***
Рассуждать о жизни и копаться в себе — эти две вещи давались Юнги хуже всего. Его каждый раз в холод бросало, когда при нём начинали говорить за жизнь, за будущее, за любовь, и он по-английски сваливал куда-нибудь подальше, лишь бы избежать этих самокопаний. Жить намного проще, если особо ни о чём не думать. Всё как-то своим чередом идёт и не беспокоит. Да, размышлять Юнги не мастер, но он вовсе не глуп. Просто не думать и быть тупым — это разные вещи. Где-то глубоко внутри своего подсознания Юнги знал, что дочь хозяйки квартиры к нему подкатывала, но он об этом не думал. Где-то внутри парень догадывался, что он нравится Чимину, но и об этом он не размышлял. Просто так проще живётся. — Передавай Боре привет и мелкого поцелуй от меня, — говорит Юнги Намджуну, выходя следом на улицу. — А ты, — он тычет пальцем в пьяного Хосока, — звони почаще, засранец. Они с Хосоком обнимаются, но Чимина теперь это нисколько не задевает. Он понял, что Хосок — просто друг, когда вскользь речь зашла о невесте, которую Хосок встретил в одном из путешествий на Барбадосе. — Буит сделано, ик. — Хосок криво отдаёт честь и валится назад, но упасть не успевает, так как ловкие руки Намджуна ловят его в метре от земли. — Чимин-ни, оставляю его тебе. Заботься о нашем, ик, Шууууге, ладушки? Я стопроцентно убедился, что вы… Хосоку не дают договорить. Намджун лепечет: «да заткнись ты уже» и закрывает ему рот ладонью, попутно запихивая того в подъехавшее такси. — Передам и поцелую. — Намджун опускает автомобильное стекло и кивает Юнги, а затем переводит взгляд на Чимина и подмигивает: — Пока, Солнышко! Чимин закатывает глаза, но всё равно ухмыляется. Может быть, это из-за пива, но и Намджун теперь кажется вполне себе адекватным человеком. Чимин поднимает ладонь и легонько машет ей на прощание. Такси уезжает, а через заднее стекло видно, как Хосок, развернувшись на сидении и широко улыбаясь, энергично жестикулирует, прощаясь с ребятами. — Завидую я тебе, Юнги, — шепчет Чимин, когда парни заходят обратно в квартиру. Юнги с характерным брякающим звоном опускает очередную пустую бутылку в мусорный мешок и вопросительно смотрит на мелкого. — И чему это ты завидуешь? Юнги уже не впервой слышать это в свой адрес от других людей, но каждый раз никто не удосуживался объяснять смысл сказанной ими фразы. Чимин в нерешительности замирает, прекращая сминать пустую пачку из-под чипсов, и не смотрит на соседа. — Просто, — Чимин, спустя время, отмирает и пожимает плечами, ласково улыбаясь соседу и продолжает заниматься уборкой фантиков. — Да что у вас всех так просто-то? Объясни, блин! Юнги резко кидает очередную бутылку в пакет, и та, конечно же, столкнувшись лицом к лицу со своими сестричками, разбивается, рвя тонкую стенку пакета. Чимин вздрагивает и обеспокоенно поднимает глаза на хёна. После разговора с Намджуном на кухне, Юнги вернулся словно в воду опущенный и практически не говорил весь остаток вечера. Хосок предупредил Чимина, что лучше делать вид, словно ничего не произошло. Рыжий, скрепя сердце, так и поступил, но всё его нутро так и тянулось обнять Юнги и узнать, что же не так. — Просто, — так же нерешительно продолжает Чимин, обходя столик и становясь рядом с соседом. — Просто видя то, как тебя все обожают и заботятся, нельзя не завидовать. Это, наверное, очень круто, когда вот так любят. И, знаешь, я их понимаю. Тебя нельзя не любить, хён… Чимин заглядывает в глаза Юнги в надежде, что тот поймёт всю глубину и суть этих слов, но мысленно он уже смирился со всей тщетностью и безысходностью ситуации под названием «совместное проживание с объектом твоего обожания. пометка: безответное чувство». Но Юнги снова не понимает.***
— И как тебе живется с этим деспотом? Хосок сегодня весь вечер только и делает, что заваливает вопросами парнишку. Тот теряется и непонимающе смотрит сначала на Хоупа, потом на Намджуна, и только затем — на Юнги. — Деспотом? — переспрашивает Чимин и хлопает глазами. — Да, деспотом! Шугу по-другому язык назвать не повернётся! Юнги замахивается бутылкой на друга, а тот заливисто смеётся. — Ничего я не деспот. Не слушай этого придурка, Чимин. Он просто перепил и несёт херню. Я же не деспот, да? — он с видом раненого котёнка поглядывает на Чимина, и тот, конечно же, тает. — Да не деспот он. Нормальный, мне нрав… с ним хорошо жить, — вовремя поправляется Чимин и ёрзает на месте. — Не скажу, что спокойно, но оно и лучше. Предыдущего соседа из-за компа было не вытащить, а тут хоть нормальное человеческое общение, — он дарит ласковую улыбку Юнги и отпивает из бутылки. — Человеческое? — переспрашивает Хосок. — Общение? — интересуется Намджун. — Нормальное? — задаёт немой вопрос и Саймон. — Эээ, — теряется Чимин и мечет взгляд от одного к другому, — да. Нормальное человеческое общение. Мы каждый день разговариваем. Долго, пока глаза у обоих не слипаются. Намджун и Хосок переглядываются, а затем откровенно пялятся на Юнги. Тот тупо дёргает плечами, как бы говоря «ну есть такое» и попивает своё пиво как ни в чём не бывало. — Ахуеть, — практически одновременно выдают ошалевшие ребята и ухмыляются, всё ещё не до конца понимая всю абсурдность ситуации. — А чего такое-то? — теперь Чимину любопытно, и он с нетерпением смотрит на парней. Хосоку вдруг ворот рубашки кажется ужасно удушающим, и он, расстегнув две верхние пуговицы, копошится на месте. Намджун же машет кистью на себя-от себя, пытаясь получше сформулировать и высказать мысль, но из уст доносится только мычание. — Как бы тебе сказать-то, Чимин-ни, — Хосок подхватывает красочные попытки Намджуна описать ситуацию. — Наш Юнги — но после твоих слов мне это правдой уже не кажется — неразговорчивый парень… вроде. Чимин хлопает ртом как рыбка и щурит глаза. С самой первой встречи Юнги только и делал, что разговаривал с Чимином. Да, может быть, о глупостях, но всё же. Да, может быть, недолго, но говорил. Два предложения, получасовая история, одно слово — без разницы. Юнги общался с Чимином. Всегда. — Бывали времена, когда Шуга неделями молчал и только и делал, что кивал да мычал «угум, угум». И никто его разговорить не мог! А ты утверждаешь, что вы болтаете каждый день, да? — у Намджуна даже дыхание сбивается. — Йа! Не говорите так, словно меня в комнате нет. Я же, блять, всё слышу! — Юнги себя уже невидимкой чувствует, и это ему не нравится. — Да погоди ты, — отмахивается Хосок и устремляет всё внимание к Чимину, что сидит, округлив глаза от услышанной информации. — Реально? Каждый день? Прям… разговариваете? На утвердительный кивок Чимина Хосок шумно выдыхает и трёт макушку. — Ты мне не сказал, что всё… настолько… — Хосок, повернувшись к Намджуну, испепеляет того взглядом. — Да чтоб я сам знал! Тоже впервые слышу. Я в шоке не меньше, чем ты! — Намджун вытягивает лицо и трясёт головой, пытаясь привести мысли в порядок. — Заканчивайте херню нести и лучше пива принесите с кухни! — Юнги кидает подушку в парней и трясёт пустой бутылкой в воздухе. — Я же говорю — деспот! Всё ему принеси и сделай! — Хосок закатывает глаза и тяжело поднимается на ноги. «Деспот? О, да, ещё какой, но, блять, как же мне нравится», — думает Чимин и ухмыляется собственным мыслям.***
Да, уговорили. Да! Юнги головой признает, что Чимин красивый. Да, красивый, чёрт вас всех дери! Он — красивый, и да, он — парень! И ему нравится его эта нелепая симпатичная мордашка и эти нелепые рыжие волосы, да даже эти нелепые чёрные корни, которые пора бы уже подкрасить. И эти прищуренные глазки нравятся, и то, что Чимин немного ниже. Мозгу Юнги это очень нравится. Особенно сейчас. Особенно на пьяную голову. Но он не знает причины, почему Чимин ему нравится. Он всеми силами пытается понять это, осознать всем своим серым веществом, черепной коробкой, всеми нейронными связями почему, но не может. Что-то в его голове не пропускает эту информацию дальше маленького участка мозга, не позволяет ей опуститься вниз по спине, по кончикам пальцев, дальше по всему телу. Не даёт пропустить всё это знание в одно единственное небольшое место, которое и расставило бы всё на свои места. Мозг и сердце всегда в контрах. И не только у Юнги. Это бывало с каждым, кто хоть раз оказывался в похожей ситуации, но зачастую у всех эти двое находили компромисс и затем жили долго и счастливо. Но в случае Юнги мозг ему попался какой-то бракованный, с прибабахом, что ли: он не позволял Юнги делать лишнего, не пропускал действительно важную информацию для будущего счастья дальше затылка, а просто запирал её в дальний ящик, а ключ выкидывал. Этих выкинутых ключей у Юнги уже вагон и маленькая тележка. Столько шансов быть счастливым. Столько выброшенных шансов. Таким образом, в сердце Юнги никогда не было информации под названием «симпатия» или «любовь». Оно просто выполняло свою основную функцию и ещё немного вмещало в себя «дружбу» и «заботу о близких людях», но никогда больше. — Хён, — вырывает Чимин соседа из раздумий и всё так же нежно смотрит на него. — Ты серьезно насчёт хёна? — М-м-м? Юнги, завязывая порванный осколками пакет, глядит сверху-вниз на мелкого и сводит брови. — Ну, про хёна. Серьёзно? Юнги смущённо хохочет и запрокидывает голову назад, обнажая бледное горло. Он трёт рукой глаз, а другим неуверенно поглядывает на мелкого. — Да, серьёзно. Поэтому, никаких Юнги. Только хён и только я, понял? — Понял, хён! — откликается Чимин, явно довольный тем, что отныне может и будет сколько угодно называть хёна «хёном» и обоим это будет только в радость.***
Юнги бесится от того, что Чимин такой сильный. Не высвободиться, как ни старайся. И откуда в этом мелком засранце столько сил, непонятно. — Юнги, прости, ладно? Я не специально. Я правда забыл про этот дурацкий шампунь! Ну, хён! Оба парня замирают. Чимин — от неожиданности, что это из его уст вырвалось, а Юнги — видя реакцию организма рыжего соседа на это слово. Показалось? Да, возможно, но проверить стоит. Юнги щурит глаза и наклоняет голову набок: — А ну-ка, повтори. — В голове Юнги что-то трещит, когда Чимин, ошарашенно округлив глаза, смотрит в ответ: — Что повторить? Ой, дурак. Непонятно, что ли? — Хён. Скажи это ещё раз. До Юнги давно дошло, что мелкий не может не подчиниться приказу старшего. Словно какая-то неведомая сила заставляет Чимина безукоризненно выполнять все указы. — Х-хён, — неуверенно выдаёт рыжий и моргает так же неуверенно. «Хм, а не показалось ведь. А ну-ка, ещё разок!» — Ещё раз, но медленнее. Юнги, чтобы не испугать и без того опешившего парнишку, мурчит, глядя ему в глаза, и ждёт не дождётся, когда увидит это ещё раз. — Хё-ооооон, — тянет Чимин и снова моргает, но так же медленно. Вот оно! И почему Юнги этого раньше не замечал? А, ну да, хёном-то его Чимин не называл, поэтому и не видел. LOGIC. Так, стоп. В чём дело? С какого такого фига это кажется Юнги… милым? Он умиляется с того, что смотрит, как какой-то парень при каждом употреблении словечка «хён» закрывает веки, переплетая ресницы, а потом этот же парень продолжает говорить, как ни в чём не бывало? Вот какого хрена? Постойте, но Намджун ведь так мило не моргает, когда Юнги хёном называет, а у Чимина это как-то на автомате, рефлекторно, что ли, получается, словно ты по столу молотком стучишь, и от каждого удара веки непроизвольно закрываются. Хён, хён, хён — моргнул, моргнул, моргнул. Хё-оооооон — моргнул медленно, а веки подрагивают на этом ебучем «о». Блять, это так мило, что аж плеваться тянет! Сам не понимая, почему Юнги начинает в голос смеяться. Может, из-за всей этой глупой ситуации с волосами, может быть, от того, что он практически голый лежит под соседом и диву даётся, что на слове «хён» тот каждый раз охренеть как умилительно, блять, моргает! Моргает, сука! Вы понимаете? Мило. Мор-га-ет. Ну где это вообще видано? Обессиленно раскинув руки в стороны, Юнги смотрит вверх на ошалевшего парнишку и вдыхает полной грудью. — Обалдеть. Всё, я решил. С этого момента зовёшь меня только хён, понял? Как и ожидалось, Чимин начинает капризничать и всячески старшего отговорить от такого наказания. <…> — Нет. Хён. Я всё сказал. А теперь вали. Подняться у Юнги не получается: Чимин сильно вдавил того в кровать и слезать явно не собирался. Юнги уже начинает это злить, ему не нравится быть беспомощным. — Юнги, ну пожалуйста! Я же изви… «Он достал ныть. Как маленький, ей богу! Пора с этим кончать…» … и Юнги не придумывает ничего лучше, как пригрозить мелкому скорой расправой. Юнги, схватив того за грудки, подтягивается и зло заглядывает в глаза парнишке, отчего тот сразу же затыкается и оленьими глазами изучает лицо старшего. — Отныне. — Юнги вкладывает в голос всю власть, которую только смог в себе найти. — Зовёшь. — Он хочет, чтобы рыжий понял, что он шутки шутить не намерен. — Меня. — Он прожигает взглядом ошалевшего парня. — Только. — Он пододвигается ближе, чтобы донести до Чимина всю суть. — Хён. — Он теперь любит это слово, но только если его произносит Чимин. — Понял? — Он смотрит на налитые кровью пухлые губы мелкого, и в голове снова что-то щёлкает. — Понял… — Дыхание Чимина обжигает щёки Юнги. — Понял, кто? — Он хочет увидеть это ещё раз. — Понял, хён. — О, да. Вот так.***
Юнги ловит себя на мысли, что рад видеть хотя бы профиль Чимина, а не его этот чёртов затылок. Разговор с Намджуном ничем ему не помог, абсолютно. Разбираться в себе Юнги никогда не умел и вряд ли когда-нибудь этому научится. Чимин продолжает мило болтать с Хосоком и совсем не обращает внимания на своего поникшего соседа. Ауч, больно, но почему? — Хён! — в очередной раз восклицает Чимин, и Юнги передёргивает от злости. — А правда, что… — Чимин, прекращай! Юнги не сразу понимает, что сказал он это вслух. Только после того, как четыре пары глаз (не забываем, что и Саймон здесь) впиваются в Юнги, он громко кашляет и ищет пути отступления, осознавая всю неловкость ситуации. — Что прекратить, Юнги-хён? — Чимин поворачивается к нему всем телом и недоумённо хлопает глазами. Эвакуироваться не получается из-за большого количества выпитого и ещё чуть-чуть из-за гордости. Поэтому Юнги, не скрывая злобы и раздражения в голосе, выпаливает: — Прекращай называть его хёном… — Но, почему? — не понимает Чимин и чешет затылок. — Он же — хён. Чимину это определение кажется вполне логичным, как и остальным присутствующим. — Называй его как угодно, но только не хён. Понял меня? Юнги прерывисто дышит и не отрываясь прожигает глазами рыжего. — Нет, не понял. Объясни, почему? Алкогооооль — источник смелости, приветик! Юнги сжимает челюсти и хмурит лоб. Позабыв о том, что помимо них в комнате ещё есть два с половиной человека, Юнги хватает за воротник футболки откровенно прихуевшего за сегодня Чимина и притягивает к себе. — Потому что я не хочу, чтобы ты называл его хёном? — Но, почему? — слышится откуда-то с другого конца дивана. Саймон? А он не хочет объяснять. Юнги не хочет, чтобы ещё кто-то кроме него видел, как Чимин мило моргает при каждом этом дурацком «хён». — А потому, что только я твой хён и никто больше, ясно?! Он вновь кидает яростный взгляд на Чимина в надежде, что он снова втянет в плечи голову и послушно кивнет, но тот, положив ладонь сверху на руку Юнги, что всё ещё с силой сжимает горловину футболки, расплывается в улыбке и щурит глаза. — Да, хён. Ясно. Ты. Мой… Хён. Я понял. Юнги не до конца улавливает, на каком именно слове сделал акцент Чимин: на слове «мой» или на уже любимом сердцу «хён», но ответ его полностью удовлетворяет. Веки Чимина вновь на секунду смыкаются, и в голове Юнги раздаётся очередной щелчок, от которого он дёргается, словно его только что лопатой огрели. — Надеюсь, — кряхтит Хосок, прочищая горло и выставляя ладони вперёд, — но это я так, на будущее — ты так из-за Джей Хоупа орать не будешь, а то меня так ещё пара человек кроме тебя называет…***
«Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда говно собачье, решил ко мне лезть? Ты, засранец вонючий, мать твою, а? Ну иди сюда…» — А давай что-нибудь другое посмотрим, а? — Чимин переводит хмельной взгляд на соседа, который уставился в экран телевизора и взахлеб и маленькими глоточками смотрит знаменитую сцену. Сейчас идея посмотреть фильм перед сном не кажется Чимину такой уж клёвой. Когда Юнги, выставив последний мусорный пакет в коридоре, чтобы вынести его с утра, сказал, что спать идти не хочет и предложил чем-нибудь заняться, Чимин вообще-то надеялся, что займутся они чем-нибудь другим. — Да это же классика, ты чего! — Юнги ставит на паузу фильм и переводит недовольный взгляд на парнишку. Намджун с Хосоком ушли довольно-таки рано, не в их стиле. Сейчас шел только двенадцатый час ночи, а спать и правда не хотелось. Сонная доза осталась далеко позади, но продолжать пить не позволяло отсутствие алкоголя и закрытые ларьки, продающие как раз-таки этот самый алкоголь. Почему-то Юнги не мог заставить себя уйти в свою комнату и лечь в прохладную постель. Скорее всего это всё из-за мыслей. Кажется, что-то в голове у него всё-таки окончательно треснуло после неудачного перекура и теперь целый рой нелогичных идей жужжал в его голове. Юнги прекрасно понимал, что, только коснувшись головой подушки, он провалится не в сон, а в этот долбаный улей. Вот он и решил предложить Чимину посмотреть фильм: ну, а что, нормальная такая альтернатива. — Классика, ага, как же, — дерзит в ответ парнишка и цокает языком, крепче обнимая диванную подушку. — Да ты, я смотрю, сегодня реально нарываешься… — Юнги недобро смотрит на соседа и ловит в ответ только пренебрежительный взгляд темных, затуманенных алкоголем глаз. — Не, ну вы посмотрите на него! Юнги аж воздухом давится и неуклюже вздымает руки к потолку, чем вызывает плохо сдерживаемый смешок у Чимина. — Он ещё и ржёт! Пак Чимин — да Вы ахуели, друг мой! — Юнги, уже полностью развернувшись к соседу, разводит руки в стороны и жадно хватает ртом воздух. — Это надо же столько наглости иметь! А Чимин от этого только тащится. Чимин только и делает, что нарывается. Он знает, что ему должно перепасть пару ласковых (слов, лещей, поцелуев? ещё не ясно). Парень весь вечер этого и ждёт. — Хён, — едва слышно проговаривает Чимин и наклоняет голову к соседу, выглядывая из-под чёлки своими чёрными глазёнками. У Юнги от этого вида трещина в голове разрастается до размеров Гранд Каньона, и он непроизвольно сглатывает образовавшийся ком в горле. «Моим же оружием против меня, ах ты ж ёп…», — мелькает в голове Юнги, и он тут же мысленно бьёт себя по щекам, приказывая очнуться. — Хён, — ещё раз отзывается Чимин и наклоняет голову на другой бок. — Ну, хё-ооон… Удар ниже пояса. Хук левой, правой и на десерт — апперкот! Сейчас Юнги стотыщмильонов раз пожалел о том, что проговорился о своей малюсенькой слабости и так же стотыщмильонов раз проапперкотил себя мысленно за думы о том, что чиминовское «хён» пиздец какое милое. — Хуён. Юнги больше не намерен вестись на эти охеренные моргания и демонстративно отворачивается обратно к телевизору, попутно нажимая на «PLAY». Юнги уже нет дела до ругани на экране — его сразу же накрывает с головой рой из мыслей по поводу всех случившихся с ним за последние пару месяцев событий, и ситуацию усугубляет Чимин, который, ментально празднуя свою маленькую победу, пристраивает голову вместе с подушкой на коленях старшего. — Прости, хён, но я прилягу, — зевая, мурчит в кулак Чимин. — Просто меня уже вырубает. Ты смотри, смотри… Юнги ошарашено глядит на место, где пристроилась рыжая голова, а ещё секунду назад красовались миновские тощие бледные прекрасные коленочки, и усиленно пытается понять, что, мать вашу, за говно собачье тут происходит? Во-первых, куда деть руки? Они ранее преспокойненько лежали на бедрах и никого не трогали, а вот теперь куда их пристроить-то? За голову? Неа, поза слишком странная будет. Распластать их по сторонам? Чушь. Скрестить на груди? Тогда руки на голове Чимина будут. Может, положить их… сверху? Вот прямо на Чимина, ну хотя бы левую руку, а правую с дивана свесить. Кому же от этого хуже будет? Чимин еле сдерживает улыбку, когда ощущает на своём плече руку Юнги, что опустилась с осторожностью, но сейчас так ужасно напряжена. Во-вторых, что делать, когда ноги затекут? А они (инфа сотка) ужасно затекут, уж это Юнги не понаслышке знает! А что делать, если вообще в туалет захочется? Ой, стыд-то какой… В-третьих, какого хуя сердце не стучит? Ну вот вообще? Для достоверности Юнги даже свисающую руку обратно поднимает и подносит к горлу. Вот нету пульса и всё тут! Зато в голове такой вой стоит, что дай бог не оглохнуть… Вой этот перерастает в гул, когда ладошка Чимина накрывает кисть Юнги, что всё ещё мертвым грузом покоится на плече мелкого. И это прикосновение действует на старшего как отрезвляющая пощёчина: его тело моментально отмирает, легкие тяжело выпускают воздух, а стук сердца, кажется, перебивает гул в голове. Но на этом Чимин не останавливается. Всё ещё держа ладошку на левой кисти Юнги, он легонько её сжимает и приподнимает. Чимин освобождает свою левую руку и теперь, зажав предплечье Юнги подмышкой, пододвигается ближе к животу Юнги, а всё для того, чтобы пристроить ледяную ладонь старшего на своей пылающей груди. Чимин обнимает руку Юнги, как любимую игрушку, как Кощей своё злато. Чёрт, как же вообще раньше он без этой руки спать мог? Прелесть, а не ручка! Сердечко Чимина галопом заносится, когда на его голову ложится вторая рука Юнги и начинает легонько поглаживать волосы. Чимин чуть отстраняет кисть Юнги от своей груди, чтобы сердце не выскочило тому прямо в ладонь, а затем сердце Чимина и вовсе останавливается, когда Юнги самолично пододвигает руку обратно к Чимину и переплетает свои пальцы с чужими.