Свет проклятых звёзд

Сказать, что не ожидал, было бы слишком откровенной ложью. Нет, Турукано с самого знакомства с девой, называющей себя мужским именем, ждал, что это случится. Каждый раз, обнимая жену, чувствуя её прикосновения, сын Нолофинвэ с содроганием представлял, что это в последний раз, и, казалось бы, должен был морально подготовиться к худшему, но, вопреки всему, Турукано с каждым поцелуем, каждым сказанным на ухо с придыханием словом, любил Эленнис сильнее и сильнее, та́я в её руках, забывая себя и теряя дар речи. В эти мгновения принц становился совершенно беспомощным, словно дитя. Он просто был счастлив. А теперь всё закончилось. Ожидаемо. Но, проклятье, нет! Неожиданно! — Это не может быть правдой… — прошептал Турукано, смотря на список погибших и не видя, что в нём написано. — Здесь ведь… Нет её имени… Но пусть глаза отказывались видеть правду, сердце чувствовало — Эленвэ больше нет. Слёзы покатились по щекам, и Турукано понял, насколько глупыми и бесполезными были все сказанные им слова утешения тем, кто потерял близких. Где-то в глубине сознания понимая, что принц должен сохранять лицо, чтобы ни происходило, сын Нолофинвэ ничего не мог с собой поделать: потеря лишила его воли. Отложив в сторону свиток, Турукано вышел на улицу и, утопая в снегу, не замечая протоптанных дорог, направился к холму. — Позволь помогу, — сказал совсем рядом Эктелион, подхватывая дрожащего всем телом Нолдо под руку и выводя на дорогу. Ноги подкашивались, голова кружилась, от боли в груди пресекалось дыхание. — Выпей, Турукано, — протянул Эктелион флягу, но принц не мог её взять, лишь отрицательно мотал головой, трясущейся рукой вытирая слёзы. — Спасибо, — выдавил из себя сын Нолофинвэ, стараясь всё-таки идти самостоятельно. До холма ещё было далеко. *** Тел было около двух дюжин. Их положили в ряд в стороне от выстоявших укрытий и трёх шатров-госпиталей. Около мертвецов стояли, в том числе и на коленях, сидели и даже лежали живые. Кто-то плакал, кто-то кричал, кто-то просто молча смотрел. До этого момента уверенный, что будет выть раненым зверем, заливаясь слезами, кидаться на тело и орать, срывая голос, как несправедлива жизнь, жесток Эру, и что теперь тоже хочет умереть, Турукано, видя скорбь других, почувствовал, что не имеет на это права. Когда принц подошёл к телам, безутешные родственники расступились перед ним, не ушли только дети, продолжавшие плакать рядом с замёрзшими насмерть мамами и папами. Турукано, чувствуя, как покидают силы, зрение теряет чёткость, а дрожь уже не скрыть никакой одеждой, молча остановился около Эленвэ. Наклон головы и положение руки эльфийки говорили о том, что она закрывала своим телом кого-то, когда умерла. — Восточный холм сильнее других пострадал от мороза, — сказал кто-то рядом. — И нападали волки. Госпожу Эленнис нашли под завалом. Похоже, ветер повалил большой шатёр. Эльфы пытались выбраться, твоя супруга и ещё двое героев попытались вытащить их, но не смогли и погибли вместе с жильцами. Мы скорбим всем народом. Турукано опустился рядом с супругой на колени и, сняв перчатку, погладил лицо. Оно изменилось… Почернело… И стало таким же ледяным, как и всё вокруг. «Я должен это пережить, — повторял себе принц, — ради дочери. Должен, иначе ты будешь считать меня недостойным любви. Подумаешь, что ошиблась, выйдя за меня замуж и родив мне ребёнка. Не знаю, как, но я это переживу. Клянусь тебе… Эленвэ». — До моря далеко, — сказал Турукано, вставая. — Поэтому соберём тела и сложим изо льда огромный склеп. Чтобы ни одна тварь не пробралась внутрь! Понимая, что должен идти и продолжить помогать живым, сын Нолофинвэ всё же не справился с собой, и, снова упав на колени рядом с женой, обнял окоченевший труп и заплакал.