус автоматона на длинных тонких ногах. Дневной свет отливал в полированных металлических боках.
Натаниэль совершенно неаристократично присвистнул. Подошел ближе, с изумлением рассматривая механизм.
— Это то, о чем я думаю?
— Если о военном автоматоне, который производят в колониях, то да, — мрачно отозвалась Ангелика.
Натаниэль выругался, весьма грязно и даже не спохватился, как бывало раньше, что рядом Ангелика. В его взгляде на механизм читалось восхищение машиной — и в то же время безграничное удивление. Подобные использовались как часть военной мощи, они могли легко уничтожать.
— Держать такой дома — уже преступление. Они запрещены в империи.
— В частном владении, ты хотел сказать. На службе короны их много.
— Откуда он у тебя?
— Контрабанда из колоний. Тео, конечно же.
Ангелика видела, как восхищение машиной сменяется во взгляде Натаниэля непониманием. Он нахмурился.
— Ты знаешь, зачем вызывала меня императрица?
— Ммм?
— Хотела, чтобы я шпионил за Делом и Тео. Подозреваю, она знает и о чуме, и… об этом.
Натаниэль взмахнул рукой в сторону автоматона:
— О чем думает Тео?
— Хотела бы я знать.
Снова ей нужно было говорить о том, что она на самом деле чувствует, рассказывать искренне, и Ангелика терялась. Но в этот раз речь шла о брате, а не о ней самой. И это куда важнее.
— Поговори с Тео, Нейт. В последнее время… я не знаю, что на него нашло. Он говорит, ему интересно, и корона не вправе скрывать разработки. Связался с несколькими крупными контрабандистами. Даже я не знаю всего, что они поставляют. Полагаю, образцы в Академии.
Натаниэль подошел к автоматону, пощупал рукой его ноги, провел пальцами по сочленениям, по металлу корпуса.
— Он рабочий?
— Да, — кивнула Ангелика, — насколько я знаю.
— Тео повесят, если узнают.
Натаниэль опустил руку и мрачно посмотрел на Ангелику:
— Уже знают, я боюсь. Дело за доказательствами.
— Тео уверяет, что он аккуратен.
— Но ты бы не показала мне, если б была уверена.
— Еще кое-что, — Ангелика вздохнула. — Тео много времени проводит в Академии, там какие-то исследования или что-то вроде того. Он… снова принимает стимуляторы.
— А лекарь не хочет ему рассказать про слабое сердце? — едко спросил Натаниэль. — Снова.
Ангелика опустила глаза. Она волновалась за брата, и чем дальше, тем больше. Особенно после чумы, отравления лорда Кардена… Тео следовало затаиться, а он вместо этого пошел против императрицы, закрыв Академию, но всё равно постоянно туда ездит.
Рука Натаниэля, его человеческая рука легла на плечо Ангелики. Он мягко сказал:
— Я поговорю с Тео. Где он сейчас?
— Уехал к Делмару.
— Нагоню его там. Их обоих.