Свет проклятых звёзд

Пылающее во тьме глубочайших недр пламя окрасилось чистейшим золотом, засияло ослепительно-прекрасно, полыхнуло из множества трещин земной тверди, закружилось вихрем, соединяя тяжёлые медлительные потоки лавы и невесомые быстрые языки. Огонь замерцал, заклокотал и расступился, оставив на чёрных камнях пульсирующий пылающий комок. Окружённый семью столпами тёмного пламени, не излучающего, но поглощающего свет, сверкающего рязрядами молний, шар разделился надвое, осел и растёкся, оставив на обугленной тверди два крошечных тельца с четырьмя лапками, вытянутыми треугольными головками и длинными хвостиками. Озорные глазки без страха смотрели на огонь, из со свистом разевающихся пастей с тоненькими зубками показывались раздвоенные змеиные язычки. Ощупывая длинными хрупкими пальчиками горячие камни, новорожденные дракончики старались держаться рядом друг с другом. Нежные чешуйки одного блистали чистым золотом, второго — с едва заметным зеленоватым отливом. Музыка творения, сотрясавшая горы ударами гонга, барабанной дробью и звуками боевых рогов, стихла, заиграла пьянящей мелодией, усыпляющей и подавляющей волю и разум, оставляя место лишь простому и главному — продолжению рода. И лишь редко звучащие колоколом аккорды встряхивали живых существ, напоминая, что рождающиеся младенцы Земли Владыки Мелькора — будущая армия, которая поставит Арду на колени. *** Утром пошёл снег, оседая на камнях, делая их похожими на застывшие лица. Ветер то усиливался, то стихал, белый покров менял очертания и выражения на серых подобиях голов, словно вдыхая в них жизнь, не спрашивая, нужна ли она мёртвым обломкам скалы. Вернувшись в лагерь на Эред Ветрин, Финдекано выслушал рассказы собратьев об окончании Славной Битвы, о стратегии Маэдроса, которая предполагала, что весь Белерианд должен служить… нет, не сыну Феанаро Куруфинвэ, а общей цели, направленной на уничтожение зла путём осады владений Моргота, чтобы запереть злодея в ледяной бесплодной пустыне, обрекая его население на голодную смерть. О том, что Маэдрос преследует собственную цель — отвоевать Сильмарили, и что именно старший сын Феанаро Куруфинвэ теперь управляет делами и Нолдор, и Синдар, объединившихся ради общей войны, никто не говорил, а размышляли немногие, полностью одобряя такой расклад, считая героя Маэдроса королём без венца. Вскользь подумав об этом, Астальдо отмахнулся. Короли, короны… Слишком ярким даже спустя годы было воспоминание о замученном до полусмерти Майтимо, бессильно повисшем на руках у Финдекано, умоляющем избавить его от боли, лишив жизни. А теперь и новые жертвы Моргота снова и снова вставали перед глазами. Среди них Митриэль, изуродованная, оставшаяся без руки знахарка, которая, лишь немного оправившись от яда и ран, упросила увезти её во владения лорда Новэ, ведь только на него есть надежда, что однажды великий мастер-кораблестроитель сделает судно, способное доставить потерявшую силы жить эльфийку в Валинор, в Сады Вала Ирмо. И не нужны Митриэль ни почести, ни награды за её подвиг, ни слава… Она хочет только одного — всё забыть. — Моргот должен быть уничтожен! — сжал кулаки Финдекано, проходя сквозь метель к резной колонне, выстроенной на месте гибели Феанаро. — Даже если смерть одного из Айнур может нанести вред Арде и Песне Творения, невелика беда! Покорно жить в мире, где зло безнаказанно, никто не обязан! И никто не смеет обрекать Детей Эру на мучения! Этому нет прощения и объяснения! Если Арда не может существовать без зла, так пусть не существует вовсе! С колонны смотрело множество одинаковых лиц, нарочно сделанных не похожими ни на кого из Первого Дома Нолдор. Просто безликие некто. Никто. Всего лишь эльфы, павшие в Битве-под-Звёздами вместе с Феанаро Куруфинвэ. Склонившись перед мемориалом, Финдекано мысленно вспомнил имена всех, кого знал, кого проводил на отвоёванные корабли, и кого потом не встретил в Эндорэ. Снег летел всё сильнее, падал на лицо и таял от тепла кожи, стекая слезами. «Когда закончится метель, — подумал сын нолдорана, — поеду на Ард-Гален к Нельо». Положив ладонь на камни у основания колонны, Астальдо представлял картины последнего боя величайшего из Нолдор и сожалея, что не был рядом и не смог спасти Феанаро для продолжения борьбы, клялся себе, что будет бороться до конца и не оставит тех, в кого верит. — Клянусь, — шептал окутанный снежным вихрем Астальдо. — Клянусь! *** Решиться ехать в свои разрушенные владения Макалаурэ не мог долго. Даже когда пришла весть с Ард-Гален, что можно покинуть Химринг для решения своих проблем, менестрель отчаянно пытался найти себе какое-нибудь применение в крепости брата, и лишь сообщение о том, как на хитлумских картах называется павшая по вине Моргота Поющая Долина, заставило взять себя в руки. Куруфинвэ вместе с сыном встретил брата на границе своих земель и, изображая радость, поздравил с победой. — Во всём есть хорошая сторона, — попытался поддержать несчастного короля, искавшего среди готовых вернуться в Долину беженцев близких друзей, владыка северной части Химлада. — Орки, захватив твоё королевство, застряли там, празднуя и деля добычу. Пока одна половина подкрепления, пришедшая после боя, жгла пограничную с Морготом территорию, другая увязла в заваленных трупами и пьяными собратьями улицах, пытаясь заставить войско протрезветь и продвигаться на юг, тем самым дав нам время для контрнаступления. Знаешь, судя по рассказам верных Айканаро, лучше сожги дворец и отстрой его заново в другом месте, а на пепелище сделай памятное захоронение. Макалаурэ не ответил, не в силах понять, чего хочет сам: увидеть в красках, что сделали с его королевством, или действительно сжечь всё, не глядя, что не дожгли орки, а потом решить, как быть дальше. Самым ужасным во всей этой ситуации была необходимость восстановить крепость именно в том же месте, где она и была, учтя прошлые ошибки и всё-таки согласившись на помощь наугрим. Макалаурэ отчаянно отметал лишь зарождающиеся мысли о возможности поставить кого-то наместником и уйти подальше от… всех. И от старшего брата, которому клялся в верности и помощи, и от Моргота, которого поклялся покарать за отца и деда и отвоевать Сильмарили, и от своего народа, которому пусть и не клялся ни в чём, всё равно обязан обеспечивать достойную жизнь или героическую смерть с последующим воспеванием в балладах. Конечно, в глубине души менестрель надеялся, что придёт письмо из Химринга с требованием бросить «дыру» и вернуться в крепость Маэдроса, чтобы заправлять делами, пока лорд осаждает Ангбанд, но прекрасно понимал — это лишь несбыточная мечта. Очередная. А главной мечтой сейчас было увидеть Дис. Макалаурэ знал, чувствовал, понимал: не увидит. Эль здесь тоже нет, но про неё уже несколько раз говорили, как храбрая травница спасала раненых верных Айканаро, что она и сейчас в освобождённой Д… дыре вместе со своим помощником. Помощником. Не подругой. Куруфинвэ и Тьелпе остались на своей земле, догорающей лишь красками осени, а Макалаурэ продолжил путь на пепелище. На юге павшее королевство выглядело не столь ужасно, как представлял Феаноринг. На теневой стороне тонким слоем лежал снег, на солнечной — кое-где виднелись зелёные травинки среди пожухлой поросли. Несколько уцелевших зданий будто бы жались друг к другу, пряча за собой обугленные руины, где до сих пор ощущался запах гари. Сделав над собой усилие, Макалаурэ толкнул лошадь в бока, заставляя себя не отворачиваться и не зажмуриваться, смотреть в глаза реальности. Дорога шла на север, и всё кошмарнее становился пейзаж: снег запорошил чёрные развалины и холмы между ними. Холмы… раньше их не было, и Феаноринг всё-таки зажмурился, представляя, сколько мертвецов пришлось засыпать землёй. Постепенно домов не осталось, на месте зданий виднелись лишь заснеженные горы обломков. На месте входа в оборонительную крепость в скале валялись камни и фрагменты стен, замуровавшие тех, кто, возможно, оказался внутри. То там, то здесь попадались бочки в чёрных подтёках, и Макалаурэ вспомнил о горючей жидкости, с помощью которой жгли его владения. Смрадную вязкую мерзость залили в руины крепости через щели в завале и подожгли, не оставив шансов обречённым воинам. — Дни, недели, года… — едва слышно прошептал менестрель, представив последние мгновения жизни своих верных, защищавших Поющую Долину, — утро, вечер и ночь… Где был я, когда Шёл чёрный дождь? Где был я, когда Шумел гнилой листопад, Что красной крыл пеленой Дорогу для наших солдат? Что он шептал, когда шумел на ветру? Что говорил, бросая в лица листву? О чём молил, ложась под ноги солдат? О чем просил? — Просил вернуться назад… На другом берегу реки раскинулась опустевшая площадь и одинокий дворец, на первый взгляд выстоявший. Да, не осталось ни одного целого окна, а вместо восьми алых флагов на башнях развевался только один полностью чёрный над парадным входом, но это ведь мелочи… Подъехав ближе, Макалаурэ покачал головой: мраморные ступени были все в сколах, словно их нарочно били чем-то острым и тяжёлым. Ворота сорвали с петель, тоже чем-то истыкали. Понимая, что дальше зрелище будет гораздо хуже, менестрель спешился и, стараясь не смотреть на сопровождающих верных, вошёл в свой замок. «Дни, недели, года… Утро, вечер и ночь… Где был я, когда Закончился дождь? Где был я, когда Снег сменил листопад? Где был я, когда Погиб последний солдат?» Видя, что стало с некогда прекрасным зданием, проходя по коридорам и залам, зайдя в свои покои, сын Феанаро Куруфинвэ принял решение. И, смотря на пламя, всё быстрее, с нарастающей жадностью охватывающее дворец, Канафинвэ, стараясь спрятать слёзы, прошептал: — Мороз, ветер, пурга — Бесконечная ночь. Жаль, что не умер, когда Шёл чёрный дождь.