Свет проклятых звёзд

Боевой топор с глухим стуком вошёл в податливое дерево, глубоко погрузившись в истекающий пахучей смолой пень. — Ты поделился с нами богатой золотой жилой, Азагхал, — сказал очень широкоплечий и мощный даже по меркам горняков наугрим, подойдя к приехавшему на месторождение королю, желающему посмотреть, как идёт работа, — у нас тоже есть предложение. Слышал о системе пещер Жадная Тролльчиха? О карликах, присвоивших сокровища недр? Слухи об их богатствах снова ползут, словно термиты из разорённого логова. Увидев сомнения во взгляде возможного союзника, гном отмахнулся. — Что тебя смущает, Азагхал? Ты знаешь, как никто другой, что эти карлики не мастера и не добытчики. Они сидят на несметных богатствах своими дряхлыми вонючими задницами, жирея от безделья! Их надо согнать с сокровищ! Поняв, что королю не нравится подобная речь, догадавшись о нежелании воевать ради наживы, ногродский горняк сменил тактику. — Да не пойдём мы с войной и разрушением! Мы ж не орки какие! Придём и заставим этих бездельников работать. Они трусы, им одной оплеухи на каждого достаточно, чтобы задницы подняли и взялись за долото! Дать им разок пинка, чтоб сидеть больно было, работать и начнут! И, — гном, заговорщически осмотревшись, заговорил вполголоса, — нам помогут эльфы — наши добрые соседи. Знаешь, о чём у нас договор с Краснолицым? Он даёт воинов, а мы ему — треть сокровищ. Но, друг мой, Азагхал, ты же понимаешь, я не столь щедр с эльфами, поэтому охотнее поделюсь с тобой, чем с таргелионским королём. — Нарушишь договорённость? — серьёзно спросил король Белегоста. — Я лишь немного её переиграю, друг. Я же не хочу ссориться с теми, кто взялся охранять нашу торговую дорогу. Внимательно смотря на подмигивающего собеседника, Азагхал думал, что не хотел бы ввязываться в сомнительные дела, но, к сожалению, его собственное влияние в Ногроде не настолько велико, чтобы заставить собратьев одуматься: как они могли позволить чужаку перегородить их тракт? Эльф говорит о безопасности, но королю Белегоста всё больше казалось, что дань, которую приходится платить за пользование дорогой, нужна вовсе не стражам крепости Карантира. Выходит, гномы содержат чужую армию, платя за пользование собственным трактом! Азагхал уже не раз думал о строительстве другого пути, который будет проходить севернее. Проблема, тормозящая работу, заключалась лишь в желании объединить Ногрод и Белегост, а владыки Ногрода прекрасно договорились с таргелионским эльфом-королём — видимо, им сотрудничество оказалось взаимовыгодным. «Зачем тебе Ногрод? — спрашивал Азагхала брат. — Хочешь править двумя городами? Одного мало? Жажда власти затмила разум?» Белегостский король хотел думать, что это не так. Нет, он не жаждет абсолютной власти, он лишь хочет благополучного будущего для наугрим. «И только ты, управляя всеми, сможешь его обеспечить?» — Белегост — мирный город, — твёрдо заявил Азагхал собрату из Ногрода. — Мы не пойдём воевать в пещеры на юго-западе. Зато, друг мой, охотно поможем в работе и поиске месторождений, поделимся своими находками. Как и вы, полагаю. Гном выдернул из пня топор и согласно кивнул. Конечно, безусловно, как не поделиться с братьями? *** Рассматривая новые клипсы из удивительного розоватого серебра, Оэруиль думала о своей роли в жизни таргелионского королевства. Встречаясь с мужем-нолдораном исключительно на торжествах или во время редких совместных поездок по стране, эльфийка чувствовала себя красивым, нравящимся народу атрибутом власти короля, чем-то вроде изящного венца или герба на знамени. Не самая плохая роль, пожалуй, только заниматься лишь выбором нарядов, причёсок и подарков для уважаемых персон Оэруиль считала скучным и утомительным. К внешности королевы подходили с научной дотошностью, словно к геральдике: если предстояло выйти в народ, предполагалось менять детали одеяния едва ли ни на каждой улице, ведь для ювелиров необходимо демонстрировать любовь к изысканным украшениям, чтобы мастера чувствовали свою востребованность, портные должны замечать акцент на множестве изысканных тканей и вышивке, конюхам приятно увидеть свою королеву верхом на дивном скакуне, а как показать навыки в выездке в роскошном платье? А ещё есть охотники, оружейники, пекари и многие-многие другие, кому необходимо нравиться, при этом подчёркивая свою верность происхождению, оставляя в меняющемся образе место родовой символике лорда Новэ и Оссирианда, сочетающейся с восьмиконечной звездой на чёрно-красном фоне. С гномами было проще: от королевы требовалось лишь знание песен подгорного народа, умение под них танцевать и способность, не морщась, пить горький крепкий эль. Подумав ещё раз о том, что именно угнетает и заставляет чувствовать себя несчастной, Оэруиль поняла — дело в том, что совершенно не с кем поговорить по душам, открыто и честно, не как королева с восхищёнными подданными, но как обычная эльфийка, у которой есть свои мысли, чувства и желания. Неожиданно вошедшая служанка, смотря испуганно и умоляюще, положила на стол письмо. — Пожалуйста, госпожа, не спрашивай ничего! — чуть не заплакала дева, и дочь лорда Каленовэ позволила ей уйти. Что-то случилось? Однако содержание письма оказалось абсолютно обычным, не способным ужаснуть — в нём было сообщение о благополучном течении дел в пещерах, отсутствии потерь среди воинов Карантира, найденных месторождениях и начале вывоза положенной доли сокровищ. Что же страшного случилось? Неужели последняя строчка об отмене поездки в южные поселения на границе с Оссириандом несёт в себе тайный жуткий смысл? Абсолютно уверенная в обратном, Оэруиль решила для себя, что служанка просто боится за кого-то, отправившегося вместе с наугрим за сокровищами в занятые какими-то тварями подземелья. Дочь лорда Каленовэ слышала истории Авари о том, как некоторые племена эльфов, позже ушедшие на север, за чёрные горы, устраивали охоту на маленьких подземных уродцев, больше походивших на дикое зверьё, нежели на способных к осмысленной речи созданий Творца. В страхе перед лихими охотниками коротышки бежали под землю и на долгие годы пропали. Удивительно, что снова кто-то о них вспомнил. Донёсшиеся с площади голоса заставили забыть о делах и старых сказках. — Да я не продам столько, сколько заплачу за дорогу! — кричал седой гном, размахивая оглоблей. — Зато твой зад цел! — орал на него сверстник, видимо, компаньон. — Лучше золотом платить, чем отверстием между булками! Крики удалились, им на смену пришло не слишком слаженное пение, доносившееся с гружёного обоза: — У пруда сидел художник,  Тосковал о чём-то своём,  По воде водил ладонью,  Наблюдал, как солнце встаёт. Вдруг лицо в воде прозрачной  Тот художник увидал.  «Кто ты?» — несколько смутившись,  Он тихонько прошептал. Но в ответ не услышал слов,  Лишь заиграла его душа:  В этом лице он узнал её,  Ту, что так сильно ему нужна.  Лишь она ему нужна,  Та, что смотрит из пруда.  И художника русалка  Нежно за руку взяла,  Одурманив его взглядом,  Вдруг под воду увела. И упал на дно художник,  Погрузившись в вечный сон.  И заплакала русалка:  «Ах, зачем же умер он?» Но в ответ не прозвучало слов,  Лишь заиграла его душа:  После смерти он узнал её,  Ту, что так сильно была нужна. Лишь она была нужна,  Та, что смотрела из пруда.  Подумав, что поездка к границам Оссирианда всё равно отменилась, значит, можно посвятить время себе, Оэруиль решила отправиться к Башне Морской Звезды, чтобы провести время с бывшими подданными отца, занимающимися нескончаемой работой над странным таинственным сооружением на берегу всегда неподвижного, словно замершего в безвременье, озера. Если и есть в Таргелионе кто-то, с кем можно быть хоть чуточку откровенной — это Лепасур и его мастера. *** В небольшом зале для переговоров стоял терпкий запах трав, от которого у гнома начала кружиться голова. — Слушай, друг-эльф, брось эти фокусы и открой окно! — возмутился глава ногродских торговцев, вытирая глаза. — На большом совете ты всех чем-то опоил, и вопросов не задали, но ты должен понимать, что ответы дать придётся! — Я понимаю, — непривычно дружелюбно улыбнулся Морифинвэ, толкнув резную створку и впустив в помещение свежий воздух. — Поэтому здесь именно ты, мой друг. Я не хотел посвящать вас в свои семейные дела, и теперь ты сам понимаешь причину. Что бы сейчас ни говорили Синдар, ты знаешь меня и видишь, что я не сумасшедший, жаждущий крови братоубийца, я даже простил предателя-дядю, прогнавшего меня с моей земли, на которой я обосновался, прибыв защищать Белерианд от тварей с севера. Хочешь что-то сказать? Спросить? — Пожалуй, да, — гном почесал бороду. — Мне нравится союз с тобой, эльф, — заговорил торговец, немного подумав, — но мне необходимо разумное объяснение тем слухам, что распускают твои сородичи. — Пожалуйста, — ещё шире улыбнулся Морифинвэ, — я дам любое объяснение. Почему мы, родня «верховного нолдорана», отреклись от родового имени? Всё просто, друг мой. Я и мои братья — титульная, старшая ветвь королевской семьи, но мой дядя силой отобрал у нас корону. Если бы мы продолжили носить имя Финвэ, «верховному нолдорану» пришлось бы трудно предоставлять красивые доказательства своего права на власть. Но у меня иной мотив. Дядя предал память нашего родоначальника, угрожал нам войной, чтобы получить корону. Он больше не родня мне, и род Финвэ, который теперь представляет Финголфин и его потомки, отныне не моя семья. Я так решил. — И твой брат, явившись на Праздник Объединения, хотел устроить там бойню?! — Ха, — Феаноринг потёр руки, — Маэдрос всегда был… не самым умным из нас. Его выходка дорого обошлась всем, и наш сегодняшний разговор — лишь начало проблем. — Именно, — поддакнул гном, радуясь свежему воздуху, — Синдар теперь считают вас врагами! — Знаю, — король Таргелиона скосил глаза на письмо лорда Каленовэ и скривился в ухмылке, вспомнив, где сейчас гонец, доставивший неприятные вести, и с каким ответом уехал в Оссирианд в сопровождении воинов посланник независимого владыки Карантира. — Я тебе так скажу, друг мой: да, я убивал эльфов в аманском порту, но делал это не потому, что мне вдруг этого захотелось. Я шёл воевать с общим врагом, с тем, что сидит здесь на севере и не даёт житья ни Синдар, ни наугрим! А эти безмозглые агрессивные гуси напали на нас и засыпали стрелами! Пусть они родня Тингола, да хоть кого угодно! Я клялся преследовать врага, шёл на него войной! Как я должен был поступить с его пособниками? — Ты не объяснишь это Тинголу, друг. — А я и не собираюсь! — багровея от разгоревшейся злобы, вскочил из-за стола Карнистир. — Тингол мне никто! И дружбу с ним я бы засунул Морготу в одно из отверстий! Я не узурпатор, зовущийся «верховным нолдораном», которому надо доказывать право на власть и клянчить дружбу с соседями! В добрых отношениях со мной мои соседи заинтересованы сами! — Твоя правда, — решил успокоить разбушевавшегося эльфа торговец. — Я больше скажу: меня устраивает твоя независимость от Финголфина, потому что, если ты был бы его лордом, пришлось бы делиться данью ещё и с ним. А я не хочу делиться ни с кем, кроме моего дорогого компаньона, сотрудничество с которым приносит выгоду, перекрывающую любые вложения. — Мой род, — с меньшим жаром произнёс Феаноринг, — был дружен с Вала Ауле, тем, кого вы зовёте Махал. Мы учились у вашего Создателя, Отца и Покровителя. Разве стану я нападать на его детей? Видя, что гном доволен ответами, король взял ещё одно письмо. — Синдар, если хотят войны, получат её. И вы, — Морифинвэ прямо посмотрел на торговца, — обеспечите меня оружием. Хорошая сделка, не правда ли? Наши распри могут принести выгоду разумному помощнику. Я верю в тебя, друг.