Свет проклятых звёзд

Подвешенный на дереве освежеванный баран, гниющий и смердящий, был одет в штаны и рубаху, какие носят наугрим, и любой, кто пошёл бы неохраняемой дорогой через таргелионское редколесье, увидел бы предупреждение. Слетевшиеся серокрылы и вороны с удовольствием лакомились воняющей плотью, придавая висящей туше ещё более зловещий вид. — Уберём или оставим? — спросил Нолдо ближайшего соратника. — Ха, — усмехнулся вставший под алые знамёна Химринга оссириандский эльф, — те, кто хотят сделать эту дорогу опасной, любят общаться путём красочных посланий. Что ж, наша очередь оставить знак. Сняв со спины лук и достав белопёрую стрелу, Синда оторвал красный лоскут от нашивки на рукаве, привязал на древко и спустил тетиву. Пронзённая туша закачалась, птицы разлетелись, недовольно каркая. — Подождём ответ в укрытии, — хмыкнул третий участник похода. — По реакции станет ясно, с кем имеем дело. *** Редколесье шепталось и хохотало голосами птиц, животных и листвы. Песня ветра насмехалась над перетявкивающимся и скулящим зверьём, улетала к воде и с новой силой бросалась на берега, заглушая и рассеивая недружный беспорядочный хор. — Мы ждали короля-коротышку, — фыркнул юный черноволосый эльф, — а в итоге наш висячок получил стрелу. — Король здесь вряд ли появится, — невидимый в маскировочном плаще Нолдо постарше внимательно всмотрелся в рассеивающийся утренний туман. — Я хотел бы подвесить коронованного коротышку, а не тушу барана, тогда бы точно карлики забыли о планах строить тракт в обход нас. — А я предлагал поймать одного из рабочих. Братья переглянулись: младший смотрел с жестоким озорством, старший — с безжалостным расчётом. Кривоватый кинжал с мутным, местами ржавым лезвием блёкло отразил лучи восходящего солнца, крутанувшись в ловких пальцах первого сына таргелионского короля. Тише листвы прошелестели шаги, рядом с Нолдор призраком возникла девушка с падающими чуть ниже плеч светло-пепельными волосами. — Они рядом, — прошептала эльфийка. — Похоже, хотят, чтобы мы знали, кто они и зачем пришли. — Химринг, — повторил ухмылку отца младший Морифинвион. — Уверен, отец скоро договорится с дядей Маэдросом. Золотоносному Таргелиону есть, что предложить скудно существующему северу, правда, Ривиан? Прозрачные глаза юной девы алчно блеснули. Принцы знали, почему дочка коневода ввязалась в опасную игру: эльфийка не стремилась завоевать любовь принцев, но обогатиться была совсем не прочь, поэтому вместе со своими старшими братьями присоединилась к отряду «орков». Отсутствие интереса со стороны девы задевало сыновей таргелионского короля, однако оба старались не показывать досаду, чтобы не давать повода смеяться над собой. — Какое дело пограничникам до наших сборов дани? — подбоченилась Ривиан. — Хотят, чтобы мы делились прибылью? — Разумеется, — старший принц как бы случайно коснулся выбившейся из-под капюшона светлой прядки, совсем нечаянно задев бархатистую щёку девушки. — И ведь не брезгует наш доблестный истребитель орков Моргота претендовать на их, то есть, наше, орочье добро. — Но ведь на самом деле мы не орки, — Ривиан явно не нравилось называться некрасивым существом. — Почему же? — Нолдо, будто бы по-дружески, обнял деву, мельком наблюдая недовольство младшего брата. — Разве проклятье не обращает добро во зло? Глаза авантюристки загорелись азартом. — Послушай, прелестная орчиха, — продолжил говорить принц, обнимая подругу крепче, — что рассказывал нам отец, твой владыка. Король Карантир родился в Светлом Амане, где эльфы не видели изъянов в своих господах. Отец говорил, что рабы должны быть слепыми, и слишком яркий блеск Валинора справлялся с этой задачей не хуже тьмы Моргота. А когда свет погас, прозревших прокляли. *** Морифинвэ сидел в пышном кресле, играя роскошными перстнями на изящных пальцах. — В Тирионе, — полуприкрыв неподвижные глаза, медленно рассказывал таргелионский нолдоран сыновьям, — как и во всём Валиноре, любили говорить об искажении. Стоило произойти чему-то, не вписывающемуся в шаблон идеального королевства, Валар сразу вспоминали о своём нерадивом собрате и о том, что он исказил Арду на этапе её создания. Мы все порчены, и нет смысла тешить себя самообманом, будто тьма не властна над нами. Всё, что начинается во имя добра, неминуемо обращается лихом, зло извращает нас, проникая с воздухом в грудь, с едой — в желудок, с тем, что мы видим и слышим — в сердце. Это искажение, которое является неотъемлемой частью бытия. А что есть искажённый эльф? — Орк? — осмелился спросить тогда ещё маленький старший сын Карнистира Феанариона. — Да, орк, — слова прозвучали равнодушным приговором. — А мы к тому же прокляты. Нам нет смысла ждать милости от судьбы, поэтому мы не обязаны быть милостивы сами. Нам нечего терять, а значит, и бояться не за что. — Но… отец, — голос более взрослого ребёнка задрожал, младший же от страха и вовсе не мог сказать ни слова, — зачем тогда ты родил нас? Если мир такой страшный… Морифинвэ словно ожил. Неподвижные глаза широко раскрылись, вспыхнули, забегали, будто в поисках жертвы, в которую в следующий миг полетит инкрустированный алмазами кинжал. — Пусть они знают, что меня не запугать, — не своим голосом произнёс нолдоран. — Пусть наблюдают, как продолжается жизнь тех, кто прозрел, кто не захотел ползать на коленях, ослеплённый тьмой или блеском, пусть… Король Таргелиона жутко оскалился, изображая довольную улыбку. — Пусть видят, как искажает свет. *** — Пусть видят, как искажает проклятый свет, — гордо повторил старший принц, поднимая руку с кинжалом. — Пусть! — рассмеялась Ривиан, отняла орочье оружие и метнула. Ржавый клинок вонзился в тушу по самую рукоять, туда, где у гнома находилась бы ягодица. — Вот вам, жадные до орочьего золота северяне, ответ на вашу стрелу! *** — Они ведь совсем дети… Даже привыкший к унылому виду своего друга-наставника Сулион заметил, как помрачнел больше обычного Линдиро. — Что нам делать? Вопрос командира отряда, следившего за порядком на границе Таргелиона и Оссирианда прозвучал мольбой о помощи, однако бессмысленной: гонец с севера прибыл как раз за поддержкой. — Мудрый расчёт, — издевательским тоном произнёс Сулион, перечитывая послание и посматривая на собравшихся соратников, — Карантир отправил на самый важный рубеж сыновей, чтобы дать понять Химрингу, насколько серьёзны планы Таргелиона? Карантир же понимает, что его брат не станет убивать собственных племянников ради торговых дел Белегоста! Линдиро посмотрел на своего ученика с восхищением: да, не зря столько времени потратил, обучая тёмного эльфа. — Мориквенди умнее, чем кажутся, — попытался пошутить сын Асталиона, поочерёдно глядя на гонца и друга. — Я думаю, Сулион, мы не станем возвращаться в Химринг. Удивлённо и заинтересованно взглянув на наставника, Авар усмехнулся в сторону реки и оссириандского кордона на противоположном берегу: — Мы не подчинимся приказу лорда Маэдроса, решившего, что пограничный конфликт исчерпан? — Нет, ты не так понял, — Нолдо похлопал по плечу гонца, — если лорд Маэдрос согласен увести войско с территории Карантира, оставив здесь лишь небольшой отряд разведки, это его право, и мы уйдём. Но не в Химринг. Мы пойдём на строящийся тракт. — Но… зачем? Сулион не был против очередной авантюры, глаза молодого эльфа весело засияли, однако не задать вопрос он не мог. — Лорд Маэдрос, что бы ни говорил, зол на братьев, — серьёзно пояснил Линдиро. — Я не хочу, чтобы он мстил Карантиру, отыгрываясь на его сыновьях, какими бы они ни были. — Благая цель! — обрадовался Авар. — Именно, — повеселел сын Асталиона. — Собирайся в путь, друг мой. Миротворческая миссия продолжается. *** Вечер пылал кострами и тихо плакал мелким дождём. Оссириандский кордон видел, что алые знамёна уходят, остаются лишь чёрно-красные, и с тревогой ждал приказа лорда Каленовэ. Ветер изменил направление и, прилетая с севера, зазвучал прощальной песней, исполняемой у догорающего костра сыном славного валинорского героя, погибшего в Битве-под-Звёздами: — Я мечтаю вернуться с войны, На которой родился и рос, На руинах павшей страны, Под дождями из слёз. Но не предан огню тиран, Объявивший войну стране, И не видно конца и края этой войне. Я пророчить не берусь, Но точно знаю, что вернусь, Пусть даже через сто веков В страну не дураков, А гениев. И поверженный в бою, Я воскресну и спою Во имя возрождения страны, Вернувшейся с войны.