Свет проклятых звёзд

Сражение с Морготом давно отгремело, на Митриме чаще и чаще слышались песни о доблести воинства эльфов, однако менестрели каждый раз возвращались к плачу о Феанаро Куруфинвэ. Стихи баллад казались горьким намёком, что гибель лидера стала крахом для его народа. Об этом не говорилось открыто, но не думать о подобном было невозможно, и рыдание струн отдавалось болью и тревогой в сердцах. Звёзды мерцают на небосводе, Алая кровь по земле расплескалась, Мёртвые воины смотрят бесстрастно, Взором недвижным в небо уставясь. Очи устало сомкнул Феанаро, Бой свой последний закончив до срока. Левой рукой меч сжимает упрямо, Скомкан доспех, и нагрудник расколот. Чёрные камни залиты кровью, Холодом смерти тело сковало, Раны пульсируют жгучею болью, Горло сжигает страшное пламя. Скорбью охвачены Феаноринги. Смерть приближается неумолимо — Больно дышать, тяжело шевельнуться, Жар обжигает уже нестерпимо. Лёгкие пламя из бездны сжигает, Хоть бы вздохнуть напоследок без боли! Слабость покрытого ранами тела Превозмогает железная воля. Твёрд его голос, и взор его ясен, Видит он больше, чем видел прежде… Клятву за ним сыновья повторяют, Им перед смертью он дарит надежду. Боль угасает, воля слабеет, Рвётся на волю дивное пламя. Вспышка — и пеплом рассыпалось тело. Вот и закончилась жизнь Феанаро. Мелодия таяла в тумане, чтобы повториться снова, и ощущение бессилия и растерянности набирало сокрушительную мощь. *** Огромный зал с расписанными сценами Битвы-под-Звёздами сводами впервые за время существования крепости Феанарион принял одновременно всех шестерых сыновей великого нолдорана. И впервые здесь звучали управляемые магией инструменты, однако какая бы ни слетала со струн мелодия, любая тема казалась кошмаром: валинорские песни напоминали о тьме и пролитой в Исходе крови, несправедливости со стороны Валар и малодушии собратьев; баллады, написанные во время плавания, невольно возрождали образ горящего флота, бунта и казни предателей; а средиземская музыка казалась слишком скучной, либо вновь рыдала о погибшем короле, заставляя думать про оставленного в плену врага брата. Каждый Феанарион хотел, чтобы воцарилась тишина, однако выглядеть самым виноватым желания ни у кого не возникало, поэтому инструменты продолжали звучать, меняя знакомые темы почти до неузнаваемости. Почти. — Меня мало интересует, что наш брат-менестрель решил поиграть во владыку и заказал твоим мастерам корону, — скривился Туркафинвэ, говоря очень тихо, чтобы слышал его лишь Курво, — гораздо важнее, о чём щебечут птахи в лесах. Пока мы охотились, эти трусливые создания верещали о гнёздах и хвастались птенцами, а вчера я слышал о хищниках. И, Курво, по сбивчивому щебетанию я понял — трусливая мелочь поёт о летучих гонцах Моргота. Я распорядился выслать в леса охотников. — Полагаешь, — задумался Куруфинвэ, — нам снова предложат сделку? Нельо… Ещё жив? — Птахи не летают через Ард-Гален к Ангамандо, — хмыкнул Туркафинвэ, — я же говорю — трусливые. «Как и мы…» — с неприятным чувством подумал Куруфинвэ-младший. — Моргот ничего нам не предложит, — продолжил говорить беловолосый Феаноринг, — кроме новой войны. И его шпионы сделают всё, чтобы мы быстрее отправились в бездну на вечные мучения, а сам Моргот таким образом сможет реабилитироваться перед братьями-Валар, преподнеся им трупы и души мятежников. Что ты на меня так смотришь, Курво? Ты знаешь, что, в отличие от трусливых птах, орлы Манвэ летают над землями на севере, и Владыка Арды прекрасно знает, что там происходит. Как видишь, Морготу никто не пытается мешать делать то, что он хочет. Не удивлюсь, что Нельо вывесили не для нас, а для Валар! Мол, видите, как я поступил с вашими обидчиками? Вы отомщены, братья! — Тьелко, — в глазах Куруфинвэ застыл ужас, — не говори этого вслух. — Нам нечего терять, забыл? Более того, я считаю, надо вновь начать использовать Палантири. — Нет! Отец же объяснял, почему нельзя! Один из Видящих Камней в руках врага! А Палантири связаны между собой! — Моргот и так про нас всё знает! — вспыхнул Туркафинвэ, и сидевший через стол от него занятый записями Тэльво замер и поднял глаза. — Успокойся, — сказал младший из близнецов, — если бы Моргот мог, он бы уже уничтожил нас. Но этого пока не случилось. Туркафинвэ сделал глубокий вдох и взялся за поднесённое вино. — Господин наместник, — взгляд голубых глаз эльфа выстрелил в сторону старшего брата, — может быть, начнём совет? Морифинвэ уже, кажется, заснул за столом, Амбаруссар трижды пересмотрели свои записи, мы с Курво больше не спорим, леди твоего сердца, наверняка, хочет поскорее закончить беседу и отправиться в покои. Вместе с тобой, конечно. Дис, одетая в роскошное золотое платье и блистая украшениями, снисходительно улыбнулась Туркафинвэ. Она сидела слева от погруженного в размышления Макалаурэ, справа от которого стул пустовал. Всем хотелось задать вопрос, кого ещё ждут на совете, но каждый догадывался, что имел в виду брат, поэтому слова сказаны не были. — Я хочу произнести речь для моего народа, — прозвучал голос Макалаурэ, причудливо переплетаясь с музыкой арф, — но сначала мне необходимо поговорить с вами. Морифинвэ, неподвижно сидевший, откинувшись на спинку стула, с закрытыми глазами, ожил. — Наместник начнёт с благодарности Амбаруссар за то, что привели в город два эльфийских племени, с некоторых пор состоящих только из прекрасных дев? — спросил он с тенью насмешки. — Оказалось, если им раздать тонкие иглы и красивые нити, из эльфиек Авари получаются прекрасные вышивальщицы, особенно, если кто-то из Нолдор набросает им схемы узоров. И рисуют они неплохо, только цвета выбирают слишком тёмные и однообразные, не видят красоты в контрастах, и вечно сводят сюжеты к теме «А потом все умерли или сгинули в безвестность, но воскресли и зажили долго и счастливо в любви и согласии даже с врагами». Питьяфинвэ переглянулся с Курво, Тьелко, встретился взглядом с Тэльво. Братья не обращали внимания на речь Карнистира, невольно рассматривая пустой стул справа от Кано. Выше и красивее остальных, с узором-короной на спинке, он предназначался для наместника, однако Макалаурэ сидел на таком же стуле, как у остальных присутствующих. Проигнорировав вновь «заснувшего» Морифинвэ, менестрель положил ладонь на руку своей главной советницы, и музыка заиграла громче. — Мы все, — заговорил словно звучавший отдельно от Макалаурэ голос, — клялись вечно преследовать того, кто возжелает сокровище нашего рода. Но в Клятве не было сказано, что мы обязуемся делать это совместными усилиями. Для нас важен конечный результат: ни один Сильмариль не должен быть в чужих руках. Род Феанаро — это мы, его сыновья, но также и наши дети, внуки и племянники, и их дети. Род Феанаро продолжается и в Валиноре, и здесь, в Эндорэ. Камней три, наследников много. Но, как бы то ни было, в руках любого из нас Сильмариль — это просто красивый кристалл, не несущий ничего, кроме своей уникальной природы и блеска. Отец хотел осветить Сильмарилями Средиземье, получив тем самым независимость от Валар, и он мог это сделать, а мы — нет. Сильмарили для нас — не символ могущества и власти, а память об отце, о его уникальных талантах, о том, что он был величайшим Эльда. Неважно, кто из нас возьмёт в руки сокровище. Главное — его отвоевать. И если для этого нам придётся разделиться, чтобы не враждовать между собой… Макалаурэ погладил руку сидящей рядом эльфийки, обвёл взглядом братьев. Музыка на миг смолкла, но тут же заиграла вновь. — Я не стану требовать вашей присяги мне, — ровно произнёс менестрель. — Ради мира и согласия. Всё так же не открывая глаз, Карнистир отмахнулся: — Владыка-менестрель — гарантия незаурядного пути развития государства. Туркафинвэ медленно поднялся и пошёл вдоль стола в направлении от наместника. — Знаешь, Кано, — заговорил он, складывая пальцы домиком около губ, — твои речи красивы, как и положено менестрелю, сопровождаются прекрасной мелодией арф, сделанных лучшими мастерами, слова льются пьянящим нектаром, и наш брат Морьо уже настолько захмелел, что вот-вот упадёт под стол, но я, Кано, всё ещё трезв. Куруфинвэ посмотрел на брата с предупреждением во взгляде, Амбаруссар отрешённо наблюдали за происходящим. Обойдя стол кругом и оказавшись около пустого стула, Туркафинвэ опёрся руками на стол. — Послушай меня, наместник, — с тенью угрозы в голосе произнес беловолосый Феаноринг, — я не жаловался тебе, когда мне напрямую угрожали расправой, не просил помощи в разведке и обеспечении моих воинов, охотился и следил, чтобы дичи ловилось в достатке, не требуя ничего взамен. Я лишь сообщал об успехах, и это всех устраивало. Пока остальные, прикрываясь заботой о процветании города-крепости, проводили время в компании дев, обучая их правильно вышивать, я ходил по болотам и собирал сведения, которые обеспечивают нам безопасность! Ты сидишь в практически достроенном, укреплённом городе, надеваешь корону и утверждаешь, что братья, защищавшие тебя, приводившие население, искавшие ресурсы и развивавшие медицину и торговлю, теперь тебе без надобности? Положив руку на спинку пустого стула, постукивая пальцами по венчающей его короне, Туркафинвэ со злостью расплылся в улыбке. — Понимаю, ты не хочешь видеть нас рядом, сваливаешь вину, перекладывая ответственность с себя. Нет, брат мой, мы все на одном корабле. Все. И ты не отмоешься, изгнав нас. Леди-советница старалась не подавать вида, что её пугает накаляющаяся обстановка, поэтому сидела молча, смотря прямо перед собой. — Может быть, позволишь договорить наместнику короля? — прямо посмотрел на брата менестрель. — Я не собирался изгонять кого-либо из своего города. Взаимопомощь нам необходима, особенно на этапе становления королевств. Это долгий и сложный процесс, но мы способны справиться с любыми тяготами. И мои слова о независимости друг от друга не означают разрыва отношений. Мы лишь должны понимать: двум королям мало одного трона, а шестерым — тем более! Но я — наместник, и король для меня лишь тот, кто меня назначил. Другого владыку над собой я не признаю никогда. Однако более никому навязывать статус вечных подчинённых сгинувшего правителя я не намерен. Фундамент моего наместничества — кровь отца, а древо власти взрастает, питаясь муками брата. Не знаю, какие плоды вызревают в таких чудовищных садах, но я дал слово своему королю, что буду его наместником и не имею права отступиться. Однако, мы род Феанаро Куруфинвэ, великий род! Каждый из вас достоин править и править независимо, поэтому уже сейчас задумайтесь о новых владениях для себя. Мы станем поддерживать друг друга, как и прежде, но это будет союз королевств, не единое государство. А наша Клятва, — Макалаурэ на мгновение задумался, смотря невидящими глазами сквозь стены зала в бесконечность, — будет исполнена тогда, когда это станет возможным. Жить только ради её исполнения я не собираюсь. Уверен, вы тоже. Братья молчали. — Обдумайте мои слова, — взгляд менестреля стал пустым и отрешённым, — я не требую решить всё немедленно. На совет будем собираться столько раз, сколько понадобится, чтобы никто не остался обездоленным. В зале всё ещё царило молчание, лишь звучала песня струн. Макалаурэ проводил взглядом вернувшегося на своё место за столом Туркафинвэ, и встретился глазами с Куруфинвэ. — Надеюсь, моя корона скоро будет готова и делается чётко по моему рисунку? — спросил наместник, словно говоря с чужим малознакомым эльфом. — Держать речь перед подданными я планирую в облачении, соответствующем моему статусу. Кивнув в знак согласия, Курво снова задумался о словах брата о разделении владений, вспомнил изначальные планы отца и чудовищные коррективы, внесённые Морготом. Не в силах избавиться от ощущения, что здесь что-то не так, сын погибшего владыки попытался встретиться глазами с Макалаурэ, но наместник больше не смотрел в его сторону, вспоминая услышанные сквозь туман строки: «Круг свой сомкнули мерзкие твари. Пепел и дым, точно после пожара. Руки ослабли, в глазах потемнело… В битве неравной пал Феанаро».