Свет проклятых звёзд

К празднику всё было готово, и народ уже съезжался с разных концов владений Мелькора. Ближе всего к дороге, ведущей от поселений к Ледяному озеру, расположили высокую трибуну и внесли на неё приспособления для пыток и казни. Осуждённых, судя по всему, нашлось немало, поэтому развлечение растянется надолго. Дальше от тракта разместились торговцы выпивкой и закуской, и рядом с ними — несколько певцов-орков. На берегу озера демонстрировали товар кузнецы и охотники. Здесь можно было найти изделия из шкур и металла. А на идеально ровной глади промёрзшего до дна водоёма уже всё подготовили к турниру, где будут калечить друг друга ради того, что находится между ног юных эльфиек. И когда народ собрался вокруг озера, толкаясь, ругаясь, обнимаясь и хохоча, усыпанное звёздами чёрное небо озарило волшебное переливчатое сияние розового, голубого, оранжевого, сиреневого и золотого цветов, и голос Владыки прозвучал раскатами грома с вершины близко расположенной горы: — Сегодня, мой великий народ, мы празднуем победу! *** — Сегодня мы празднуем победу над армией Моргота! — закричал с недостроенной башни Туркафинвэ, стараясь держаться за камни как можно незаметнее, словно нога уже совсем не беспокоит. Костыль он больше не использовал. — Пусть в этот день каждый отдохнёт душой! Сегодня вернулись разведчики и подтвердили, что орков нет в лесах, они больше не нападают на мирное население, и это наша заслуга! Так оставьте труды и заботы и празднуйте! Мы пришли в Эндорэ, чтобы сделать эти земли безопасными, и добились своего! Айя Феанаро Куруфинвэ! Да сияет его слава вечно! *** — Умеешь ты изображать оратора, — мрачно усмехнулся Курво, помогая брату спуститься на землю. — Только этот отвлекающий манёвр более чем сомнителен. — Мы сейчас всё обсудим, — прищурился Туркафинвэ, осторожно наступая на ногу, к которой всё ещё приходилось приматывать палку, но широкие штаны делали её незаметной. — Для начала поговорим вдвоём, я расскажу, что решил делать. И, Курво, ни слова Кано! Пусть и дальше сидит в своей спальне и не высовывается. — Может, ещё стражу у дверей выставишь для надёжности? — Куруфинвэ осуждающе скривился. Тьелкормо, морщась, посмотрел на брата. — Мне надо присесть куда-нибудь, — прошипел беловолосый Феаноринг, — например, на свою кровать. И я тебя попрошу, брат мой, обойтись без язвительных замечаний. Наместник не станет вечно вести жизнь затворника и, значит, однажды попытается тут командовать. А я не собираюсь петь по его нотам. Приветствуя усталых, но радостных эльфов строящегося города, двое Феанорингов ушли в почти готовый дом Туркафинвэ. Крепкие стены даже временного жилища всё же лучше и надёжнее походного шатра. Особенно, если надо, чтобы никто не подслушивал. *** Взяв со стола вино и долгое время не отрываясь от бокала, постоянно пополняя его, Туркафинвэ развалился в кресле, наблюдая за братом. — Я сказал разведчикам, — наконец, заговорил Тьелко, печально покачав головой, — что убью их всех, если они расскажут хоть кому-то, кроме нас, что видели. И, Курво, мне ведь придётся сдержать слово, если проболтаются. — Тебя никто за язык не тянул, — пожал плечами Куруфинвэ. — Ты так говоришь, — начал злиться Туркафинвэ, — словно тебя это ни капельки не касается! Я жалею, что не отправил разведку втайне от тебя! Твоя манера отстраняться от происходящего и уходить от ответственности заставляет меня хотеть снести тебе голову! Выпив ещё, Тьелко выдохнул. — Извини, — сказал он брату уже гораздо спокойнее. — Что тебе сказал твой верный, когда меня рядом не было? — Я не говорил с разведчиками в твоё отсутствие, — отрешённо произнес Куруфинвэ-младший. Теперь единственный. «Дурак!» — подумал Туркафинвэ с досадой и удовольствием. — К великому сожалению, — тонкие губы третьего сына Феанаро дрогнули, — на том, что у Моргота кончились орки, хорошие новости тоже кончились. — Потому что поддерживавшие нас эльфы кончились тоже. — Да… Братья замолчали. Начать обсуждать главную для них обоих весть не хватало духа. *** Орёл пролетал гораздо севернее своего обычного маршрута, чтобы видеть льды Хэлкараксэ. Обогнув владения Вала Мелькора, посланник Манвэ сделал круг над лесом, где на берегу реки начали возводить город выжившие Нолдор, и устремился назад через море. Когда исполинская птица пролетала над равниной Ард-Гален, какая-то неведомая сила заставила Майтимо открыть глаза и посмотреть на небо. Орёл скрылся из вида, и сын Феанаро, стараясь дышать медленнее и осторожнее, чтобы не тревожить искалеченное тело, зажмурился. Боль лишила сил думать, и только неизменно пустая земля внизу ещё способна была пробудить хоть какие-то эмоции. Никого… «Ты думаешь, твои братья такие же, как ты. Считаешь их героями. Меряешь своей меркой. Тебя ждёт разочарование, сын великого Феанаро Куруфинвэ. Разочарование и прозрение». Нет! Это неправда! Только равнина внизу пустовала и пустовала… Лишь орёл иногда царственно парил в небе, но появление посланника Владыки Манвэ не вызывало никаких эмоций, было просто очень больно. *** — Он опозорил нас, — дрожащим голосом, словно сейчас заплачет, улыбаясь дёргающимся ртом, сказал после долгого молчания Туркафинвэ. — Он… Моргот нас размазал и смешал с грязью. Давай, Курво, Феанаро-меньший, давай, убеждай меня, что я не прав! — Зачем, Тьелко? — Куруфинвэ опирался локтем на стол, заслоняя ладонью глаза. — Мне это необходимо! Достаточно веская причина? — Мы можем делать вид, что ничего не знаем, больше не отправлять разведку на Ард-Гален, а орков в лесах нет, и мы можем патрулировать близлежащие территории, созывать сюда народы, наши владения разрастутся, о нас будет ходить исключительно добрая слава, а… Ты же… Ты же понимаешь, что Нельо… Он… — Да, рано или поздно он умрёт. Только в момент смерти он будет проклинать не Моргота, Курво. А нас. И, знаешь, я даже не могу его за это осуждать. Хватит мямлить, Курво. Мы уже не дети, провинившиеся перед папочкой. Наш страшный папочка мёртв, и наказать нас более некому. Снова повисло молчание. Ещё более тяжкое, чем прежде. — Знаешь, Курво, — опять нарушил тишину первым Туркафинвэ, — что самое ужасное во всём этом? Куруфинвэ, наконец, убрал руку от лица и посмотрел на брата. — Нам нечего противопоставить Морготу. Нечем ответить. — Может, простим его злодеяния? — с издёвкой произнёс Курво. — Ответим на зло добром? Пожелаем ему счастья, например. Вопреки всем ожиданиям, Туркафинвэ вдруг совершенно искренне расхохотался. — Я обязательно прощу Моргота, — вытирая слёзы, выдавил из себя Тьелко, — но сначала надо убить Нельо. Я внимательно выслушал донесения, проанализировал шансы. Мы его не спасём, но и позволить вот так висеть и кричать от боли не можем. — Я тоже многое проанализировал, — снова спрятал лицо Куруфинвэ. — Ты хочешь невозможного. Лучше сделать вид, что ничего не происходит. Поверь, любое приближение к Морготу нам может слишком дорого стоить. Мы можем составить Нельо компанию. На краткий миг в глазах Туркафинвэ вспыхнуло презрение. Только на миг. «Трус!» — выкрикнул взгляд эльфа, но вряд ли Курво это заметил. — Возможно, — протянул Тьелко. — Но попытаться стоит. И не нам лично. Пошлём отряд. — Помолчав немного, Феаноринг хмыкнул: — А Нельо был молодец… Он специально назначил Кано наместником. Он это сделал, чтобы обезопасить себя и своё правление: Кано никогда не стал бы угрозой для короля. *** Поднявшись на локте, эльфийка откинула одеяло, оголив одну грудь, и встряхнула слегка вьющиеся черные волосы. Кокетливо прищурившись и изящно потягиваясь, она намеренно громко вздохнула, чтобы привлечь внимание любовника. Сейчас, когда на деве не было обычной для знахарки косынки и накидки с множеством карманов, когда она не перебирала с серьёзным видом записи и не сортировала ингредиенты для снадобий, эльфийка стала внешне похожей на своего избранника, словно родная сестра. — Сначала слишком быстро засыпаешь, потом слишком рано просыпаешься, — с ласковым упрёком произнесла дева, вслушиваясь в нежные печальные звуки арфы. Макалаурэ не ответил. Он, казалось, вообще не замечал, что не один в комнате, полностью погрузившись в музыку. — А время не догнать, — ритмично прошептал менестрель, — равняет век с секундой… Летать с тобой мне было трудно, а без тебя я не могу дышать… Наконец, заметив, что кто-то ещё присутствует в помещении, наполненном бессильной тоской и равнодушием ко всему, Макалаурэ посмотрел в сторону постели. Он понимал, его упадническое настроение однажды начнёт раздражать даже Дис, но ничего не мог с собой поделать. И вдруг менестреля осенило: пока не напишет обещанную песню, душа будет терзаться, а мысли путаться. Подождать может всё. Но не музыка.