Свет проклятых звёзд

Озаряя бесконечные беломраморные ступени винтовой лестницы, огонь поднимался на самый верх. Пламя алело на стенах, заставляя тени, отбрасываемые лепниной и барельефами, плясать под свою музыку, навязывая собственную тему. «Огонь есть благо, — думала та, что несла факел. — Горящие угли в очаге согревают дом в мороз, кипятят воду и жарят мясо». Свет позади быстро угасал, белые ступени таяли в сумраке, словно лёд в согревающейся весенней реке, всё ещё тёмной и холодной, но уже губительной для снега. «Огонь — целитель, способный остановить льющуюся кровь». Тени метнулись в стороны, спасаясь от убийственного света. «Но огонь — палач». Рука с факелом задрожала, лица на стенах ужасающе исказились, словно стремительно приближаясь к нежеланной гостье, жутко разевая рты и выпучивая провалы-глаза, протягивая неестественно худые длинные руки со скрюченными пальцами. — Отстаньте от меня! — крикнула несущая факел. — Прочь! Это моя земля! И эта башня со всеми её призраками тоже моя! Подчиняйтесь! Пылающее древко затрещало, заискрило, огонь содрогнулся, и тени заметались хаотично, словно растревоженные пчёлы. Белые ступеньки показались розовыми. «Огонь — убийца, — снова пришла мысль, — одних жертв щадит, лишая жизни во сне, в беспамятстве, ласково отравив ядовитым дымом. Обречённые не узнают, что обречены… Других же огонь истязает. От ожогов можно умирать долго, крича от боли ночи напролёт…» Лестница оборвалась. Впереди открылась круглая площадка с тем самым балконом. «Что происходит с попавшими в кольцо пламени? Любой превращается в топливо, и это неизбежно. Одних хватает надолго, другие распадаются прахом мгновенно… выжить может лишь тот, кто сам… Пламя». Рука с факелом провела дугу, сомкнув кольцо. Здесь всё сделано из камня, поджечь нечего. Разве что позвать снизу тех, кто сопровождал свою госпожу-рабыню и сделать из них живой костёр. Только Морской Звезде это не повредит. Лица, лица, лица… Стены смотрят оживающими в отсветах огня и тенях глазами, шепчутся голосами ночи. Все одинаковые. Выйдя на балкон, чувствуя, как от слёз мутнеют небо, озеро и лес, Оэруиль посмотрела на ступени, где уже не было кровавых следов, однако память рисовала их слишком отчётливо. «Я пришла сюда подумать о письме отца… Почему именно в Башню Эаринэль? Почему вспоминаю несчастного наивного Лепасура? Я ведь… Всё равно не смогу уйти. Я… пламя». И тема Морской Звезды словно подчинилась. Лица стали не угрожающими — заинтересованными. «И снова ночь. Ты в камне многоликом Вновь различаешь не жену, не дочь. Вины чужой уж постарели крики — Огнём их гонишь прочь. Оставлена, забыта. Мой двойник. Ненужная в сияющем величьи. Весь побелел фасад. Застыл. Поник. И не сменить ей скорбного обличья. Она, как призрак, морок, жалкий блик». Оэруиль ступила в центр комнаты, подняла голову, смотря на узоры, сливающиеся в очертания глаз, волос, носа и губ. Почувствовав прилив сил и небывалую лёгкость, королева зашептала, водя факелом, следя за тенями, заставляя образ на потолке стать покорным и печальным: — Её я госпожа! Здесь всё моё! Все призраки и тени! Все слуги, что скитаются, дрожа! О пол пусть бьют колени, Посмертием и жизнью дорожа. Огонь мне муж, любовник, верный друг. Мой ласковый палач. От тьмы хранит. А коль погаснет вдруг — Предсмертным станет плач. Я факелом черчу защитный круг. А лица, лица… лица, как одно, Все шепчутся во тьме. Понять им, глупым, правду не дано — Давно не страшно мне. И вовсе не темно. На щеках ощутилась влага, однако кожа осталась сухой. «Неужели это слёзы призрака, которого обжёг мой огонь? Что ж, пусть знает: я здесь. И я — пламя!»