Свет проклятых звёзд

К высокому ледяному куполу склепа по-прежнему несли цветы. Уже не из шёлка и бархата: похоже, закончились запасы. Однако, и те невзрачные и слишком плотные для мелкой работы обрывки, что теперь шли в дело, превращались в трогательные изящные лепестки и листочки. — Это наша общая боль, — говорил король Нолофинвэ, стоя максимально близко к стене гробницы, чтобы никто не мог зайти ему за спину. — Общая трагедия. Сегодня мы навсегда покидаем место, где нас застал гибельный ураган, унесший слишком много жизней, и наши сердца навеки останутся здесь. Находящийся рядом со своим владыкой менестрель играл мелодию, постоянно повторяющуюся, аккомпанируя словам Нолофинвэ, и Финдарато, как и многие его подданные, принимавший участие в церемонии последнего прощания с погибшими во время страшного урагана Нолдор, быстро понял, что на самом деле происходит у склепа. Захотелось просто из принципа перебить чары Аклариквета, к тому же король-менестрель чувствовал, что его магия многократно сильнее, но всё же решил, что сейчас не время. Месть может ждать бесконечно долго. — Нам предстоит долгий путь, — продолжал речь Нолофинвэ, почти не выглядя настороженным и зажатым, — но бо́льшая часть его уже пройдена. Мы преодолели все испытания, сброшенные на нас Морготом градом убийственных отравленных стрел, мы стали сильнее. И совсем скоро наша дорога приведёт нас на Родину. Стоя среди высокородных Нолдор бывшего Второго Дома, Турукано, обнимая одной рукой молчаливую печальную дочь, за время пути выросшую отцу до плеча, другой ладонью закрывал лицо, стыдясь вновь нахлынувших эмоций и катящихся из глаз слёз. Принц помнил, что обещал погибшей жене, но, казалось, не мог сдержать слово: каждый новый день становился многократно более тяжким испытанием, чем предыдущий. Пустая холодная постель, встать с которой не хватает сил, не звучит любимый голос, а если и откроется входная дверь, придёт кто-то чужой… «Это невыносимо! — било в голову осознание потери. — Я не смогу справиться!» Хотелось только одного: лечь спать и более никогда не проснуться. Раствориться среди небытия, сгинуть, рассеявшись прахом. «Я должен это пережить ради Иттариэль… — пытался убеждать себя Турукано, гладя дочь по голове. — Дай мне сил, Эру! Пожалуйста…» Стоявший рядом Глорфиндел молчал и делал вид, что не замечает слёз своего принца, а лишь время от времени обводил взглядом собравшихся эльфов, прекрасно исполняя роль воина и защитника. Договорив речь, Нолофинвэ положил охапку цветов, сделанных из одного из знамён, к склепу и ушёл, сопровождаемый восьмью воинами, в своё ледяное укрытие. Продолжая играть, Аклариквет, видя, как, следуя примеру своего короля, Нолдор подносят к склепу цветы, игрушки, вещи, письма, украшения, сладости и посуду, начал петь. Уходят дни, и ночи вслед за ними, Со сменой лет становимся другими… Кто знает, сколько их, непрожитых мгновений Скрывает время? Уходят лучшие, оставив путь до срока, По воле случая без них нам одиноко. И лишь с тобой проститься сил не станет! Боль не устанет, Не отпускает! В памяти живёт, Не вернуть, Прерванный полёт, Короткий путь. Но укажет нам, Куда идти, Оставаясь там — В памяти. Хранит один — запомнят поколенья, Не отпускать, не предавать забвенью. Но время не вернёшь, из памяти не скроешь, И не остановишь… Не остановишь… Уходят дни — так быстро, шумно, сложно, И мысли нет, что не успеть возможно Найти другой ответ, задать свои вопросы Тебе… Но поздно… Ты ближе к звёздам. В памяти живёт, Не вернуть, Прерванный полет, Короткий путь. Но укажет нам, Куда идти, Оставаясь там, В памяти… К менестрелю подошёл Квеннар, окружённый целой толпой учеников разных возрастов, среди которых была и воспитанница погибшей Эленвэ, и племянницы самого Аклариквета. — Спасибо тебе за твою музыку, певец, — улыбнулся летописец, смотря, как его подопечные оставляют у склепа свитки со стихами и балладами. — Она прекрасна, правда. Несмотря ни на что. Я не шучу, певец, ты заслужил похвалу. Аклариквет улыбнулся в ответ, продолжая перебирать струны и думая, что его магия, видимо, слишком сильно подействовала на слабохарактерного книжника. *** Проводив взглядом группу эльфов, впрягшихся везти сани с калеками, Митриэль, обсуждавшая со знахарями Финдарато составы согревающих мазей, которые можно изготовить из доступных в Хэлкараксэ ингредиентов, резко замолчала. Теперь, когда у короля Нолофинвэ уже не осталось лошадей, а собак — слишком мало, чтобы впрягать их в сани, Нолдор Второго Дома приходилось тащить на себе всё, что не удалось разместить в повозках Третьего. Королева Артанис, упорно делая вид, что её народ идёт через Хэлкараксэ без существенных потерь, не оставила дядю в беде и выделила тройку скакунов, чтобы владыке не пришлось идти пешком, однако Нолофинвэ отдал свою карету безногим. — Мы обязаны найти способ лечить тех, у кого из-за травмы спины отнялись ноги, — заговорил знахарь из народа Финдарато, поняв, куда смотрела Митриэль. — Их пятеро, и это не «всего», а «целых пять загубленных жизней». Многие считают, что такое жалкое существование хуже смерти. Валар исцеляли… — Нет больше Валар, — сквозь зубы процедила знахарка, — для нас нет. Мы сами должны найти способ лечить такие увечья. — Мастера обещали придумать какие-нибудь приспособления для них, пока нет возможности исцеления. Митриэль кивнула. Она ждала сани с рыбаками, поймавшими ядовитую рыбу, и по тем сведениям, которые ей сообщили, сделала вывод, что дело обстоит гораздо хуже, чем при отравлении охотников мясом волков. В ближайшее время придётся ехать с шестью умирающими в муках эльфами и тщетно пытаться хотя бы просто облегчить их последние часы. *** Ледяной хребет, отделяющий бескрайнюю белую пустыню от моря, стал ниже, расстояние между горами расширялось, и вскоре перед Нолдор открылся узкий длинный перешеек между Валинором и Средиземьем. Семь звёзд Пояса Элентари сияли здесь как-то особенно волшебно, ветра не ощущалось, и даже трескучий мороз казался приятным. Дорога, проложенная далеко вперёд, тонула в морозной дымке и снежных наносах, выстроенный на этот раз совместными усилиями подданных двух королей и королевы временный лагерь пока ещё не был виден впереди, но все знали, идти до него уже недалеко. Над чёрной гладью моря кружили огромные белые чайки, то и дело бросаясь в воду и хватая рыбу. — Видишь, Иттариэль, — указала арбалетом на движущуюся под водой тень Ириссэ, — этот зверь ждёт неосторожную птицу. Смотри внимательно. Чайка, сделав круг над спокойной гладью моря, бросилась в воду за добычей, но вдруг странно резко взмахнула крыльями и исчезла в разлетевшихся брызгах. — Каждому охотнику, — кровожадно улыбнулась дочь Нолофинвэ, — в Арде найдётся вдоволь добычи. Только порой охотишься не ты, а на тебя. — Я подстрелю этого зверя, — сверкнул глазами Глорфиндел, отталкивая от берега лодку и ловко запрыгивая в неё. — Сколько на твоём счету чаек сегодня, Королева Зимы? — Тебе неведомы столь большие числа, воин, — с гордостью заявила Ириссэ, — и, что бы ты ни выловил из воды, мой улов будет многократно тяжелее. — Я не соревнуюсь с прелестными девами, — рассмеялся Нолдо. — Вас опасно обыгрывать. — Ты прав, как никогда, Лаурэфиндэ, — согласилась Ириссэ и подмигнула племяннице. — Давай, Иттариэль, натяни тетиву. Покажи этому зазнайке, как мы умеем стрелять. Убей самую быструю чайку. Наши собаки засиделись без дела. *** Сияющее звёздами чистое небо вселяло в сердца надежду на дальнейший безопасный путь, и, несмотря на сильный мороз, бодро шагающие даже с тяжёлым грузом эльфы пели песни и подбадривали друг друга. — Тебе лучше, Турукано? — тихо, чтобы не слышали посторонние, спросил Нолофинвэ сына, молчаливо следующего за отцом. — Я больше не отпущу Иттариэль на охоту, — произнёс в ответ принц, не поднимая глаз. — Она уходит слишком надолго. Ириссэ ничего не боится, она сильная и ловкая, но моя дочь не такая! Зачем она пошла на берег?! Она не понимает, что это опасно? Что, если поскользнётся и упадёт в воду? Или проломится лёд? Все уже забыли, что под нами нет земли? Мы идём по воде! Король, слушая продолжающего говорить всё с бо́льшим жаром сына, уже пожалел, что начал беседу, но в то же время понимал: Турукано надо выговориться. В последнее время он перестал есть, только немного, через силу, перекусывал, когда ему настойчиво напоминали о необходимости приёма пищи, практически не спал и не вступал в разговоры, безразлично кивая в ответ на прямые вопросы. И только уход дочери на охоту заставил принца немного ожить. — Смотрите! — вдруг крикнул Эктелион, стоявший на холме и осматривавшийся. — На юге небо сияет! Эльфы, слышавшие его, разом обернулись, и все голоса смолкли, лишь время от времени снова звучали возгласы, призывающие устремить взгляд на юг, где остался Валинор. Сначала на горизонте, над белыми ледяными горами на фоне черного, усыпанного звёздами неба виднелось лишь призрачное свечение, постепенно становящееся серебристым, но вскоре светящийся шар, многократно более яркий, чем любая звезда, но существенно бледнее Телпериона, поднялся над Ардой, озаряя тьму чарующим мягким светом. На воде заблестела, заискрилась среди волн дорожка, устремившаяся от берега в бесконечность, снег заиграл новыми оттенками, контрасты и переливы света и тени изменились, став таинственнее и многограннее. Смотря на лица друг друга, эльфы любовались волшебным преображением, и тем, как удивительно прекрасно небесный цветок отражается в сияющими звёздами глазах. Каждый возлюбил всем сердцем новое светило, и в душах прозвучал знакомый голос Майя Тилиона, призывавший возрадоваться возрождению света. А потом скромно добавил, что имя прекрасного небесного цветка — Итиль.