Свет проклятых звёзд

В пути с Тол-Сириона в Поющую Долину, пролегающему через владения героя Ангарато, эльфийке не нравилось абсолютно всё, начиная от погоды и заканчивая постоянно встречающимися воинами в синих плащах. В чём дело? Откуда их столько? Битва ведь закончилась! Почему здесь сплошь верные владыки Нолофинвэ? Дортонион окончательно отказался от статуса королевства, приняв подданство верховного нолдорана? Опять что-то случилось? И впервые в жизни Толлунэль по-настоящему испугалась. За себя. Здесь, в лесу, нет крепких каменных стен, нет Завесы и своей армии, нет реки, защищающей остров… Ничего нет! Только дорога, деревья и горстка вооружённых эльфов, в глазах которых решимость… Убить свою госпожу, чтобы она не попала в плен к оркам! Но что бойцы Моргота могут сделать?! Неужели стоит лишать жизни прекрасную эльфийку? Неужели нельзя договориться? Откупиться? Очаровать… Орки ведь… бывшие эльфы… Ах, да, рядом есть защитник-муж, но… Но… Он не герой. Пока что. Вот у Эльдалотэ… Карета ехала тихо, каждый долетающий из леса звук казался приближающейся опасностью. Толлунэль взглянула на молчаливого супруга и, подумав, прижалась всем телом крепко-крепко. Артаресто вздохнул, продолжая молча смотреть в окно, рука эльфа погладила плечо супруги. — Тебе нечего бояться, — словно успокаивая себя, проговорил вполголоса Артаресто, — я знаю, с нами ничего не случится, ведь впереди у нас с тобой только счастье и светлая дорога жизни сквозь бесконечные века без войны. Моргота скоро победят, Арда расцветёт заново… — Победят? — отстранилась Толлунэль. — Без твоей помощи? Сын Финдарато по-доброму улыбнулся, но Толлунэль поняла супруга неправильно. — Ты не воспринимаешь меня всерьёз?! — разозлилась эльфийка. — Тебе наплевать на мои чувства? Считаешь, только твоё мнение важно? С чего ты решил, что муж имеет право решать за жену? То, что ты родился в Амане, не делает тебя лучше других! Артаресто хотел честно сказать, что ничего не понял, однако решил промолчать. Путь был ещё долгим, и хотелось провести его мирно, не выясняя, кто главнее и по какой причине, ведь непоколебимая уверенность сына Финдарато в том, что руководит ситуацией всегда тот, кто умнее, обидела бы Толлунэль. Пресекая дальнейшие разговоры, эльф наклонился к супруге и стал целовать её тёплые, но пока неласковые губы. Принц от души надеялся, что любимая жена не заговорит о том, что хочет погостить у… Эльдалотэ, разумеется. Артаресто приготовил возражения, многократно прокрутил в голове фразы, продумав каждое слово и интонацию, но всё же мечтал обойтись без неприятных бесед, особенно, если их можно заменить поцелуями. *** Вой пробирающего до костей ветра жители Поющей Долины называли плачем по погибшим собратьям, однако юный Карнифинвэ смотрел на развевающиеся алые знамёна со звездой и арфой и слышал пение боевых труб. Вспоминался день из казавшегося далёким детства, когда в королевство Амбаруссар прибыл гонец в сияющем звёздами синем плаще. Маленький Нолдо не понимал, зачем этот нежеланный гость приезжал, и почему папа смеялся, читая вслух письмо вместо сказки на ночь для сына, однако хорошо запомнил текст, над которым для вида хихикал, чтобы не казаться глупее короля-отца. «Верховный нолдоран Нолофинвэ дал слово брату, что последует за ним, куда бы тот ни шёл, Валар свидетели. Верховный нолдоран Нолофинвэ сдержал слово, принеся великие жертвы из-за предательства брата. Вы, клявшиеся, знаете ценность данного слова и обязаны уважать своего владыку. Так по какому праву позволяете себе…» Далее шёл список недопустимых для верных подданных верховного нолдорана Нолофинвэ действий, над которыми отец хохотал до слёз. Тогда маленький эльф не понял, зачем приезжал гонец, однако теперь всё стало ясно: узурпатор прислал своего лизоблюда с вестями о случившемся на Празднике Объединения, с целью рассказать свою версию событий до того, как это сделает Маэдрос. Ради того, чтобы успеть раньше других, Нолофинвэ рисковал жизнью подданного, послав его во враждебное королевство. — Я должен торопиться, — сжал кулаки принц, — неизвестно, что ещё придёт в голову узурпатору! А дядя-менестрель пусть смеётся, но очень скоро он узнает, чего я стóю! Ветер зарыдал громче, ноты скорби затронули в сердце юного эльфа растревоженные струны жажды справедливости. Резко развернувшись на каблуках, Карнифинвэ поспешил вернуться в гостевой дом, чтобы начать собираться в путь и поторопить Тьелпе: какой смысл сидеть в этой унылой дыре? И так провели здесь слишком много времени! Однако надежды на скорый отъезд в Ногрод разбились об известие о прибытии гостей с Тол-Сириона, и сын Питьяфинвэ решил попробовать обсудить свои доводы с принцем Артаресто. *** Возможно, горы были прекрасны в своём мрачном величии. Может быть, суровая природа севера могла манить и заставлять любить себя. Вполне вероятно, неприступные скалы на фоне холодного блёклого неба будоражили воображение, а вход в ущелье пробуждал фантазии о сказочных сокровищах и существах, охраняющих их, однако Толлунэль ощущала только холодный ветер, видела горы обломков и мрачных стражей, и эльфийке хотелось расплакаться. Выйдя из кареты, супруга Артаресто театральными жестами расплела причёску, чтобы длинные белые волосы драматично разлетались на ветру, сделала очень трагическое лицо и вздохнула: — Ах, почему я выбрала шёлк? Я ведь всегда любила песни о героях и должна была знать, что истинные воины не дарят невестам нежные ткани! Присылали ведь мне драгоценные венцы, ожерелья, кольца, браслеты и пояса, инкрустированные бриллиантами, рубинами, опалами, изумрудами и топазами! Мне присылали мечи и щиты с гербами поверженных врагов, их окровавленные латы и шлемы! Почему я выбрала шёлк?! Ах, почему?! Артаресто, краснея, закрыл ладонью лицо. Надеясь, что жена просто намекает на то, что хочет новые подарки, принц Тол-Сириона обнял Толлунэль и повёл к открывающимся навстречу воротам Поющей Долины. *** Карнифинвэ чувствовал себя лишним на пиру, который всё-таки решил устроить король-менестрель Макалаурэ по случаю приезда дальней родни. Постоянно ловя на себе изучающий взгляд беловолосой эльфийки, сын Питьяфинвэ еле сдерживался, чтобы не съязвить на тему своего отношения к роли второго мужа в тэлерийском семействе. Толлунэль не понравилась юному принцу сразу, даже несмотря на миловидную внешность: родственница по линии матери своими пафосными рассуждениями о героизме производила впечатление неумной избалованной особы. «Чего ты от неё хочешь? — сдержанно насмехался Тьелпе во время традиционного посещения памятного захоронения, когда Толлунэль начала высказывать своё мнение о подвигах. — Эта женщина не знала лично ни одного из лежащих здесь. Имена ни о чём ей не говорят, лиц она не видела, все эти эльфы — лишь безликие никто, ставшие образом самоотверженного славного героизма в глазах постороннего. Обычный женский эгоизм». Однако Карнифинвэ не мог успокоиться. Когда родственница матери стала рассуждать о том, что на осаду никогда не пойдёт честный воин, а настоящий великий боец не позволит себя осадить, подразумевая, что войско Маэдроса — жестокие подлецы, а народ Кирдана — сплошь недостойные трусы, сын Питьяфинвэ выругался и поспешил оказаться подальше от этой… этой… И теперь на пиру, против желания замечая Толлунэль, юный Нолдо сжимал кулаки и пытался дышать ровнее, не в силах решить, кто вызывает больше презрения: глупая женщина или её безвольный муж. Выделяясь на фоне носящих траур тихих эльфиек Поющей Долины далеко не в лучшую сторону, внучка лорда Новэ смогла-таки найти собеседницу и принялась обсуждать с ней планы на дальнейшую супружескую жизнь. — Вот что я думаю, — выпивая бокал за бокалом вино, которое, по её же словам было абсолютно невкусным, говорила Толлунэль, — не каждый муж достоин родить сына. Я много думала об этом и вот что решила… Карнифинвэ, в опасной близости от родственницы беседовавший на тему дальнейшего пути с дядей и Тьелпе, был бы рад не слушать, но, к великому сожалению, получалось само собой. — …однажды я, как и положено жене, захочу детей, — взяв новый бокал, с умным уверенным видом утверждала эльфийка, — и тогда у меня появится дочь, которую я правильно воспитаю, чтобы она не повторяла моих ошибок в выборе мужа. Она будет знать, кто достоин её, а кто нет. Вот два примера замужних женщин, которые для меня показательны: первый — жена родича моего мужа. Она счастлива, потому что любит своего супруга. А как его не любить? Он красив, отважен, самоотвержен и не боится смерти в бою. А когда был тяжело ранен, в бреду повторял имя своей избранницы. Вот это идеальная семья, у них обязательно родится сын и станет великим героем! Второй пример — родная тётя моего Артаресто, которая вышла замуж за дориатского принца. — Что?! — в один голос ахнули Макалаурэ и Тьелпе, и Карнифинвэ очень удивился такой реакции, зато Толлунэль обрадовалась повышенному вниманию. — Я говорю, что блистательная Галадриэль, сестра моего свёкра, — пояснила эльфийка, — вышла замуж за какого-то родственника Элу Тингола, и все твердят о счастливой любви между ними, однако, я, как женщина, утверждаю: этот брак не может быть по любви, Галадриэль не может считать такого обычного эльфа достойным себя, поэтому сыновей ему не родит. Может быть, однажды решится на дочь для себя. Сын Питьяфинвэ увидел, как посмотрели друг на друга король Поющей Долины и химладский принц. — Пойдём выпьем вдвоём, — предложил побелевшему, словно снег, племяннику Макалаурэ, и тот сразу же согласился. *** — Наверное, так лучше… Голос Макалаурэ, сплетаясь с ветром, летел против потока воздуха, рассекая его заточенной сталью, а не рассеиваясь бессильным прахом. Дядя и племянник сидели на открытом балконе отстраиваемого заново дворца, разлив по кубкам вино, однако так и не притронувшись к хмельному напитку. — В день, когда сама собой оборвалась струна, я понял: случилось что-то плохое с близким для меня эльфом. Что-то непоправимое. Это даже не смерть, а какая-то недожизнь, полужизнь, существование во сне, от которого невозможно проснуться. Это темница безвременья, добровольное заточение, что избрала она сама — песня, которую больше никто не услышит. Менестрель не касался струн, сидел, обнимая играющую под действием чар арфу, гладя изящный витой гриф. — Она называла меня героем, но в голосе звучала насмешка. Она умела смеяться и не боялась делать это, в отличие от многих, очень многих! — Элеммирэ? — уточнил Тьелпе, сомневаясь, о той ли деве говорит весьма непостоянный в отношениях родич. — Элеммирэ… — Макалаурэ посмотрел на затянутое низкими облаками небо. — Она заслуживала любви, а я лишь слушал её музыку, которая звучала лично для меня, но воспринимал, словно играющего для многочисленной публики менестреля на площади. А знаешь, почему так вышло, Тьелпе? Сын Куруфинвэ-младшего равнодушно пожал плечами. — Я не любил её, Тьелпе, — опустил голову король Поющей Долины, — и не должен этого стыдиться, ведь никто не властен над чужим сердцем. Пойми одно: мы не обязаны любить в ответ и не смеем заставлять любить себя. Губы химладского принца дрогнули, эльф взялся непослушной рукой за кубок, начал пытаться пить. — Ты когда-нибудь думал о правдивости слухов про Индис? — задал неожиданный вопрос Макалаурэ, но Тьелпе был не способен размышлять, мечтая лишь об одном — не расплакаться. — Я думал, — продолжал говорить менестрель, — потому что знал: я могу заставить чарами песни любить себя. Помнишь рассказы о том странном дне, когда нолдоран Финвэ, давно знавший Индис, внезапно влюбился в неё? Будущая королева сидела в саду дворца брата и пела. Пела, понимаешь? Я много раз прислушивался к голосу этой женщины, пытался почувствовать в нём чары… Я искал и не находил, зато ощущал магию в себе. Мне достаточно было просто… Спеть нужную песню для Артанис, и мы бы поженились. Но, Тьелпе, даже не найдя подтверждения слухам, я день за днём смотрел на то подобие чувства, которого добилась от Финвэ Индис, и понимал — мне такого не надо. Поэтому подменял любовь стремлением к теплу, но это не одно и то же, Тьелпе. Знахарка, благодаря которой я до сих пор жив, была для меня чем-то важным, но и без неё жить я способен. Это как тёплая постель. В ней мягко и комфортно, о ней скучаешь на морозе, в неё стремишься, устав. Однако спать можно и на камнях. Холодно, жёстко, но можно. Судорожно вздохнув, Тьелпе надавил на глаза пальцами, выпил и отвернулся. — А Нэрвен — это вода. От жажды любой из нас будет долго и мучительно умирать. Артанис — кровь, бегущая по жилам сквозь сердце и плоть, слёзы, льющиеся из глаз от горя и радости. Она дождь и снег, реки, водопады, Великое Море и сокровенное озеро, на берегах которого пробудилась жизнь. — Менестрель тронул струны. Ласково, трепетно. — Я называл Артанис мечтой. Я ошибался. Без мечты жить можно, а без воды — нет. Сын Куруфинвэ-младшего поджал губы. Чем больше и красивее говорил Макалаурэ, тем фальшивее казались его речи. Мечта, вода, постель… Что за мишура? Вспоминая любимый образ, борясь с желанием узнать как можно больше про мужа любимой, чтобы бесконечно находить в сопернике паскудные недостатки, Тьелпе думал, что однажды непременно докажет прекраснейшей эльфийке, что достоин её любви. Только, видимо, это будет какой-то другой Тьелперинквар Куруфинвион, более удачливый, смелый и способный на великие дела. «Кто-то другой. Не я».