Свет проклятых звёзд

Изящные белые руки заскользили по стройному телу, обводя соблазнительные контуры округлой и большой по меркам эльфов груди, задевая соски, спускаясь в манящие впадины, сползая на тонкую талию и ниже, к широким бёдрам, переходя на выпуклые упругие ягодицы. Ловкие пальцы осторожно, однако настойчиво прихватывали тончайшую ткань, расправляя натянувшееся на точёном теле прозрачное платье с правильно расположенной ажурной вышивкой и тонкой аппликацией. Волосы цвета огня необузданными завитками рассыпались по манящему изгибу спины, пряча до поры до времени глубокий вырез. Когда Нерданель, любимая дочка мастера Махтана — самого усердного ученика Вала Ауле, подрастала, в Амане происходила смена эпох моды в «украшении себя», в первую очередь, благодаря Мириэль Териндэ, первой королеве Нолдор. Искусная вышивальщица крайне резко отзывалась о любых полотнах без узоров, будь то шторы, скатерти, салфетки или постельное бельё, утверждая, что ткань имеет право быть красивой, и нечего оправдывать свою лень глупыми словами об элегантности. «Шёлк и бархат делают дома уютными, подчёркивая уникальность и индивидуальность каждого жилья! Расшитые полотна — это прекрасно и утончённо! Их можно и нужно носить и на себе!» Поначалу эльфы Амана не использовали одежду, поскольку, в отличие от берегов Куивиэнэн, Валинор оставался неизменно безопасным и тёплым, здесь не требовалось защищать тело и можно было не портить свою первозданную красоту неумело выделанной шкурой животных. Разумеется, для работы в горах или кузнице, охоты или дальних путешествий требовалось закрывать особо уязвимые участки кожи и носить обувь, но не занятые подобными делами эльфы радовались возможности гулять обнажёнными и украшали себя только изящными творениями ювелиров. «Искусно вышитая ткань ничем не хуже камней и металла! — чаще и чаще повторяла Мириэль своим ученицам и подданным. — А кто не умеет создавать красоту нитью, и не желает совершенствовать навыки, пусть ходит голышом, но не утверждает, будто так надо! Это не правильно, а показательно». Мнение своей королевы неожиданно охотно поддержал нолдоран Финвэ, с томной улыбкой заверяя, что «мужчине очень интересно отодвигать изящные шторки, за которыми прячется любимая желанная женщина». Фасоны «шторок» стали меняться, одежда всё больше закрывала тело, подчёркивая его красоту и создавая атмосферу тайны. Нерданель росла и видела, как одни женщины носят только изделия ювелиров, другие скрывают тканью лишь грудь и бёдра, а третьи покрывают даже волосы, становясь похожими на цветы с множеством тончайших лепестков. Смотрелось дивно красиво в любом случае, однако реакция мужчин отличалась, а для юной дочери прославленного мастера меди именно это было главным при выборе образа для себя. Видеть, как меняются взгляды эльфов при появлении огненноволосой красавицы, стало любимым развлечением, Нерданель мечтала, что в неё влюбятся многие, а она выберет лучшего и сведёт его с ума. Остальные же пусть страдают от понимания, что не достойны самой желанной эльфийки Валинора! «Ничего удивительного, — воротили носики юные золотоволосые девы-Ваньяр, — если не блещешь красотой лица, приходится оголять грудь. Бедняжка!» «Наверное, она мудрая», — иронизировали Нолдиэр. «Скромность украшает лучше всего!» — надували губки эльфийки-Тэлери. Нерданель их демонстративно не замечала, и с особым наслаждением ловила восхищённые взгляды мужчин Амана. Несчастные жертвы порой не могли оторвать глаз от издевательски хитро расположенных украшений на ткани платья, которого будто вовсе нет. Одежда становилась всё привычнее, отношение к наготе менялось, новые поколения не помнили Куивиэнэн, и почти никто уже не обнажался даже по пояс, в том числе и мужчины, однако дочь Махтана была из тех, у кого желание украсить себя одеждой со временем не переросло в стеснение демонстрации тела. *** Отражение в зеркале было прекрасным. Нерданель понимала, что её супруг — то поколение эльфов, которое не одобряет отсутствие одежды, и доказывать ему что-либо бессмысленно. Лучше спрятать тело за множеством слоёв красивой ткани и заставить раздеть себя, сгорая от нетерпения. Или всё сделать самой. Нерданель обожала делать Феанаро сюрпризы, неожиданно приходя в кузницу, сбрасывая платье, и обнаженная, озаряемая пламенем, подходить вплотную, прижиматься к разгорячённому сильному телу, от бешеной обжигающей мощи которого эльфийка теряла рассудок. Она не сомневалась, что пламенноволосые сыновья были зачаты именно в кузнице среди сброшенных со стола инструментов и заготовок, перчаток, золы и искр. Страсть поглощала настолько, что не ощущалось неудобств от твердого стола и жара горна, а взмокший, перемазанный сажей супруг возбуждал несоизмеримо сильнее, чем когда он был чисто вымыт и пах цветами. Теперь Нерданель скучала. Ей очень не хватало мужа! Он ещё никогда не уезжал так надолго… Решив развлечься и пройтись по Тириону в облегающем полупрозрачном платье без накидки, чтобы сегодня все мужчины, деля ложе с жёнами, представляли на месте своих простушек роскошную рыжеволосую красавицу, жена Феанаро Куруфинвэ послала воздушный поцелуй своему отражению. И вдруг с улицы донеслись звуки арфы. Мелодия полилась ручьем слёз, чистой светлой печалью, столь неуместной в огне воспоминаний о страсти, что музыка показалась уродливой. Капнув в волосы аромамасло, Нерданель снова обернулась на зеркало, ещё раз разгладила платье, надавливая на тело, сжимая кожу, будоража в себе воспоминания об объятиях мужа, его проникновении, жарком единении, пылающем внутри безудержном безумном пламени, вырывающемся из груди крике наслаждения. «Да, я нравлюсь многим, — подумала дочь Махтана, — но эти многие на фоне моего Феанаро просто жалкое безликое ничтожество, недостойное даже плевка в их сторону». *** Покидая покои, эльфийка с огромным удовольствием поймала на себе полные плохо скрываемой зависти взгляды прислуги, а выйдя в сад, где живые растения соседствовали с медными, серебряными и золотыми увидела того, кто упорно пытался нагонять тоску своей глупой неинтересной музыкой. — Кто ты такой? Где я видела тебя раньше? — высокомерно поинтересовалась Нерданель, вставая перед гостем, маняще выгибая спину и поправляя волосы. — Я Аклариквет, менестрель принца Нолофинвэ, брата твоего мужа. Мне подумалось, леди скучно одной, и решил скрасить… — Что? — захохотала Нерданель. — Ты всерьёз полагаешь, что меня, мать величайшего менестреля Амана, может впечатлить купленный певец Второго Дома? — Прошу, леди, умоляю! Не нужно злых слов! Моё сердце открыто для тебя, я… Кажется, говорю много лишнего… Нолдиэ расхохоталась. Было заметно — она намеренно демонстрирует красоту тела — недоступную прелесть, лишая рассудка, поднимая опьянённого чувствами менестреля на головокружительные высоты мечтаний, откуда, увы, так больно падать! Аклариквет чувствовал — он обречён рухнуть с купола неба к ногам Алой Леди, а Нерданель лишь засмеётся, встряхнёт огненными волосами и, равнодушно перешагнув окровавленное тело, пойдёт дальше, заставляя новых и новых мужчин терять покой. Жестоко! Но оттого ещё притягательнее. — Ты, кажется, неверно понял воссоединение Первого и Второго Домов, певец, — супруга Феанаро Куруфинвэ посмотрела с откровенным презрением, — у всего есть границы, и у единства тоже. Однако, несмотря на язвительные речи, Алая Леди не уходила. Стоя рядом с менестрелем, она была бесконечно далека, но не отнимала последних надежд. Жестоко! И вопреки всему… «Как она прекрасна! — думал Аклариквет, задыхаясь и сгорая от стыда, рассматривая предмет своих мечтаний. Он не хотел делать это открыто, только не мог с собой справиться, и, через силу опуская взгляд, снова и снова поднимал глаза на… — Я с ума сойду от её красоты! Она красивее Валиэр! Всех! Вместе взятых! Её злые речи — это маска! Я всегда знал! Это только маска! Алая Леди говорит всё это, потому что боится мужа! Она бы давно ушла, если бы не угрозы! Ушла к тому, кто сделает её счастливой, вернёт огонь в её потухший взгляд!» Судорожные, агонизирующие размышления прервал неожиданный хлопок в ладоши. Супруга Феанаро встряхнула рыжие кудри, расправила несуществующие складки платья на груди. — Что же ты молчишь, певец? — подбоченилась Нерданель, качая бёдрами, будто в такт мелодии. — Пришел петь — пой! «Она согласна, чтобы я спел! О, Эру! Но… Что ей спеть?! Что?! Я ничего не помню!» Охватившая паника утихла, лишь когда Аклариквет случайно тронул струны. Зазвучавшие под дрожащими пальцами ноты привели в чувство, заранее придуманные строки возродились в памяти: — Я принёс тебе в подарок Не тюльпаны, не жасмин, Не пионы и не розы, Не подснежники с вершин. Я перо Жар-Птицы подарю тебе. В день ненастный, в час, когда Постучится в дом беда, И не справиться тебе одной, Погаси свечей огонь И перо три раза тронь, И Жар-Птица прилетит со мной. — О, какая прекрасная песня! — воскликнула Нерданель настолько пафосно, что менестрелю стало не по себе. Супруга Феанаро потрепала певца по щеке, словно ребёнка, заставляя его чувствовать чарующий аромат тела, желание и ещё больший стыд. — Когда в следующий раз поссорюсь с мужем, вызову тебя верхом на Жар-Птице. Если, конечно, Майэ позволит тебе оседлать себя. Уверена, Феанаро сразу поймет, что был неправ, увидев столь поразительную картину. А пока, намариэ, певец, продавший свой талант! И знай, даже если все Майэр Амана разрешат тебе оседлать их, я на такое не соглашусь. Хотя… Пробуй дальше, это весело! Пока Аклариквет пытался себя убедить, что сказанное Нерданель имеет любовный подтекст, рыжеволосая красавица со злым смехом исчезла среди цветов. Живых и металлических. Все они померкли перед ней. — Моя Алая Леди… — с горечью прошептал певец, чувствуя себя растерзанным. — В маске презрения. Умоляю, сними её ради меня! Хоть раз! Музыка смолкла.