Свет проклятых звёзд

Дождь собирался долго. Небо сперва затянуло белёсо-серой пеленой, а позже над островом нависла фиолевая туча, что пришла с юго-запада, словно её отправил лорд Новэ Корабел на помощь своей внучке. Хлынувший водопадом холодный осенний ливень заставил орков спрятаться в захваченных домах, сделал невидимыми на реке маленькие лодки. «Строишь из себя героя! — злился Финдарато, наблюдая с пристани, как сын вместе с верными исчезают в серой пелене. — Что и кому ты хочешь доказать?! Уверен, будто горстка воинов способна уничтожить многочисленный отряд орков? Думаешь, вот-вот подойдёт подмога из Дортониона? А если нет? Что, если не успеет?» И неожиданно, и ожидаемо вспомнился ставший ненавистным родственник, не пожелавший защищать аманэльдар от Моргота. Финдарато невольно сравнивал Эльвэ и Ольвэ, кровных братьев, и понимал, что при схожей любви перекладывать ответственность и действовать чужими руками, всё же правители Королевства-под-Завесой и Лебяжьей Гавани отличаются весьма значительно. Ольвэ, прятавшийся за спинами детей и народа, боявшийся Валар и мнения Владык о себе, жил исключительно ради удовольствия без оглядки на соседей, и, если бы те сами не контактировали с ним, не показывался бы из дворца-ракушки, считая себя слишком редкой и хрупкой жемчужиной, которую нельзя тревожить, чтобы ненароком не поцарапать уникальное сокровище. «Только ты не жемчужина, — скривился Финдарато, — а скользкий моллюск, который даже в пищу не годится!» Эльвэ другой… Другой, но ничуть не лучше! Инголдо злился всё сильнее, не отрываясь смотря вслед исчезнувшим в дожде лодкам. Почти не удивляясь вновь проснувшейся жестокости, сын Арафинвэ от всего сердца желал родичу, прогнавшему с безопасной земли народ Нолдор, сполна познать тревогу за детей, оставшихся бессильными перед врагом, лишёнными возможности и желания прятаться под Завесой. Вспомнив, что у Эльвэ только одна дочь, которой он, Финдарато, зла не хочет, Инголдо глубоко вздохнул. Лутиэн… Вот истинное сокровище Дориата, но правитель не понимает этого. Сын Арафинвэ с печалью подумал о прогулках с принцессой — мысль о том, что Эльвэ присваивает себе всё самое красивое и лучшее, снова пробудила злобу. — Если ты, дорогой родственник, — сказал Финдарато дождю, — заберёшь ещё что-либо, принадлежащее мне, ты об этом горько пожалеешь! Если успеешь. Но, будь уверен, твой народ станет проклинать тебя и твою жадность! Дождь усилился, подул ветер, с берега долетел шум, состоящий из плохо различимых звуков, однако нетрудно было догадаться, что именно происходит. *** — Когда братья обойдут орков со стороны леса, — пытаясь хоть что-то разглядеть на берегу, сказал Артаресто, держа наготове лук и краем глаза наблюдая за эльфами, вычерпывающими из лодки воду, — врагу придётся выйти на берег под наши стрелы. Главное, чтобы нас не заметили заранее. Помня по рассказам воевавших с Морготом, будто орки видят гораздо хуже, чем эльфы, сын Финдарато Инголдо был уверен, что засевший в домах отряд ослеплён дождём и туманом. А ещё очень хотелось доказать, что отец неправ. Да, подмога из Дортониона может не прийти. Зато есть все шансы дождаться подкрепления из Ангамандо! Неужели отец не понимает, что даже если у Моргота нет флота, и его рабы не полезут в воду, Сирион зимой замёрзнет! С острова нет выхода, и Орландир не успеет спроектировать и построить обещанные туннели под рекой до морозов. Тол-Сирион обречён. От мысли об этом снова стало страшно. Артаресто пытался сосредоточиться на злости в адрес отца и орков, но сердце колотилось всё сильнее. Вычерпывавший воду рядом с принцем эльф сделал слишком резкое движение рукой, сын Финдарато вздрогнул, оступился и упал, ударившись лбом о край сидения. Из-за абсурдности случившегося стало нестерпимо смешно и обидно, Артаресто, зажимая рот рукой, расхохотался сквозь слёзы, осторожно ощупывая вздувающуюся шишку. *** Овраг быстро стал скользким, начал наполняться водой, в наскоро выкопанную землянку стал забрызгивать дождь. Халиндвэ, низко нагнувшись, зашёл в укрытие и, делая вид, что совсем не замёрз и не промок, сел к огню. — На берегу всё по-прежнему, — сказал эльф, подняв глаза на родню. — Предлагаю снова обсудить, как быть дальше. Ауриэль взяла из рук мужа подстреленную дичь, занялась приготовлением еды. — А что тут обсуждать? — хмыкнул Индвэ, проверяя сети и кинжалы. — Гельмир, это выдвижное лезвие слишком тугое. Механизм должен быть послушным, иначе, пока ты с ним справишься, зверь справится с тобой. — Ты неправильно делаешь, — спокойно возразил юный мастер. — Достаточно одного резкого нажатия… — Гуилин, — тихо сказала мужу Ауриэль, поставив дичь на огонь, — я думаю, нет смысла пытаться пробиться на остров. Остальные орки шли на юг, зато восточные земли должны быть защищены твоими собратьями. Мы можем попробовать отправиться в их владения, когда стихнет дождь. — Я не хочу бросать короля, которого сам для себя избрал, — покачал головой Халиндвэ, — что я за верный, если оставлю Финдарато Инголдо в час нужды? Эльфийка молча опустила глаза. — Странный шум, — вдруг насторожился Индвэ, поднимаясь от костра. — Пойду проверю. — Я с тобой! — вскочил на ноги Гельмир, накинув плащ и схватив оружие. — Орки? — Халиндвэ встал так, чтобы за ним не было видно Ауриэль, если кто-то заглянет в землянку. Пожав плечами, дед и внук ушли в дождь. *** Среди неподвижных теней, в которые превратились стволы деревьев, возникла ещё одна — маленький в сравнении с исполинами-соснами силуэт, мечущийся, жалобно воющий, падающий на скользких мокрых корнях, неловко поднимающийся и снова несущийся по странной ломаной траектории. Гельмир спрятался за массивный лишённый коры ствол. Индвэ ушёл вперёд, его не было видно, и юный эльф почувствовал страх и неуверенность: перед ним был орк, сомнений не осталось, это враг, которого нужно… Убить… Мастер отчётливо осознал, что не может этого сделать: руки в раз онемели, зрение потеряло чёткость. И вдруг морготов воин возник прямо перед эльфом. В ужасе посмотрев на Гельмира, задрожав всем тщедушным телом, совсем ещё юный орк, плача и скуля, отшатнулся и упал на колени. В широко раскрытых чёрных глазах заблестела слезами мольба о пощаде. Рука мастера, неуверенно державшая рукоять кинжала, разжалась. Орк начал указывать в сторону берега реки и что-то лепетать, воя и рыдая всё громче и отчаяннее, а Гельмир пытался убедить себя в том, что твари, сотворённые Морготом из эльфов, обречены на страдание, потому что это не Дети Эру, но искажённые существа, разрешения на жизнь которым Илуватар не давал, что если не убить врага, он убьёт тебя и твоих близких, но… Но… Рука снова сжала рукоять, и орк, оглушительно завизжав, зажмурился. Гельмир замахнулся, словно для удара двуручным мечом, кинжал полоснул по горлу врага, и содрогающееся булькающее тело осело в чернеющую лужу. — Эй, ты в порядке? — руки потрясли за плечи, юноша поднял глаза и увидел отца своего отца, склонившегося над ним. Когда успел сесть в лужу около трупа, Гельмир не помнил. — Ты ранен? Ответить эльф не мог. Безвольно повинуясь, он встал на ноги и пошёл туда, куда повели. Индвэ всё понял и не стал ничего говорить, ведь сейчас в один миг повзрослевший и познавший войну юноша не способен воспринять даже добрые вести. *** — Это же опасно! — с восхищением, а не страхом ахнула Толлунэль, выглядывая из окна, но практически ничего не видя из-за холодной мерцающей стены дождя. — А если они не вернутся? Девушки и женщины, собравшиеся в большом доме, чтобы вместе пережить начавшуюся войну, смотрели друг на друга с надеждой: да, отцы, братья, мужья и сыновья многих решили устроить вылазку и перебить захвативших левый берег орков, это может грозить неудачей и гибелью, но должно окончиться хорошо! — Помнишь, Толлунэль, — спросила одна из родственниц, переехавшая вместе с супругой Артаресто на Тол-Сирион, — что рассказывали старшие сёстры? Помнишь истории о том, как они жили в осаде? О том, как сражались, будучи окружёнными? — Когда победить свой страх не могу, — кивнула внучка лорда Кирдана и запела песню, которую во владениях Новэ Корабела практически не вспоминали, не желая думать о войне, однако то и дело эта музыка звучала из уст Тэлери побережья, — я, взявшись за нить, вперёд бегу. — Та ниточка — ты, отважный герой, — подпела родственница, — который в душе всегда со мной. Мой справедливый брат, Мой идеал для всех! Твой непреклонный взгляд — Победа и успех. — Для сердца героя, — раскинула руки Толлунэль, представляя вернувшегося с победой супруга, — надежду дарить границы нет! Для сердца героя Лишь правда — яркий свет. Для сердца героя Частичку себя отдать, зажечь огонь В сердцах во тьме ночей — Цель, которой нет важней. Ты — честь и пример, стоишь на своём, Как воин Добра в борьбе со Злом. Ты — в небе звезда, Ты — мой ориентир, Признаться должна: Ты мой кумир. Как в лабиринте зла Спасительная нить. Ты нас ведёшь туда, Где Истина — любить. — Отчаянье и страх, — вздохнула темноволосая дева, сжимавшая в руках вышитый волнами платок, — знакомы всем, но не тебе, Мой луч спасения во тьме! Ты — кумир души моей! Дверь распахнулась. — Ородрет! — взвизгнула Толлунэль, бросаясь к мужу. Стиснув любимого в объятиях, эльфийка заметила огромную шишку у него на лбу. Артаресто мог поклясться, что супруга обрадовалась возможности понянчить своего героя гораздо больше, чем факту, что герой жив. — Ты ранен! — запищала от восторга, усиленно изображая тревогу, внучка Кирдана. — Я должна перевязать тебя! Тебе же больно! Бедняжка мой! Только не умирай! Как же я без тебя? Понимая, что сопротивление бесполезно, Артаресто позволил себя лечить, коротко сказав остальным, что берег свободен, однако есть те, кому действительно необходима помощь. Потерь, увы, избежать не удалось.