***
— ПАК, МАТЬ ТВОЮ, ЧИМИН! ЕБАНЫЙ ТЫ Ж В РОТ! КАКОГО ХУЯ! ЭТО ЧТО ТАКОЕ, БЛЯТЬ?! Пак, мать его, Чимин, сидящий перед телевизором и смотрящий «Бегущего человека», вдруг перестаёт жевать и, не моргая, поворачивается в сторону ванной комнаты, откуда и доносятся эти лестные комментарии. Прелюдия Прошло уже около месяца с тех пор, как парни стали жить вместе. Обдумывая в кровати тот инцидент с вопросами об ориентации, Чимин вспоминал, куда он дел ту стопку неиспользованных объявлений, ведь теперь (после такой-то реакции) Юнги точно свалит восвояси. Будь он на месте Юнги — убежал бы тотчас. Но тот не ушёл. Не испугался, не стал шарахаться от Чимина, как от прокажённого. Вел себя как обычно, редко улыбался губами, но всегда — глазами. Сердился, когда мелкий брал его грязную одежду из комнаты без спроса, но тут же остывал. Чимин тоже ворчал на Юнги, что тот шмотки сразу в стирку не выкидывает и ему приходится их по всему дому собирать. Идя в магазин, Чимин теперь всегда брал молоко, если то заканчивалось, и хлопья «SugarCubes» — любимые хлопья Юнги — если тех уже на донышке коробки оставалось. А ещё он дожидался Юнги после работы, всегда. Нечаянно, он не планировал, просто так получалось. Чимин сидел вместе с ним за столом на кухне, пока тот жевал приготовленную парнем еду. Иногда они молчали, просто слушая тишину вокруг, но чаще всего они говорили. Обо всём и ни о чём. Так было день за днём и Чимину этого хватало, да и Юнги не жаловался, пока… Конец прелюдии — начало начал А Чимин всё так же сильно хочет Юнги. Перед собой, внутри себя, за собой. Может быть, хочет даже больше, чем раньше, но он не предпринимает абсолютно никаких действий. Конечно же, он боится спугнуть Юнги. Ну и что, что тот нормально отреагировал на признание Чимина в своей ориентации, ну и что?! А ещё он боится отхватить смачного пиздюля. Юнги, порой, очень пугает Чимина, и мелкий пытается лишний раз того не злить. Однажды (на первой или второй неделе совместного проживания), Юнги приходит с содранными до мяса кулаками и подбитой губой. Про одежду даже и говорить страшно: если кратко — бомбер «R.I.P». Чимин как обычно лежит на диване и прозябает время в интернете. Погода в этот день не особо радует, зато — это идеальное время для какао. Чимин уже, наверное, за вечер кружку четвёртую наворачивает. Он жует последнюю зефирку, когда слышит поворот ключа во входной двери. — Ты рановато сегодня, Юнг… Чё это с тобой? — Чимин за одну секунду телепортируется с дивана в коридор и подскакивает к парню. — Ты дрался, что ли?! Чимин верещит и хватает Юнги за руки, рассматривая ссадины, но тот резко их отдёргивает и зло смотрит на мальчишку. — Да, дрался. Отвали. Он грубо отпихивает Чимина в сторону плечом и бредет в ванную, снимая по пути остатки бомбера. Юнги шипит от боли и тихо ругается себе под нос. На дальнейшие вопросы Чимина «с кем, почему, сколько их было, тебе сильно больно» и ещё сотню похожих Юнги не отвечает ни тогда, когда умывается, ни по пути на кухню за водой, ни по дороге в собственную комнату. — По-хорошему прошу тебя: съеби с глаз моих. Юнги два раза повторять не пришлось: Чимин исчезает практически сразу, только того и видели. Но на следующее утро Юнги ведёт себя так, словно абсолютно ничего не произошло: он готовит свой фирменный завтрак, улыбается Чимину (опять же только глазами), ворчит на то, что дождь всё никак идти не перестанет, и снова извиняется: — Я это сгоряча ляпнул. Не сердись. Чимин в который раз застывает на стуле с полным ртом и тупо кивает — привычка, перенятая от Юнги. С кем поведёшься, как говорится… И Чимин решает ждать. А чего ждать-то, собственно говоря? Пока Юнги в голубой отряд заделается? Пока рак на горе свистнет? Пока гречка подешевеет или депутаты воровать перестанут? Чего ждать-то, Чимин? А он и сам не знает. Просто решает ждать и всё. Момента, случая, воли небес, собственной смерти — да чего угодно. Он просто не будет ничего делать. И он держит обещание ничего не предпринимать, пока…***
— ЧИМИИИИИИИИИН! БЛЯТЬ! Тот вжимает голову в плечи и усиленно соображает, где же он успел накосячить. Утром всё было хорошо. У Юнги выходной, поэтому они решили сходить в супермаркет и закупиться продуктами; парни как-то внезапно стали покупать еду на двоих, а не делить полки в холодильнике на «твои и мои». После магазина, пока Чимин готовил обед, а Юнги корпел над тостером, что пару дней назад отбросил последние поджаренные хлебцы, всё тоже было нормально. Правда, еду Чимин чуть пересолил, но вряд ли то было поводом для такого ора. Ближе к вечеру, перед походом Юнги в душ, всё тоже беды не предвещало. Чимин тусил у себя в комнате, играя в какую-то аркадную игру на телефоне, когда Юнги заглянул к нему с полотенцем через плечо. — Слушай, у меня шампунь закончился. Твой возьму, оки? — М? — Чимин отрывает глаза от игры и вскидывает брови. — А, бери. Только тот, что справа. Левый, — он показывает себе на волосы, — оттеночный. — Понял. Юнги показывает жестом «ОК» и семенит в ванную, а Чимин резко вспоминает, что забыл кое-что в кухне и выходит следом за парнем. Конечно же, ему на кухне ничего не надо. Просто Чимин хочет быть как можно ближе к Юнги, снимающему с себя сейчас одежду; к Юнги, что не торопясь размазывает пену по щекам и горлу; к Юнги, что с тихим шуршанием водит по лицу острым лезвием; к Юнги, который задёргивает штору; к Юнги, тело которого алеет от прикосновений горячего душа… Чимин бьется лбом о стену и нехотя отходит от двери ванной, тихонечко поскуливая. Он на скорую руку делает себе бутерброд и бредёт в гостиную, опустив подбородок на грудь. Сегодня в шоу принимает участие какая-то очередная новоиспечённая группа, состоящая из мальчиков-зайчиков, и Чимин усиленно пытается сосредоточиться на какой-нибудь симпатичной мордашке на экране, но шум воды за стеной никак не даёт ему этого сделать. — Я, блять, тебя спрашиваю, чё это такое?! — Юнги вплотную подскакивает к опешившему Чимину, почти не прикрывая «дружка». По разогретому телу стремительно бежит ещё не остывшая вода, кое-где даже пена лежит крупными сгустками, а лицо его просто перекосило от ярости. — Ты сюда, блять, смотри! — и Юнги хватает всё ещё молчащего Чимина за подбородок, дёргает его вверх, заставляя взглянуть парня куда угодно, только не на полотенце. Сердечко Чимина уже не справляется. Оно вообще стало с перебоями работать, когда эти двое повстречались. Херня какая-то с ним творится: то бешеным галопом заносится, то вообще не стучит. Чимин впервые видит Юнги практически без одежды. Право, он даже думал иногда, что Юнги и футболки — это единое целое. Чимин даже, кажется, не предполагал, что у Юнги, оказывается, столько оголённой кожи. Раньше Чимин довольствовался только руками, икрами и шеей соседа, глазел на них что есть мочи. Голый Юнги в мыслях Чимина — это одно. Другое дело — видеть сию прелесть наяву. Чимин нехотя поднимает глаза вверх и то, что он видит, заставляет его дико, во все горло, до коликов и боли в боку ржать. Непрожёванный бутерброд пулемётной очередью летит изо рта во все стороны, а сам парень валится навзничь, обхватывая руками талию, а потом Чимин и вовсе падает на пол, продолжая сотрясать смехом воздух. — Смешно тебе, да? Ты, блять, только посмотри на это! Чимин не может говорить: он только и делает, что трясёт руками, барабанит ногами по полу, и кричит, и плачет от смеха. — А ну прекращай ржать! — лицо Юнги уже практически багровое от злости. Он огибает журнальный столик и встаёт возле головы Чимина. — Заткнись! Юнги пинает мелкого в плечо и чуть шатается, теряя равновесие, потому что тот, резко заткнувшись, хватает ногу хёна. — Юнги, — Чимин, вытерев свободной рукой слёзы, смотрит прямо в глаза Юнги, а потом голосом, полным уверенности, продолжает: — А тебе идёт. — Идёт? МНЕ ИДЁТ? Да они, сука, ЗЕЛЁНЫЕ! У-меня-зелёные-волосы! Ты хоть это понимаешь? Юнги вырывает ногу из захвата и топает в коридор, где висит небольшое зеркало. Топает, совсем забывая о том, что, попка-то у него не прикрыта, а Чимин всё ещё гей. — Да, но этот цвет сейчас в моде, — приглушённо выдаёт Чимин и, возлегая на полу в форме звёздочки, улетает в нирвану, прожигая глазами упругий зад соседа. — И они не зелёные, а… мятные, что ли… — мурчит он. — Я похож на человека, которому есть дело до того, что сейчас, блять, в моде? Ты хоть понимаешь, что это ты виноват?! Мятные?! Это вообще чё за цвет такой? Юнги готов переключиться в режим «крушить-ломать». Он вертится перед зеркалом и отчаянно пытается убедить себя, что это сон. Хуёвенький такой кошмарик, который оказался явью. — А почему это я виноват? — Чимин не понимает. Он поднимается на локтях, чтобы получше видеть Юнги. — Почему? ПОЧЕМУ? — глаза Юнги округляются, и сосуд в одном из них, кажись, лопается. Нервы пока ещё держатся, но (инфа сотка) это ненадолго. — А ну подошёл. Юнги движется в ванную комнату, приказывая младшему следовать за ним. — По-до-шёл, я сказал. Но у Чимина режим самосохранения уже перешёл в пассивный, поэтому он даже бровью не ведёт, а просто смотрит на Юнги с довольной ухмылкой. Тут бывший блондин не выдерживает: подскакивает обратно к парню и резко, со всей дури, хватает мелкого за ухо и тащит за собой. Если не обращать внимание на невыносимую боль и на то, что Чимин вот-вот, да и станет наполовину Дамбо, он доволен тем, что сейчас плетётся за Юнги в ванную комнату, ведь обзор на попку отсюда просто превосходный. — Ты сказал, что твой шампунь слева, так? Так. Ты сказал, брать правый, да? Да! Я и взял, и теперь посмотри, на что я похож! ТЫ-ТОЛЬКО-ВЗГЛЯНИ! А Чимин только и рад смотреть на Юнги, что ядом плюётся, высказывая своё недовольство; на Юнги, что сейчас энергично жестикулирует, указывая на баночки-скляночки; на Юнги, что стоит в полуметре от него практически голый, горячий и так вкусно пахнущий. — Йа! ЧИМИН! — Юнги бьёт соседа в плечо, заставляя того очнуться. — Так ты читать, что ли, не умеешь? Тут же написано «оттеночный». Нахера ты его взял? — ТЫ МНЕ СКАЗАЛ ВЗЯТЬ ПРАВЫЙ! Юнги до хруста сжимает кулак перед лицом мелкого, и тот нервно сглатывает: сглатывает остатки бутерброда, гордости и невыносимого желания наброситься на Юнги прямо здесь и прямо сейчас. — Да! Вот этот правый! Чимин показывает на более правую бутыль с шампунем и хныкает. — Ну так нахуя тогда здесь этот стоит?! Тем более зелёный! Он тебе вообще зачем? Юнги опирается задом на раковину и трёт переносицу, осознавая свою тупость, но сейчас он не в настроении принимать свою неправоту. — Я его по ошибке купил. — А какого лешего ты тогда сюда его поставил, а? — Ну так шампунь же… Блин, Юнги, читать надо! Ты что, тупой совсем? И тут Чимин понимает, что ляпнул лишнее. Он резко поджимает губы и втягивает голову в плечи. — Требую адвоката, — выдаёт он и пулей вылетает из ванной. — Тебе, падла, гробовщик нужен! Юнги мчится следом за парнем, заматывая на ходу полотенце вокруг талии. Режим «крушить-ломать» успешно активирован. Юнги носится вокруг журнального столика, вокруг кухонного стола, по дивану, креслам, снова вокруг кухонного и журнального столов, попутно кидая в убегающего Чимина подушки и другие предметы, что попадаются под руку. — Халк, ну не злись! — подливает масла в огонь мелкий и заливисто смеётся, уворачиваясь от летящих в него опознанных объектов. — ВОТ СУКА! К несчастью Чимина, в момент произношения этих роковых слов, они находились на кухне, поэтому… — Чувак, ножницы положи! — Чимин визжит и обороняется стулом. — Я тебе сейчас все твои патлы пообрезаю, будешь знать… По лицу Юнги видно, что тот не шутит. Сейчас он реально похож на Халка: версия сухофрукта, так сказать. Чимину необходим план по спасению своих патл, и он не придумывает ничего лучше, чем взять заложника. Чимин бросает стул на пол и со всех ног несётся в комнату хёна. Юнги грозно, зажав в руке огромные ножницы, топает следом и резко останавливается на пороге. — Положи ножницы или он вылетит в окно. Положи. Ножницы… И мы поговорим нормально, хорошо? — Поставь-Саймона-на-место. Чимин и сам понимает, что угрожать Юнги убийством Саймона равно подписанию смертного приговора для Чимина, но «думалка» сейчас совсем не соображает. — Положи ножницы, а я поставлю Саймона, оки? Да, правильно, Чимин, голосок помягче, поспокойнее. Вспомни, как Наташа Халка успокаивала. Давай, давай, всё правильно. Подняв руки над головой, Юнги начинает медленно приближаться к соседу. Шаг за шагом он всё ближе. Шаг, второй. — Ножницы! Или он умрет! Юнги на секунду замирает и ловким движением вешает ножницы за ушко на свой указательный палец. Чимин же, не торопясь, начинает опускать Саймона на пол. Вот так они и стоят, два дебила: один с каменным хуем в руках, а второй в одном полотенце с поднятыми вверх руками. Соседям из дома напротив (любящим подглядывать) есть чем сегодня насладиться: не каждый день такое зрелище увидишь. Ошибкой (а может быть, и лучшим решением) Чимина было первым поставить Саймона на пол, потому что в ту же секунду Юнги, схватив за шкирку парнишку, бросает того на кровать, а сам наваливается сверху, нацепив акулью улыбку и теребя в руке кухонные ножницы. — Итак, и что же мы имеем? А нихуя мы, Юнги, не имеем. И никого. Чимин в очередной раз сглатывает ком в горле и смотрит на Юнги, затаив дыхание. Чимину казалось, что он уже в деталях изучил лицо старшего: знал все его морщинки, все линии, количество ресничек и оттенок глаз, но он глубоко заблуждался. Наверное, он впервые видит Юнги так близко, всего в нескольких сантиметрах, секундах от собственного лица и губ. Кардиологи бы прихуели, если бы сейчас послушали сердце Чимина — от того, как оно стучит и не стучит одновременно. Юнги слишком близко. Он слишком горячий. Юнги слишком манящий и ещё сотня разных слишком. Нужно что-то предпринимать, пока Чимин ещё в состоянии себя контролировать. Резко перехватив запястья Юнги, Чимин быстро перекатывается и нависает сверху, подминая под себя соседа. Чимин знает, что сильнее Юнги. И Юнги в курсе тоже. — Юнги, прости, ладно? Я не специально. Я правда забыл про этот дурацкий шампунь! Ну, хён! Чимин сам обалдевает от того, что произносит это ненавистное ему «хён». Юнги щурит глаза и чуть наклоняет голову вбок. — А ну-ка, повтори, — хрипло произносит Юнги и ещё больше щурит глаза. — Что повторить? — Чимин не догоняет. — Хён. Скажи это ещё раз, — в голосе Юнги вновь слышатся эти властные нотки, перед которыми Чимин просто не может устоять. — Х-хён, — нехотя выдавливает тот и ждёт реакции. — Ещё раз, но медленнее, — Юнги неумолим и очень жесток. Чимин глубоко вздыхает, но, решая, что это сможет хоть как-то сгладить конфликт, выдаёт: — Хё-оооооооон. И тут происходит то, чего Чимин никак не ожидал: Юнги резко меняется в лице и начинает заливисто смеяться, сотрясаясь всем телом. Он, высвободив руки из захвата, закрывает ими лицо и продолжает дико угарать. — Обалдеть, — наконец-таки, спустя время, шепчет Юнги и, раскинув руки в стороны, не моргая, устремляет взгляд вверх на замершего над ним Чимина. — Всё, я решил. С этого момента называешь меня только «хён», понял? — Нет, ну Юнгииииии, — капризно тянет Чимин и трясёт плечами как ребёнок. — Хён, — грозно отрезает тот и скрещивает руки на груди. — Ну блииин, ну прости! Хочешь, я прямо сейчас за краской схожу в магазин, и мы вернём всё как было, хочешь? Только не заставляй тебя хёном называть, м? Юнги на секунду улыбается, но сразу же возвращает «грозное» лицо. — Нет. Хён. Я всё сказал. А теперь вали. — он пытается спихнуть с себя парня, но тот слишком тяжёлый и сильный. — Слезай, я сказал! — Юнги, ну пожалуйста! Я же изви… — Чимин не договаривает. Юнги, схватив мелкого за грудки, подтягивается. Их лица теперь находятся на неприлично близком расстоянии. Дыхание Юнги обжигает губы Чимина, и тот быстро, чтобы не заметили, проглатывает сердце, что практически совершило побег. — Отныне-зовёшь-меня-только-хён. Понял? Юнги чётко, тихо, резко вдалбливает эти слова в приоткрытый рот мелкого, практически касаясь налитых кровью и желанием пухлых губ. — Понял, — выдыхает в ответ тот, и по телу пробегает дрожь. — Понял, кто? — Юнги издевательски кривит бровь и заглядывает в глаза Чимину. — Понял… Хён.