Свет проклятых звёзд

Когда приглушили свет, в белоснежном зале с воздушными колоннами, балконами, словно из тончайшего кружева и сценой-фонтаном, в виде озера с водопадом, воцарился таинственный полумрак, лишь кое-где нарушаемый призрачным голубоватым сиянием. — Скажи мне, Ингвэ, — затравленно озираясь, словно находясь не в одном из крыльев своего дворца, а на поле боя в окружении армии врага, вполголоса спросил Ольвэ, — почему свет всегда рождается из чего-то отвратительного? — Я хотел обсудить совсем другие проблемы, — без тени иронии произнёс бывший король Ваньяр. — Но ведь разговор принято начинать издалека, — голос Тэлеро звучал с надрывом, словно эльф вот-вот расплачется. — Почему, скажи мне, друг, огонь горит на пачкающихся чёрной сажей углях, почему масло для лампад оставляет жирные пятна на ткани, а вот эти восхищающие тебя светильники — ни что иное как грибы, пахнущие сыростью. В колбы приходится добавлять аромомасла. Почему нельзя было сделать какую-нибудь светящуюся реку, откуда можно черпать воду для фонарей? Знаешь, Ингвэ, почему Феанаро не отдал Сильмарили Валар, чтобы возродить Древа? Потому что его не смущает чад факелов, чернота золы и всё это мерзкое липкое масло. Нолдор привыкли копаться в грязи, выискивая в ней что-то привлекательное. Знаешь, Ингвэ, чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что Нолдор нравится сам процесс загрязнения своего тела. Им не так важно отыскать золотую жилу или месторождение рубинов, которые потом можно подкинуть мне с намёками на мои несуществующие злодеяния, Нолдор важно измазаться в глине и размокшей извести. Вот оно — нолдорское счастье! А свет росы Древ был для них слишком чистым. С самых высоких балконов полилась нежная мелодия, но это не было звучание струн или флейт. В театре во дворце Ольвэ не стояло ни одного инструмента, и музыка создавалась только голосами эльфов, имитирующими все известные в Валиноре приспособления для творения звука. Прислушавшись, Ингвэ в очередной раз сделал вывод, что Тэлери неподражаемо поют хором, голоса дивно сливаются воедино, зато ни одного знаменитого менестреля, сольно исполняющего свои песни на публике, брат Индис вспомнить не мог. Струи фонтана подсветились золотом, водопад разделился надвое, разошёлся в стороны, и из искрящейся скалы выпорхнули два лебедя. Сев на воду бассейна, птицы вытянули шеи, захлопали крыльями, поднимая брызги. Трели полились многоголосьем, разделившись на высокое стаккато, плавные мелодические волны на средних тонах и редкие глубокие низкие аккорды. Ольвэ потребовал вина и начал пить. Из раскрывшейся каменным цветком скалы выскользнули наряженные в белые пёрышки девы, танцуя на одним им заметных помостах у поверхности воды. На лепестках появились эльфийки в сверкающей зеркалом чешуе и рыбками нырнули в бассейн. — Знаешь, Ингвэ, кто основал этот театр? — спросил Ольвэ после четвёртого бокала. Ингвэ знал и пригубил вина. Молча. — Она любила танцевать, — чуть слышно на фоне музыки произнёс Тэлеро. — И любила смотреть, как танцуют другие. — Ольвэ, — Ингвэ отдал бокал, — я польщён тем, что ты пригласил меня в столь памятное место, мне очень нравится постановка, здесь потрясающая атмосфера. Но прошу, друг, давай перейдём к делу. Сейчас мы можем вернуть всё, либо потерять ещё больше. Время уходит. Надо действовать. Ответь, мой друг: ты со мной или с Нолдор? Ольвэ замер. Ингвэ видел, как сильно он боится, и как велика его бессильная ярость. — Я не пойду против Валар! — громче, чем хотел, проговорил Тэлеро, и сам испугался своего голоса. — Значит, пойдёшь с Нолдор и окончательно потеряешь свой народ. Это будет слишком бесславный конец твоего правления. — Для меня — не слишком, Ингвэ. Но… — ещё один бокал опустел. — Мы попробуем что-то сделать. — И сделаем, — уверенно заявил Ингвэ. — Слушай меня очень внимательно. *** «Сегодня я буду пить, сколько захочу!» — подумала Индис, со злорадством наблюдая за служанками семьи Ольвэ, которых ещё ни разу высокородная гостья не просила принести такое количество выпивки, находясь в полном одиночестве. Теперь на столе, покрытом бело-бирюзовой скатертью, стояло столько вина разных сортов, что хватило бы на королевский совет. — Скатерть… Индис со злостью скривилась. — Скатерть! Нет, узор, вышитый тонкой кручёной нитью серебра не был похож на золотые завитки, сплетающиеся в портреты и пейзажи стеблей вьюнов, которые так любила Сериндэ, но сейчас, после долгих разговоров в театре с женщинами из семьи Ольвэ о смерти и Лориэне, любая вышивка напоминала о Мириэль. Поэтому бело-бирюзовая — не ало-золотая! — скатерь оказалась залита красным вином, которое, в принципе, не похоже по цвету на кровь… Резко раздвинув шторы на окнах, чтобы среди складок тяжёлой изумрудной ткани не было заметно изображённых при помощи светло-бирюзовых и синих нитей пенистых волн, Индис посмотрела в высокое окно с балконом в виде ракушки. Лес… Ему снова предстоит измениться. Индис помнила окрашенную в бордовый и лиловый листву мягких крон плакучих древ, чьи тонкие гибкие ветви спускались к воде озера Куивиэнэн, трепетно касаясь отражающихся в зеркальной поверхности звёзд. Вспоминая, когда впервые увидела Валинор, вдова нолдорана Финвэ отошла от окна. Прекрасные, дивных нежнейших оттенков листья, купающиеся в сиянии Древ Валар, после нападения Моргота засохли, опали… Валиэ Йаванна посадила новые растения, похожие на те, что росли в Эндорэ, но, не успев окрепнуть, эти деревья и травы, опалённые лучами Анар, тоже погибнут. Какой же будет лес теперь? Неужели существуют растения, способные выдерживать испепеляющее небесное пламя? После разговора с женой, невестками и внучкой Ольвэ от старшего сына, Индис больше не была уверена, что её брат прав, пытаясь отстоять возможность остаться на поверхности. Да, жаль бросать дворцы, уходить в пещеры, даже обустроенные, и неизвестно сколько времени не видеть звёзды, однако, увидев ожоги на коже эльфов, оставшиеся после долгой прогулки днём, сестра Ингвэ задумалась: может быть, её ослеплённый желанием вернуть власть брат неправ? Да, Валар допускали ошибки, которые возымели чудовищные последствия, но ведь непокорность их воле выливается в ещё худший кошмар! Снова вспомнив о своей свадьбе с Финвэ, против которой была вся Арда и, наверное, сам Эру, и во что в итоге вылилась семейная жизнь, эльфийка отпила перламутрового цвета вино, изготовленное из раковин особого вида моллюсков и толчёных жемчужин. Не сказать, что бывшей королеве Нолдор этот напиток нравился больше остальных, просто его нигде нельзя было попробовать: «Перламутровый туман» пили только во дворце Ольвэ. — Тэлери вряд ли поддержат моего брата, — начала рассуждать вслух Индис, — и тогда Ингвэ окажется один против Валар и их избранника. Сыновья брата — не Феанариони, не пойдут слепо за отцом, не станут защищать его. Стало очень страшно и одиноко. Казалось, где-то рядом… Да! Вот здесь, у зеркала… Или рядом, за столом… Нет же! Около статуи Майэ Уинэн! Сама эта статуя больше не Айну. Это… Мириэль Сериндэ. Она всегда рядом. Но сейчас… Ей весело.