Свет проклятых звёзд

Когда над головой в чистом чёрном небе замерцали звёзды, Аклариквет пришёл в себя. Он понятия не имел, как оказался среди кучи попáдавших недоделанных скульптур, где его арфа, откуда на нём чужая женская накидка, и почему из своей одежды остались только штаны, причём порванные на коленях. С огромными усилиями выбравшись из-под крупных обломков мрамора, с трудом наступая на правую ногу, менестрель Нолофинвэ Финвиона в ужасе понял, что понятия не имеет, где Нерданель. Сейчас это казалось самым главным, в одно мгновение стало неважно, что и почему случилось, как быть дальше, наступит ли следующий миг, или всех ждёт скорая неминуемая гибель. Какая разница, если любимая может быть в опасности?! Поддавшись охватившему страху, попытавшись побежать на поиски жены Феанаро Куруфинвэ, эльф вскрикнул от боли в лодыжке и упал на колени. — Я должен найти мою Алую Леди! Мою! — прошептал, морщась, Аклариквет, пробуя найти, за что бы схватиться. — Должен! Рука нащупала холодный выступ — мраморная скульптура короля будто протянула руку со щитом, однако встать самостоятельно менестрель не смог и без надежды на помощь посмотрел в сторону Таникветиль. — Единственный вечный негасимый свет, до которого не добраться со злом, сейчас сияет для всех нас, — среди страха и разрухи появилась Майэ Илмариэ, сверкая белоснежным искрящимся платьем. Чёрные волосы слились с окружающей тьмой, глаза на фоне мраморной кожи горели отражением сияющего небесного купола. — Восславим же Владычицу Варду Элентари, создавшую для нас звёзды! А Элберет Гилтониэль! A Elbereth Gilthoniel, Silivren penna miriel O menel aglar elenath! Na-chaered palan-diriel O galadhremmin ennorath, Fanuilos, le linnathon Ve linde le ca Valimar Nef aear, si nef aearon! «Белая, словно снег на севере, — стал повторять про себя Аклариквет, вспоминая изображения Варды во время звучания Песни Творения, великой Айнулиндалэ, — сияющая королева Арды, чей свет блистает над гудящими кронами. Белоснежный образ, яркий, чистейший, от которого перехватывает дыхание…» Но огонь волос Нерданель сейчас всё равно был милее и важнее любого Айну, только среди собравшихся вокруг Майэ Илмариэ эльфов её не было. Где же Алая Леди? Где? Из-под перевёрнутого стола выполз цветущий вьюн, протянул Аклариквету сложенный лодочкой листок, полный воды. — Спасибо, — менестрель едва не прослезился. С балкона дворца Манвэ, усиливая голос чарами, заговорил Владыка Арды, то и дело посматривая на стоявшего рядом всё ещё короля-наместника Нолофинвэ. Позади них находился Феанаро Куруфинвэ, и взгляд невольно устремлялся на изгнанника. Просто одетый, без сделанных собственными руками украшений и любимых Сильмарилей, небрежно причёсанный, глава Первого Дома Нолдор выглядел королём гораздо убедительнее, чем его брат и даже непомерно благостный и милый Манвэ Сулимо, белоснежное одеяние которого украшал сапфировый пояс — его когда-то давно в дар любимому Владыке сделал нынешний мятежник. Как же всё изменилось в Амане! — Тьма рассеяна, — успокаивал король Арды эльфов, — звёздный сумрак не страшен для вас. — Не за этим мы уходили с берегов Куивиэнэн, — прозвучали рядом с Акларикветом язвительные слова Менелдила. — Тьма догнала Эльдар в Валиноре? Какие ещё тени прошлого нам ждать? — Несмотря ни на что, народ Нолдор останется единым! — долетела речь Нолофинвэ, и менестрель по привычке почувствовал прилив сил: короля необходимо поддерживать. Но где же Алая Леди?! На удивление, Феанаро Куруфинвэ молчал. Ему нечего сказать? Не может быть. — Мне очень тяжело говорить это, — Манвэ опустил глаза, раскинул руки, призывая орлов, — но Мелькор, клявшийся нам, что больше никогда не причинит никому зла… — Мы всё видели, — вдруг около Илмариэ появились двое Майяр Вала Оромэ, — наши братья говорят, будто Мелькор создал или пробудил огромную паучиху и держал её на юге Валинора, но мы видели иное: Мелькор прибыл с севера, и только потом сделал круг, чтобы подобраться к Древам с южной стороны. Он вонзил копьё в ствол Телпериона, а потом и в Лаурелин, сок и росу выпила паучиха. Насыщаясь, она создавала облака мрака. Мы попытались позвать на помощь, но не успели. А задержать Вала нам, увы, не под силу. И вдруг толпа взорвалась: — Что же дальше?! — Так почему вы сейчас бездействуете?! — Вы обещали безопасность! — Где король Ингвэ? — Дети напуганы! Это ваша вина! — Сделайте, чтобы стало вновь светло! — Как вы это допустили?! Добродушный вьюн, проявивший столь милую заботу о менестреле, задрожал и прижался к боку Аклариквета. — Не бойся, малыш, — утешил младшего Айну певец, понимая, как глупо это выглядело. Эльф подбадривает одного из Творцов! Это ведь нелепица! Шум нарастал лавиной, и Аклариквет вдруг понял, что его личная жизнь, на которую он по наивности надеялся, ничто по сравнению с творящимся вокруг кошмаром. Да, его сердце рвётся от боли, Нерданель где-то здесь, в толпе… Вдруг она ранена? Но… «Я — менестрель короля. Короля! Мой король — Нолофинвэ Финвион! И что ещё, если не музыка, нужно сейчас всем этим несчастным испуганным эльфам?» Сам не зная как, превозмогая рвущую лодыжку боль, Аклариквет встал и поплёлся к сцене, надеясь не оказаться сбитым с ног ещё раз. Найдя самую целую арфу и поднявшись на помост, певец начал играть, сосредотачиваясь на магии. — Что? — крикнул кто-то в толпе, заметив «купленного менестреля». — Споешь нам, какой Мудрый Финвэ прекрасный владыка, да? «Я их не слышу», — приказал себе Аклариквет. — Или какой Феанаро сумасшедший? А может, заявишь, будто Сильмарили — просто мутное стекло? И вдруг одна из струн души менестреля лопнула. — Знаю, — сам не понимая зачем, с отчаянием бросил Аклариквет с высоты, — вы все презираете меня, и презираете заслуженно! Моя музыка — моё бесчестье, но больше у меня ничего нет! — Кроме роскошных покоев в королевском дворце! — заявили из разразившейся смехом толпы. — Но вы совсем не знаете меня! — запротестовал певец. — Я пишу и настоящую музыку! И сейчас самое время… Ударив по струнам расстроенной арфы, ужасаясь дребезжащему звуку, но понимая, что возиться некогда, менестрель запел: — Мой путь дождём размыт, Я потерян и разбит. Вдоль рваных ран души моей вода струится. Сколько так бродить, Теплом пытаться растопить Боль былых надежд под коркой льда? Оставь меня! Смогу ли навсегда Когда-нибудь любовь к тебе забыть? В моей плоти странный яд Снов, в которых говорят Воспоминания мои ещё живые. Дарят мне покой, Ласкают прошлым разум мой. В будущем тебя со мною нет! Любовь прошла, прошла, как летний дождь, И в наших сердцах погас давно огонь. Прощай! Не нужно лишних слов, Они — дыханье ветра, Исчезнет их тепло под каплями дождя. Прощай! Нам нечего сказать, Нас разные дороги ведут. И в твоём сердце нет пощады для меня. Всю нашу ложь не изменить, Я не любил, как мог любить. Дни ползут, проносят мимо Радость и мою печаль, Я ловлю твой образ мнимый, Что уводит мысли вдаль. Сновиденья помогают, Пью их яд опять до дна. Мои слёзы высыхают, Исчезая навсегда. Оставь меня! Я боль вкусил сполна. Сумею ли я Простить и всё забыть? Прощай! Не нужно лишних слов. Они — дыханье ветра, Исчезнет их тепло Под каплями дождя. Прощай! Нам нечего сказать, Нас разные дороги Ведут. И в твоём сердце Нет пощады для меня. Струны дребезжали всё омерзительнее, но вдруг толпа разразилась аплодисментами. Менестрелю кричали, чтобы он пел ещё, и Аклариквет, плача то ли от боли, то ли от пережитого ужаса, то ли от счастья, продолжил играть. Его душа свободно парила в звёздной вышине, и никто сейчас не мог помешать ему летать. — Мелькор, говорят, уничтожил Древа? — вернул на землю незнакомый голос, на сцену ловко взобрался высокий худощавый Нолдо. — Я представляю, как он ухмылялся, творя зло! Кто-то взрастил деревья, — запел незнакомый эльф, и Аклариквет невольно оценил талант музыканта, — кто-то создал каменья… Разве сплести интригу — это не акт творенья? Высятся гордо Древа, чистый свет от них льётся… Скоро беспечным Эльдар тьму увидеть придется! Изображать утрированное зло у этого Нолдо получалось просто шикарно, и менестрель Нолофинвэ понял — надо взять его в помощники. Если Арда не погибнет во тьме… — Высятся гордо Древа там, на холме высоком… Метко копьё ударит, жизнь изольется соком. Свет угаснет навеки, мир заполнится мраком… Мгла разве хуже света? Звёзды блестят так ярко! — Потрясающе! Продолжай! — закричали зрители, словно вовсе забыв о вероятной опасности. — Листья дрожат от боли, ствол истекает соком. Свет сменяется мраком тут, на холме высоком. Древо трепещет, словно больно ему и страшно… О, разрушенья сладость! Это поймет не каждый. Кто решится вмешаться, кто помешать сумеет? О, торжество злодейства! Нет ничего роднее! Толпа захлопала, на сцену полетели цветы, Аклариквет попытался подыграть менестрелю, но вдруг их обоих совершенно бесцеремонно подвинула Элеммирэ: — Отойдите! Мелькора, как и любого убийцу, необходимо предать забвению! Не смейте о нём петь! Отобрав у «купленного менестреля» арфу и каким-то непостижимым образом её настроив, эльфийка запела. Звёздная тьма заплакала волшебной росой. — Два невиданных Древа Светлые Валар создали, Чтоб первозданным светом Арду они озаряли. Ввысь возносятся гордо До самого купола неба! Кажется или правда, Что листва потемнела? Это страшно представить, В это нельзя поверить, Было ведь невозможно, Чтобы угасли Древа! Мрак клубится, как туча, Тьма расползается дымом, Зло приносит с собою Ужас невыразимый. Паникой мир охвачен, Мечутся в страхе звери. Вместе волки и зайцы, Кабаны и олени… В ужасе бьются птицы, Мечутся меж стволами, Крылья ломают о ветки, Факелы тушат телами. Тьма весь мир охватила, Нет от неё спасенья… Где вы, светлые Валар? Спасите свои творенья! Слушая Элеммирэ, Аклариквет снова заплакал. Он понимал — именно его песня, его выход на сцену поддержал и вдохновил других, а значит, всё было не зря, и музыка по-прежнему сильнее тьмы.