Свет проклятых звёзд

Это было неправильно. И очень некрасиво со стороны замужней женщины, ведь ей не положено интересоваться другими мужчинами, жена должна любить мужа, а потом отдать часть сердца детям и детям детей. Но Толлунэль, воспользовавшись высоким статусом, пошла узнать, как дела у раненого лорда прекрасной плодородной земли. Супруга Артаресто надеялась не встретиться ни с кем, кроме лекарей, однако у дверей покоев, где разместили Ангарато, принцесса столкнулась с очень печальным Орландиром, вполголоса переговаривавшимся со знахаркой. — У лорда было с собой сильное противоядие, — объясняла девушка, — только благодаря ему господин Ангарато выжил. Но домой сможет вернуться нескоро. — Госпожа Эльдалотэ сама приедет к мужу, как только узнает, — покачал головой архитектор. — Знаешь, леди, я рад, что живу на острове: здесь не нужно строить склепы ни изо льда, ни из камня, ни из дерева. Мёртвые уходят в царство владык вод. Толлунэль, гордо выпрямившись, прошла мимо Орландира и знахарки и оказалась в пахнущем травами помещении. Аромат был резкий, терпкий, супруга Артаресто сразу подумала, что не хотела бы такие благовония для себя, однако любой растительный запах лучше того, чем пахнет кровь. Ангарато лежал на животе, рана на плече распухла, из неё сочилась прозрачная жидкость. Эльфийка смотрела, как знахарка прикладывает к искалеченной плоти компрессы, и в глубине души завидовала возможности прикасаться к потрясающе красивому мускулистому телу. Золотые волосы аккуратно лежали на подушке, тёмно-коричневые, почти чёрные ресницы дрожали, дыхание было частым, тяжёлым. — Эльдалотэ, — шептали влажные губы. — Эльдалотэ. Задаваясь вопросом, произносил бы Артаресто в горячке имя жены, Толлунэль взяла смоченную в травах горячую ткань и приложила к воспалённой ране. Знахарка, не говоря ни слова, направила руку принцессы, показывая, как правильно обрабатывать кожу. — Эльдалотэ… Представляя Ангарато, храбро сражавшегося в одиночку против целой армии гораздо более достойных врагов, чем были орки на самом деле, жена Артаресто думала, что её супруг, часто видя рядом такого прекрасного и доблестного родича, сам мечтал стать таким, ведь именно лорд Дортониона, как никто другой, достоин любви принцессы! Артаресто обязан стать таким же! Однажды. Когда-нибудь. Иначе и быть не может! *** — Я хочу в Валинор, в Лориэн, — прошептала эльфийка, отпив воды и закрыв глаза. Из-под ресниц по-прежнему лились слёзы. — Пожалуйста, отправьте меня в Лориэн! Я хочу жить в мире грёз, где нет… Всего этого! Я не могу так больше! Я не хочу жить! И не хочу умирать! Мне страшно… Финдекано отошёл от постели, чувствуя усиливающуюся боль в груди: Митриэль была для старшего сына нолдорана неотъемлемой частью жизни с самого рождения, и пусть раньше это не ощущалось, теперь, когда с травницей случилась беда, принц в полной мере осознал, как дорога ему верная помощница матери. Тоже не представляя, как жить, став жертвой произошедшего в поселении зверства, Астальдо понимал и то, что выполнить просьбу Митриэль невозможно. Вспоминая, что в первый момент даже не узнал избитое, залитое кровью лицо, Финдекано готов был проклинать себя за то, что не пришёл на помощь раньше. — Я отомщу им, Митриэль, — сказал принц, положив ладонь на здоровую руку знахарки, на которой были все пальцы, целая кисть, и не приходилось гадать: отрезать конечность по локоть или нет. — Ты совершила настоящий подвиг. Многие враги передохли от твоего яда, других с лёгкостью добили мы, потому что они не могли сопротивляться. А те, кто решил, что место проклято, и сбежали в леса, будут найдены моими верными. Вечером мы уйдём на юг искать орков. — Я не хочу отмщения! — задыхалась от рыданий эльфийка, которой, похоже, не помогали никакие снадобья. — Я хочу в Лориэн! Забыть! Забыть! Всё забыть! Отвернувшись ко входу в наскоро поставленный шатёр, сын нолдорана вспомнил, почему пришлось отказаться от мысли остановиться в брошенных орками домах и брезгливо поморщился. — Отправь послание нашим на север, — тихо произнёс Финдекано ближайшему собрату, — сообщи, что мы живы, что идём на юг. Добьём… морготово зверьё и вернёмся. Нолдо кивнул. Светловолосая эльфийка, спасённая вместе с Митриэль, проснулась и тоже заплакала. Молча. Астальдо зажмурился. Очень хотелось верить, что письмо всё ещё есть, кому отправлять, что несчастные женщины, выжившие в плену орков, смогут найти силы и не сдаться теперь, что приехав в лагерь Эред Ветрин, они обе не окажутся снова в лапах чудовищ. Надежда — это всё, что осталось, когда уверенность пала в пламени войны. Выйдя на улицу, Финдекано поднял глаза на знамёна. Небо вот-вот станет такого же цвета, значит, пора в путь. Нельзя ждать, давая армии Моргота время для совершения новых зверств! *** Волны пели, и в их музыке слышались победные трубы, ветер вспенивал гребешки, гнал воду на скалы. — Ты не можешь знать, что происходит в глубине, что таится там, где не достичь дна, — сказал лорд Новэ дочери, стоя на причале в ожидании корабля из Виньямара. — Лучи Анора сверкают на поверхности золотом, завораживая красотой, пробуждая желание покорить стихию. Но ты же понимаешь, каким чудовищем может стать море, если растревожить бездну. В нём просыпается убийца, Линдиэль. — Я не желаю снова слушать об этом, — с трудом сохраняя спокойствие, процедила Линдиэль. — Я уже говорила — Астальдо не… — А каких вестей ты ждёшь сейчас, не отрываясь смотря на приближающийся парус? Вопрос выбил опору из-под ног. Да, Линдиэль пришлось признать: она ждёт вестей, что её возлюбленный убил всех врагов, и его снова славят как героя. Убил… — Я… — эльфийка смутилась. — Я хочу знать, что Астальдо жив, что с ним всё в порядке. Лорд Тургон ведь его брат, он должен знать. Кирдан не ответил. Молча наблюдая, как команда корабля сходит на берег, он смотрел на молодого капитана, сероглазого, черноволосого, несколько высокомерного, и думал, что лучше бы дочь влюбилась в него, раз уж ей так нравятся эльфы-голодрим. — Слава Владыке Улмо! — провозгласил Новэ, приветствуя вассалов. — Слава Владыке, — сдержанно поклонился мореход. — Твой корабль, вверенный мне в этот раз, должен носить имя «Счастливчик», ведь за всё время плавания мы ни разу не попали в непогоду, и рыба ловилась легко. А на семнадцатый день нам явилась сама Майэ Уинэн: в своём излюбленном обличие кита она плыла рядом с кораблём, и мы слышали дивную музыку! — Я очень рад, Воронвэ! — восхищённо воскликнул Кирдан, обнимая Нолдо. — Тебе и команде необходимо отдохнуть, а после расскажешь мне во всех подробностях, какие разультаты принесли мои доработки. Линдиэль вопросительно посмотрела на отца, Воронвэ ослепительно улыбнулся. — В Виньямаре готовы к войне, — серьёзно сказал подданный лорда Турукано. — Мой господин просил передать, что его верные рвутся в бой, ждут приказа, а пока патрулируют границы, но ни одного сражения ещё не произошло. — Я знаю, кто особенно рьяно рвётся в драку, — усмехнулся Кирдан. — Но мне придётся разочаровать героя Глорфиндела: владыка Тингол против войны. Максимум, что дозволено его подданным — защищать границы, чтобы королевство не подвергалось опасности. — Что слышно про Астальдо? — не выдержала Линдиэль, снова забыв о манерах. — Госпоже придётся запастись терпением, — всё ещё улыбался Воронвэ, — о подданных верховного нолдорана нам ничего не известно. «Верховный нолдоран, — подумала дочь Новэ Корабела, — как же красиво звучит этот титул! Словно из песни о подвигах, о великой стране и величайшем народе! Но почему, почему эти дивные эльфы нам враги? Почему я не могу исправить ситуацию?» В сердце рождалась музыка: немного печальная из-за разлуки с любимым, но грусть терялась в торжестве героизма и свете звёзд. Линдиэль не хотела думать о плохом, слушая мелодию моря. Что бы ни было в глубине, волны пели о победе.