Свет проклятых звёзд

Музыки не было. Ни в самих Древах, ни в воздухе вокруг них. Это могло значить только одно… Дрожащие высокие ноты, пытающиеся сложиться в мелодию, ещё доносились из глубины почвы, но были слишком слабы. — Я не уйду отсюда! — отчаянно закричала Йаванна, и голос разлетелся испуганными птицами по небу. — Это не просто мои творения! Это мои дети! Они умирают! Ауле! Прошу!.. Сделай что-нибудь! Пожалуйста… Валиэ прекрасно понимала — сделать ничего нельзя, но не могла смириться. Она гладила черные, словно обугленные ветви, которые отламывались даже от самого лёгкого прикосновения, трогала кору, отслаивающуюся пластами, касалась рассыпающихся прахом листков. Обняв Лаурелин, чёрную и больше не живую, Йаванна не могла разжать рук. — Феанаро сумеет помочь тебе и всем нам, — прозвучал колоколом голос Варды Элентари. — Его Камни сродни свету Древ, он спасёт твоих детей. — За что?! — плакала Йаванна, словно не слыша сестру. — Почему со мной так поступили? Я никогда ничего плохого не делала Мелькору! Я всем прощала вырубку лесов, порабощение плодовых деревьев и съедобных корнеплодов! Прощала охоту и превращение в рабов лошадей! Ауле! Почему ты не защитил меня?! Почему?! Супруг мой! Варда равнодушно отвернулась. Она смотрела глазами звёзд, как Тулкас тщетно пытается искать след Мелькора, а Оромэ, скучая, вяло отдает приказы своим воинам, создавая видимость кипучей деятельности. В отличие от лишённого разума брата, охотник знал, как обстояло дело. Взор Варды проникал во дворец, где Манвэ ждал известий и уже разработал сотни тысяч запасных вариантов на случай непредвиденных обстоятельств. Главное — не подпустить до поры до времени к Древам самого страшного тюремщика… *** С высокого ажурного балкона дворца открывался удивительный вид на Аман, и невольно приходила в голову мысль, что было бы очень интересно увидеть Арду так, как её видят Валар. — Вот и пришло твоё время, Куруфинвэ, — пронизал насквозь голос Варды. — Ты всегда мечтал явить всему миру своё величие, показать, что ты лучше других. Чувствуя превосходство в уме и таланте, ты хотел быть оцененным по достоинству, а не по зависти. Но величие нельзя проявить в эгоизме. Истинное величие — это великая жертвенность. — Я должен отдать вам свою кровь, и по пути, залитом ею, вы доберётесь до Мелькора, и сразите его? — зло усмехнулся Феанаро, смотря за изо всех сил изображающим храбрость братом. Рядом встал Майя Эонвэ, и Куруфинвэ попытался понять, зачем верный слуга Манвэ это сделал. В случае сопротивления набросит цепи? Или наоборот, даёт своим господам понять, что не стоит переходить границы разумного? — Не делай глупостей, брат мой, умоляю, — вполголоса произнёс Нолофинвэ, но Феанаро снова лишь усмехнулся. Он смотрел, как далеко внизу эльфы, приходящие в себя от шока, опять становятся разумными существами: помогают подняться упавшим, осматривают пострадавших, оказывают помощь, утешают. Используя врождённую способность видеть очень далеко, Феанаро нашел в толпе Нерданель. Она тоже смотрела на него — того, кто когда-то был ближе и роднее даже отца, матери и сыновей. В какой-то момент показалось, что связи между супругами уже нет, и сама Нерданель хотела так думать, списывая просыпающееся желание быть вместе на скуку и длительное отсутствие в своей постели мужчины, но сейчас стало окончательно ясно: узы, соединившие две души, разорвать не под силу никому. Это была любовь, что бы ни пытались внушить себе рассорившиеся супруги. Феанаро вдруг подумал, что хочет просто остаться с Нерданель, вернуться в прошлое, когда не было бессмысленного изгнания, Сильмарилей, сыновей, братьев… Только он сам, прекрасная рыжеволосая эльфийка и их страсть. Но прошлое не вернуть. — Нам надо идти к Древам, — вполголоса произнес Майя Эонвэ. — Нам? — поднял брови Феанаро. — Да, нам всем. Тебе, мне, Владыкам. Эльфы уже толпятся на холме. Они ждут тебя. — Меня? — Объясним позже, — твёрдо сказал Манвэ. — Сначала, Куруфинвэ, ты всё увидишь своими глазами. *** Осмотрев себя и поняв, что все кости целы, а праздничное одеяние хоть и стало слегка грязным, лишилось половины изумрудов и местами порвалось, все ещё пригодно для ношения, по крайней мере, пока не стало снова светло, Арафинвэ начал звать маму. Обнаружив её под широким, вбитом в землю столом в беседке, целую и невредимую, эльф очень обрадовался: Индис была не только невредима, но и практически не испугана. — Есть новости о Финвэ? — спросила вдруг бывшая королева, и принц почувствовал страх. Отец… Как он там… Во тьме… Далеко от Валар… Это здесь не может ничего случиться… — Как ты, мама? — помогая Индис выбраться, спросил заботливый сын. — Что известно про Финвэ?! — чуть ли не кричала эльфийка, и сердце Арафинвэ сжималось: мама все же любит отца. Очень любит! — Все будет хорошо, матушка, — улыбнулся он. — Обещаю. — Я их вижу! — послышался радостный голос Артанис. — Бегом, малыш! Арафинвэ посмотрел на дочь и внука и вспомнил, что, кроме матери, у него есть ещё близкие. Где они? Всё ли хорошо? — Я найду Финдарато, — нахмурилась Артанис, — и Амариэ. И маму. А ты, — обратилась она к отцу, — посмотри за бабушкой! Ждите меня здесь. — Это что за разговоры?! — возмутилась Индис. — Как ты смеешь так говорить с отцом?! Но Артанис уже ушла, и мысли бывшей королевы мгновенно переключились на более важные дела. Обняв любимого сына, Индис попросила поухаживать за матерью и найти где-нибудь вина. Эльфы проходили мимо в сторону холма, где раньше зарождался волшебный свет, и бывшая королева, решив, что мать короля должна быть в центре событий, оставила сына и внука и пошла к почерневшим Древам. Всё самое важное случится там. *** Лес расступился, оставленные на время празднования дома попадались чаще, и сыновья Феанаро молча переглядывались, замечая, что краска на стенах зданий, изобретенная их отцом, впитывающая свет Древ, почернела, и узоры, ранее волшебно сиявшие, теперь выглядели чудовищно. — В этом есть что-то… Прекрасное, — криво улыбнулся Морифинвэ. — Именно так, из серого камня с черными завитками, надо оформить спальню для нашего деда. Ему же там вечно лежать. Пусть будет мрачно и красиво. — Не смешно, — вздрогнул Макалаурэ. — А я не шучу, — серьезно сказал Морифинвэ. — Я лично займусь воплощением своей задумки. Это будет роскошная постель из серого мрамора, алого шёлка и чёрного агата. Наверху в изголовье сделаю статую деда. В королевском венце. Это будет единственная золотая деталь во всей композиции. И по всему мрамору пройдет роспись этой краской. Пока света нет, узор будет чёрным. А когда снова сияние Древ озарит Валинор… Заиграет волшебством и последняя спальня короля Нолдор. — Это кошмар… — вздохнул Макалаурэ, морща лоб. — Прошу, не продолжай. — Хуже уже всё равно не будет, можно говорить, что угодно, — не поднимая глаз, тихо сказал Нельяфинвэ. — Вы представляете, ЧТО я сейчас скажу отцу? Я не… С чего мне начать? С того, что, несмотря на ураган, мы живы, но зато оказались вне крепости, поэтому не спасли деда, наших верных защитников и сокровища? С того, что мы разорены, и у нас нет даже дома? Что дед умер в страшных муках, и Сильмарили пропали? Как мне сказать ему? — Мы вместе скажем, — вздохнул Макалаурэ. — Не лезьте не в своё дело! — Нельяфинвэ со злостью взглянул на него. — Спасибо, что поехали со мной. Но большего не надо. Менестрель внимательно посмотрел в глаза старшего брата, и увидел, как стремительно злоба сменяется болью. — Майти, — спокойно произнес Макалаурэ, растягивая слова, — мы будем говорить с отцом вместе. Не спорь. Нельяфинвэ опустил голову. — Тогда придумывайте, что именно скажем и в каком порядке, — выдохнул он. — У меня нет идей… И где опять Тьелко носит?! — Он же вперёд ускакал, — пожал плечами Морифинвэ, — вернётся, может, что умное скажет. Впереди, за городом, рощей и холмами, уже виднелись горы. Вершина Таникветиль и дворец на ней с помощью магии Валар усиливали отраженный звездный свет и были сейчас маяком во мраке ночи. — Круговая порука мажет, как копоть, — запел вдруг Макалаурэ, — Я беру чью-то руку, а чувствую локоть, Я ищу глаза, а чувствую взгляд… Где выше голов находится зад. — Замолчи, умалишённый! — снова разозлился Нельяфинвэ. — Шутки среди помоев находишь?! — А мне кажется, — поднял глаза к небу Морифинвэ, — это лучшая шутка о Манвэ за всю историю Арды. *** Сначала Феанаро Куруфинвэ шёл в сопровождении Эонвэ, Манвэ и брата, но постепенно с разных сторон к шествию присоединялись другие Валар и Майяр, в том числе Тулкас и Оромэ с полководцами, уже бросившие «попытки схватить Мелькора». Около подножья Древ ждали Йаванна, Варда и Ауле, и круг судьбы замкнулся, заперев Феанаро в себе. Озираться по сторонам не хотелось, и так было ясно: здесь собрались все желающие лицезреть очередной цирк. Чувствуя возрастающее в душе раздражение, смешивающееся с непонятной тревогой и странным спокойствием, будто всё худшее позади или просто все решения приняты и изменить уже ничего нельзя, Феанаро ждал, когда ему, наконец, скажут, чего от него хотят. Он был не из тех, кого можно смутить и сбить с толку красивыми речами, поэтому слова Варды о возможности показать своё величие в большей степени настораживали, нежели воодушевляли. Обнимающий Йаванну Ауле выжидающе смотрел на Феанаро, и в его глазах читалось напоминание о том, что Вала-кузнец сделал очень многое для семьи Финвэ. Пришло время вернуть долг. — Смотри, Куруфинвэ, — с великой скорбью в голосе произнесла Варда, указывая на Древа. — Смотри. Наш брат Мелькор предал нас. Он ушёл в Средиземье, лишив нас света, потому что завидовал нашему искусству, ему были ненавистны Древа и все мы. Из-за Мелькора Валинор погрузился во мрак, и это страшная трагедия! Жизнь эльфов была крепко связана со светом творений Йаванны. — Эльфы Средиземья многие века живут под звёздами в темноте, — прищурился Феанаро. — Насколько мне известно, однажды проснутся и другие дети Эру, и тоже будут жить в бесконечной ночи. Свет — лишь привычная роскошь, но не необходимость. В Эндорэ эльфы выживают, и мы выживем. И будем процветать. Среди толпы эльфов раздались одобрительные возгласы, и Феанаро увидел, что рядом с ним снова появился Тулкас, а Эонвэ сложил ладони на уровне груди, закрыв глаза, готовый в любой момент применить чары. — Древа необходимо оживить! — продолжала напирать Варда. — Ты, Куруфинвэ, воистину оказался пророком, сохранив свет Древ нетленным в Сильмарилях. И настал день, когда твоё великое творение послужит всему Валинору! Выпусти свет Сильмарилей на волю, пусть он вернёт жизнь Телпериону и Лаурелин, если это ещё возможно. Мы обязаны попробовать! Это великая жертва, Куруфинвэ, но принести её — твой священный долг. Феанаро вздрогнул. Он вдруг встретился взглядом с братом, и увидел в глазах Нолофинвэ искреннее сочувствие. «Разбить Сильмарили… — подумал Куруфинвэ, чувствуя нарастающую боль в груди. — Разбить…» Он, словно сейчас, видел и чувствовал в ладонях жидкий свет, остывающий и кристаллизующийся в прекраснейший минерал, ощущал даримое Камнями тепло и вспоминал прекраснейшее сияние переливов цвета, струящееся из сердец трёх дивных творений. — Это не просто алмазы, — прошептал Феанаро, вдруг охрипнув. — Сильмарили... они созданы не из света Древ, даже если и сродни ему, — чувствуя, как становится трудно дышать, мастер проницательно посмотрел на Владык: — Для малых, — через силу заговорил он, — как и для великих есть дела, сотворить кои они могут лишь единожды, и в этих делах живёт их дух. В Сильмарилях бьётся моё сердце, которое будет разбито вместе с Камнями. Уничтожив их, я уничтожу себя. — Говори! — начал напирать Тулкас. — Да или нет?! И не смей отказывать Владыкам! Манвэ угрожающе посмотрел на собрата. — Не дави, дай эльфу время, — спокойным тоном произнёс король Арды. Феанаро поднял глаза на ужасающие чёрные древа, их переплетённые в момент гибели ветви, осмотрелся вокруг, взглянул на лица эльфов… Он видел в глазах аманэльдар безусловную готовность принять его жертву, воспеть героическую смерть ради всеобщего счастья… А смогли бы они сами сделать так же? И будет ли в этом смысл? Ведь если Мелькор так легко и безнаказанно уничтожил Древа, что помешает ему сделать это снова? Может быть, если и приносить свою жизнь в жертву ради будущего эльфов, то стоит сделать это с большей пользой? — Да или нет?! «Тулкас… Ещё немного, и моя жизнь будет прервана совершенно бессмысленно…» Феанаро ещё раз осмотрелся вокруг, взглянув в глаза Валар, Майяр, эльфов. Потом встретился взглядом с Манвэ. — Нет. *** Земля между Древами дрогнула. Совсем слабо. Струйка чёрного тумана поднялась над травой и начала стелиться, скручиваясь спиралью. Набирая скорость и силу, пресекая голоса шокированной отказом Феанаро толпы, дым расступился перед поднимающейся из недр тенью. — Все назад! — спокойно, но властно приказал Манвэ. — Отойдите дальше от Древ! Между мёртвыми стволами материлизовалась огромная серая фигура со светящимися белыми глазами, окружённая, словно истлевшей накидкой, дымом, возникающим в воздухе и втекающим в тело плакальщицы из свиты Вала Намо. Воздух задрожал, загустел, вдыхать его стало тяжело. Низкий гул, сдавливающий грудь, усиливался, оглушая, из белых светящихся глаз Ниэнны потекли чёрные капли, все её тело покрылось трещинами, из них заструилась, смешиваясь, белая и алая жидкость. Когда капли падали на землю, твердь содрогалась, стонала и выла. С мёртвых Древ начали опадать оставшиеся листья, огромные пласты коры обрушивались к корням, отваливались тонкие веточки, оставляя лишь мощные сучья, делая Древа похожими на торчащие из земли исполинские руки со сведёнными судорогой пальцами. — Выглядит страшно, — вполголоса произнес Майя Эонвэ, обращаясь к сыновьям Финвэ, — зато теперь нечему падать на головы зевакам. И сами остовы Древ укреплены достаточно, чтобы не рухнуть. Видите, дыры от копья затянулись, и пустая сердцевина, где был сок, заполнена камнем. Теперь в Древа больше не вдохнуть жизнь, но корни ещё поют, значит, рубить их рано. В толпе послышался многоголосый плач, Нолофинвэ надавил на глаза пальцами, собираясь с духом, чтобы после ухода Ниэнны произнести речь перед народом, а Феанаро вдруг, сам не зная почему, обернулся к дороге от горы Таникветиль. Расталкивая толпу, остановившись перед Валар и преклонив колено, Туркафинвэ, белые волосы которого были в пятнах крови, встретился взглядом с Феанаро. — Случилась трагедия, отец, — дрожащими губами, но громко, чтобы все слышали, произнес эльф, и толпа замолкла. — Король Финвэ… Мой дедушка… Убит.