Свет проклятых звёзд

Нерданель была в ярости. Огненный ореол взъерошенных волос обрамлял пугающее в неукротимой злости прекрасное лицо, глаза пылали жутким беспощадным пламенем. — Ты мог и должен был это предотвратить! — быстро взглянув на окружённых знахарями Туркафинвэ и Морифинвэ, супруга Феанаро, вернувшись в свою часть дворца, набросилась на старшего сына. Нерданель посылала за детьми слуг и, судя по её настроению, исполнители воли леди оказались недостаточно расторопны. Это не останется безнаказанным. — Макалаурэ, молчи! — сразу же пресекла возможные возражения менестреля мать. — О моей красоте споёшь потом, чтобы я успокоилась и не сожгла никого в кузнице Ауле! Майти! — снова обратился гнев на старшего Феанариона. — Отец оставил тебе Дом. Ты знаешь, что один из твоих братьев отбился от рук. И что ты делаешь?! Ничего! — Я занимался библиотекой, — зачем-то ответил Нельяфинвэ, хоть и знал — слушать его мать не собирается. Она никогда никого не слушает во время своих речей! — Да, это благое дело! — неожиданно сменила тон Нерданель, и старший Феаноринг от удивления поднял бровь. — Смотрите, он не мраморный! — в один голос расхохотались Амбаруссар, в точности повторив манеру матери и одновременно указав на брата. — Чудо! — Тише! Я говорю, — взгляд супруги Феанаро потеплел, обратившись на младших детей. Кто угодно подумал бы, что эти двое — главные любимчики в роду, однако Нельяфинвэ и Канафинвэ знали правду, о которой, разумеется, молчали. — То, что часть книг из закрытой для «сюсюкающихся» библиотеки, выставлена сейчас все основного здания, и любой желающий может ознакомиться с содержанием, это благо. Прими мою похвалу и благодарность, Майтимо. — Только никому эти книги не нужны, похоже, — всё-таки не промолчал Макалаурэ. — Кажется, страх быть неверно понятыми или наказанными у аманэльдар сильнее жажды запретных знаний. — И это правильно, сын, — Нерданель стала непривычно серьёзной. — Знаете, дети, — она потрепала Амбаруссар по рыжим волосам, улыбнулась, — оставьте меня с Майти наедине. Я поняла, что разговор у нас должен быть личный. Многозначительно покачав головой, менестрель поманил за собой близнецов. Питьяфинвэ и Тэлуфинвэ одновременно встали и в ногу поспешили к дверям. Нерданель проводила детей взглядом, помолчала и вдруг снова вспыхнула, полностью утратив только что продемонстрированное спокойствие. — Ты не считаешь себя виноватым! — всплеснула Нолдиэ руками, рубины и топазы украшений ослепительно вспыхнули, отразив свет Древ в окнах и блеск сияющей краски настенных узоров. — Но это не так! Братья лучше понимают друг друга, чем дети и родители! Почему ты не мог поговорить с Карнистиром?! Ах, да, я знаю, почему! Потому что Руссандол Высокий, с высоты роста хроа и величия феа не снисходит до тех, кто копошится внизу! — Мама, — с укором произнёс Нельяфинвэ, отведя взгляд. — Ты ведь не можешь говорить с Карни как брат! Ты видишь в нём… Нет! Ты видишь в себе равного Айнур, а в нём — злобную зверушку. Но даже если так, Майти! Пойми, я не хочу переделать тебя! Ты — мой первенец, мой любимый сын, и я обожаю тебя даже таким высокомерным дураком! — О, Эру! — прошептал старший Феанарион. — Можно я пойду? — Ну уж нет, — Нерданель быстро обошла стол, заставленный стеклянными вазами-деревьями, на которых размещались фрукты и ягоды, а между ними располагались резные кувшины-фонтаны. Белоснежные изящные руки эльфийки обвились вокруг шеи Нельяфинвэ. — Я тебе не жена, меня так просто не прогнать. И от меня не сбежать. — Хорошо, — старший сын Феанаро застыл, — я объясню. Карнистир, если кого и уважает, то только отца. Нас он слушать не станет, Айнур — тем более, потому что отец им не доверяет. Отец постоянно говорил при Карни, что Эстэ и Ирмо лгут! — Да причём здесь это, Майти, — Нерданель заулыбалась очень по-доброму. Пугающе по-доброму. — Красота — это ведь и есть Добро, а Добро — то, за что стоит бороться. — Именно такие слова Морифинвэ злят больше всего. — Да! Но это потому, что рядом нет женщины, — мать подмигнула сыну. — И, поверь, он завидует Тьелко, поэтому и думает, что ненавидит его. — Карнистиру никто не интересен, — с показной усталостью произнёс Нельяфинвэ. — В Первом Доме Нолдор, как и Тьелко, — пояснила Нерданель. — Ты верно сказал — не интересен. А Карни должно быть интересно! Ты забыл, что говорят о вас Айнур? Владыки видят: новые аманэльдар, не знавшие тьмы и страха Средиземья, не в силах ценить красоту и безопасность, им необходимо познавать, менять, искать! Карни не может найти то, что заинтересует его, и ты должен помочь как старший брат и глава Первого Дома Нолдор! Я не требую найти ему жену, нет! Ему нужна рядом и не мать, и не супруга, и не наставница, и не служанка, но всё это одновременно, только не из числа доступных и покорных воле Феанаро Куруфинвэ Эльдиэр. Понимаешь? Карни, вероятно, считает Второй Дом врагами, ведь этому научил его отец, но принять помощь врага — это так опасно, так интересно! — Это неимоверная глупость! — напряжённо, сквозь зубы процедил Майтимо Руссандол. — Может быть, потому что ты сам глуп, тебе другие кажутся глупцами? — ласково рассмеялась мать. — Майти, милый мой, пойми, Карнистиру нужен лекарь, причём не любой, а интересный для него. Это должна быть женщина, недоступная для брака, мудрая и талантливая. Помнишь сказку деда о седой лисе? — Она была седая с юности, — ровно проговорил старший Феаноринг, — потому что её яркий окрас отобрал враг. Но, утратив красивый цвет шёрстки, лиса обрела мудрость и кое-что ещё. — Именно, — Нерданель просияла. — Лиса обрела способность помогать, просто оказавшись рядом. Поссорятся два лисёнка, начнут грызть друг друга, но тут пройдёт мимо седая лиса, и воцарится мир и лад. И однажды в лес снова пришёл враг. Седая лиса сначала испугалась и спряталась, а потом страх поборола, подумала и вышла к нему. Оказалось, что врагом был чёрный лис-колдун, который хотел быть рыжим, поэтому и отнял у юной красавицы окрас. Но рыжим он не стал, лишь получил алый подпал. Встретились враг и седая лиса, просмотрели в глаза друг другу… — И поняли, что нет между ними ненависти, — безэмоционально закончил Нельяфинвэ. — А потом и любовь вспыхнула, и свадьбу лисью сыграли, — мать обняла сына ещё крепче. — Без женщин мужчины становятся злыми, — назидательно сказала она. — И ты, глава Первого Дома Нолдор, должен эту проблему решить. *** Пока слуги и няньки кормили-переодевали-мыли-развлекали мальчика, дед и взрослый внук сидели вдвоём за столом, покрытым вышитой золотом скатертью, и пили вино. Узором на ткани можно было любоваться бесконечно, находя всё новые и новые сюжеты среди тончайших завитков и линий. Куруфинвэ-младший всегда терялся рядом с королём, даже несмотря на родство или как раз «благодаря» ему, поскольку ощущал вечное невыгодное для себя сравнение с великим отцом. Похож внешне? Копия во всём! Только почему-то на самом деле было не так. Сейчас же и подавно Атаринкэ чувствовал себя провинившимся щенком, хоть и знал — дед Финвэ слишком добрый или ленивый для отчитывания и нотаций. — Скажи, мой милый, — заботливо улыбнулся король, — что тебя тревожит? Мне ты всё можешь рассказать, мы же семья. — Знаю, знаю, — вздохнул Куруфинвэ-младший, — меня тревожит, что Тьелпе плохо спит, вот я и привел его к тебе погостить. Сын часто просыпается, плачет, говорит, ему снится, как его бьют по голове, бросаются чёрные тени, а вокруг валяются безголовые птицы. И… это всё из-за Тьелко и Морьо! Но ты же понимаешь — я не могу просить помощи Вала Ирмо и Валиэ Эстэ. Отец не позволит. При этом сам он ничего делать не станет, а если возьмётся, получится ещё хуже! Я знаю, что он скажет! Мол, Тьелпе, нет, даже не Тьелпе — Келебримбор! Келебримбор должен сам нападать первым на обидчика! Его лично не трогали? Так с какой стати он распустил сопли?! Либо вмешивайся и помогай, либо если мал, слаб и труслив, прячься и не жалуйся! На лице короля отразилось «Как же вы мне все надоели!», но сказал он иное: — Не волнуйся, мой милый, я утешу нашего малыша. А на будущее учти: пугать детей надо сказками, а не жизнью. Нам всем, независимо от возраста, нужны сказки, только каждому свои. Ты сейчас на меня так смотришь, потому что не веришь, думаешь, я сочиняю. Но ты ошибаешься. Даже самому серьёзному и взрослому эльфу нужна сказка. Твой папа Феанаро любит сказки о себе Всемогущем, тебе нравится сказка, в которой ты однажды превзойдешь отца, нет… В которой ты уже превзошёл его! Моя супруга тоже обожает сказки, которые я рассказываю, когда мы одни. И каждый из нас не может жить без своей сказки, мой мальчик. Погладив внука по буйным чёрным кудрям, король отправился в спальню к маленькому Тьелпе. Утопая в перинах, подушках и кружевах, мальчик грустно и напуганно смотрел на украшенный серебром потолок. — А если дворец рухнет, что будет с нами? — спросил он вдруг. — Мы построим новый, красивее прежнего, — ласково улыбнулся Финвэ. — Главное, не говори о своих сомнениях в надёжности стен тем, кто их строил. Обидятся. — Но… если потолок ударит меня по голове, я упаду и… усну! — Если потолок начнет падать, мы убежим в сад. — А если не успеем? Финвэ задумался. — Ты испугался однажды и теперь хочешь проверить себя, хочешь на этот раз не почувствовать страх? Поэтому просишь напугать? Ну хорошо. Король закрыл окна тяжёлыми плотными шторами, стало темно. Лишь вышивка на ткани продолжала едва заметно поблескивать серебром и золотом. — Когда-то очень-очень давно, мой мальчик, — таинственно произнес он, — эльфы жили далеко за морем, в тёмном страшном лесу, под чёрным небом, где нет ни одного светящегося дерева. Лишь полностью чёрные, с шипами вместо листьев. Свет можно было получить только от костра, но стоило разжечь огонь, эльфов замечали враги. — Кто такие враги? — испуганно, но заинтересованно спросил принц. — Это страшные чудовища, брызгающие ядовитой слюной, со светящимися жёлтыми глазами, огромными острыми рогами, вонючими клыками, огнедышащей пастью и во-от такими когтями, похожими на кинжалы! — Хорошо, что в Амане нет врагов! — Да, мой мальчик, это очень хорошо. — Дедушка Финвэ! — воодушевился Тьелпе. — Расскажи ещё про врагов! — А что про них рассказывать? Разжигаешь ты костёр, садишься с девушкой на мягкую траву, обнимаешь за талию, целуешь нежную шейку, и тут выскакивает из кустов страшный враг — ЦАП! — и нет у тебя больше девушки. — А если тебя съедят?! — Нет, враги едят только девушек. — И… — мальчик сглотнул, — много у тебя девушек съели? — Много, — грустно вздохнул Финвэ. — Зато твоя бабушка сама съела врага, который на неё напал. Когда её утащили, я думал — всё… И тут из кустов стали доноситься ужасающие вопли, хруст ломаемых веток, полетели клочки шерсти… А потом выходит ко мне твоя бабушка, держа в зубах откушенный вражий хвост! Тьелпе удивлённо посмотрел на деда, и после нескольких мгновений молчания оба эльфа заливисто рассмеялись. — А бабушка Индис на врагов охотилась из засады, — нолдоран загадочно улыбнулся. — Я хочу домой, — многозначительно зевнул мальчик, утыкаясь носиком в подушку. «Научили в семье не говорить про вторую супругу дедушки!» — Финвэ сжал в кулаке полы платья. — Поспи. Проснёшься — пойдешь, — голос нолдорана дрогнул, злость удалось сдержать с трудом. Финвэ долго сидел рядом с правнуком, гладя его по голове, успокаивая мальчика и себя. Король Нолдор вспоминал жизнь в Средиземье, и мысленно благодарил Валар за то, что его потомки никогда там не окажутся. *** Могущественная угнетённая Тема Творения, способная звучать грозной полифонией диссонанса, запертая в бесконечно повторявшемся аккорде, вдруг лишилась оков. Данная Создателем сила, разделённая между Айнур, заставила вспомнить, что такое Изначальная Песня, однако слепленные в один отвратительный звук ноты не могли разлететься мелодией в одно мгновение. Требовалось время. И терпение. Полутон за полутоном, аккорд начал расходиться, словно круги по воде от ударившего со дна ключа. Нота за нотой, такт за тактом, звуки стали разделяться и выстраиваться, заполняя Бездну пока слабой и неуверенной, но музыкой. Скомканное и угнетённое медленно раскрывалось слиянием мелодий, переплетением старых и новых Тем, возрождая давно утраченное могущество дисгармонии. Долго, тяжело. Поломанный узор Песни стонал и дрожал, звуки срывались, истаивали в бесконечном ничто, но их место занимали новые — громкие, смелые, уверенные. Набирающуюся мощь пока необходимо скрыть за грустью раскаяния и тоской о былой чистоте Темы Творения, но время придёт, и сила проявит себя. Нота за нотой, такт за тактом. Медленно. Мучительно. Долго. Свобода не даётся просто так, но ни одна цена не высока чрезмерно!