Свет проклятых звёзд

— Ты чувствуешь волшебство этих земель, Амрот? — Амдир улыбался радостно, словно рассказывал маленькому ребёнку весёлую, но немного страшную историю. — Посмотри вокруг, вдохни полной грудью! Молодой эльф тронул стрелы в колчане. — Мне кажется, отец, — покачал он головой, — здесь каждое дерево разумно, и пустить стрелу в ствол — преступление. Вода в реке словно шепчется с травой, и если долго слушать, можно выучить их язык. Я хотел бы привезти сюда Нимродель, и я добьюсь её приезда! Скажу… Она ведь менестрель! Ей необходимы новые впечатления! Амдир хлопнул сына по спине. — Здесь, где мы сейчас ходим, — сказал воин, — были дома рыбаков. Наличники и ставни украшали изделиями из костей речных обитателей и ракушек. А иногда для создания узоров использовались моллюски. Высушенные разными способами улитки приобретают интересные оттенки, и это широко использовали. Теперь разрушены и засыпаны землёй и те дома, хозяева которых мастерски сушили и вырезали, и те, что почти не были украшены. Мои края были заброшены слишком долго, сын. Но теперь пришло их время. Амрот присел на корточки, тронул усыпанную белоснежными крошечными цветами-звёздочками траву, мечтательно улыбнулся. — Посоветуй, отец, — немного зарумянился эльф, — когда мне стоит поехать в Дориат за… ней? Совсем близко запел соловей. Трель зазвучала печально и до слёз прекрасно. — Я знаю, Маблунг — хороший парень, — словно сам с собой заговорил Амдир. — Однако, неизвестно, как повернулась бы история, если бы у нас не было воинов. Понимаешь, сын… Военачальник Тингола знает, что такое совесть, честь, сострадание и любовь. Но точно так же Маблунг знает, что есть слово короля. Тут, видишь ли… вопрос окончательного выбора. Ты же знаешь, что Маблунг — не придворный лизоблюд, как Саэрос, способен жить вне роскоши дворца, даже в уединении. Опытный воин и следопыт способен безопасно вывезти семью за пределы Завесы Мелиан, уйти на восток и жить спокойно без вечного давления со стороны не слишком честного владыки. Я уверяю тебя, сын — никто из защитников Дориата не стал бы преследовать своего друга и наставника, Маблунга бы не заставили платить дань, как Эола, сделав вид, что просто потеряли след. Однако, дориатский герой остался верен Эльвэ. Краснел, бледнел, ругался… — Зачем ты мне это говоришь? — поднявшись, скривился Амрот. — Затем, сын, что в глазах дориатрим мы, ушедшие с Голодрим, предатели. И Маблунг поступит так, как прикажет Тингол. А что придёт в голову этому зазнавшемуся надутому индюку, никто из нас не знает. — Ты специально это говоришь, чтобы я отказался от бессмысленной борьбы за любовь?! — молодой эльф с силой и бессилием ударил кулаком в могучий мёртвый ствол, провёл по осыпающейся коре раскрытой ладонью. — Но я не откажусь! Я увезу Нимродель из тюрьмы-под-завесой! Я открою эту трижды проклятую белую дверь! — Выжди время, — спокойно посоветовал Амдир, — может быть, Нолдор и Синдар ещё помирятся. А пока у тебя есть дела здесь. Я должен уехать на север: нам необходимо восстановить почтовое сообщение с Маглором и, возможно, кем-то ещё. Я не могу доверить столь важное дело кому-либо, поэтому самолично отвезу птиц и передам карты дорог. А ты будешь править этой волшебной землёй. Руководи так, чтобы до Нимродель долетели песни о твоём величии. Амрот со вздохом закрыл глаза. Да, отец прав во всём сказанном, но как же тяжело думать о народе, когда каждый вдох отдаётся невыносимой болью в груди! «В нарисованной чаще нельзя заблудиться, И не съест никого нарисованный зверь. Только веришь ты, веришь ты, веришь, что может открыться Эта белая дверь. Эта белая-белая дверь». *** Дверь открылась медленно, словно входивший не был уверен, в свой ли дом зашёл. Тёмные волосы, словно снег, припорошили крошечные лепестки, мелкие круглые листочки зацепились за ткань плаща. Эльф сделал медленный шаг за порог, и рисунок на ковре у входа дополнился белыми и зелёными вкраплениями. — Теперь у нас есть ещё один дом, любовь моя, — сказал жене Орофер, неотрывно смотря на сидящего за столом сына. — Значит, это правда. — Юный эльф, практически догнавший отца в росте, встал и самодовольно заулыбался. — У меня вопрос только один: если мы, гордые Дориатрим, верные подданные Великой Владычицы Мелиан и Достойнейшего Владыки Элу Тингола, презираем братоубийц-голодрим, почему не брезгуем занимать их оставленное жильё? — Может быть, — мягко и устало произнёс глава семьи, заметив, что дочь тайком слушает, не решаясь выйти из комнаты, — потому что домá не виноваты в том, что оказались построены злыми эльфами? Камень не может решать, кто станет отёсывать его, дерево не выбирает лесоруба, а дичь — охотника? — Это слова Владычицы Мелиан, — примирительно улыбнулась супруга Орофера. — Королева говорит, что нельзя осуждать того, кто лишён права выбора. — Но мы, матушка, права выбора не лишены. — Трандуил быстрым шагом направился к дверям. — Мои друзья понимают меня, в отличие от вас, «семья»! — В рот смотрят и поддакивают, — захихикала сестра. — А тех, кто так не делает, ты не видишь в упор! Бросив испепеляющий взгляд на юную деву, Синда ринулся к лестнице. — Друзья, — вздохнула супруга Орофера, — они стали нашему мальчику дороже любящих родителей! — Мы не можем лишать сына свободы воли, — тихо сказал, садясь за стол, глава семейства. — Интересно, семья Саэроса осудила его за присвоение целого поселения? А дети военачальников? Что они сказали отцам? Неужели лучше, если все брошенные здания покроются мхом и порослью, исчезнув в кустарнике и вьюне? — Не знаю, что лучше, — печально опустила голову эльфийка, расправляя руками кружевную салфетку. — Я просто хочу мира в моей семье. Скажи, мой любезный муж, почему Голодрим, даже покинув наши земли, продолжают сеять здесь раздор? Почему они всегда приносят войну и горе? Орофер не ответил, потому что не хотел рассказывать о том, сколько усилий пришлось приложить, чтобы уходившие из Королевства-под-Завесой Нолдор не оставили за собой выжженную пустыню. А больше всего хотелось умолчать о том, что сам на месте аманэльдар поступил бы точно так же.