Свет проклятых звёзд

В открытое северу окно подул тёплый ветер, играя солнечными бликами на стене. Шёл «четвёртый месяц марта», как говорили о химрингском лете гости, мороз до поры отступил, и сердца радовались недолгому сезону без снега и метелей. Долгий поцелуй сделал тело податливым, покорным и способным лишь поддаваться нахлынувшим чувствам. — Спасибо, что приехал, — выдохнула счастливая Туивьель, до неожиданной встречи уверенная, что её Легенда ещё долго не вернётся в крепость. Живая рука со страстью погрузилась в волосы химрингской леди, объятия стали крепкими до дрожи. — Спасибо, что ты есть, — прошептал Маэдрос, — спасибо Эру, что привёл тебя ко мне! Какая же ты красивая! Феаноринг начал осыпать поцелуями ладони Туивьель, и эльфийке вдруг стало не по себе. Что случилось? — Если бы не ты… — Феаноринг не договорил, но леди всё поняла. Услышала несказанное. «Ненавижу! Сил нет перебороть это!» Лорд Химринга закрыл глаза, поднял голову, зажмурился с тяжёлым вздохом. «Я предал память отца». «И пролил бы кровь снова, чтобы отомстить за свою слабость». «Погиб бы сам, не исполнив Клятву, предав свой народ…» — А как же я? — спросила вслух Туивьель, чувствуя, как из-под ног уходит опора, запоздало понимая, какой неуместный вопрос задала: что значит «как же я?» Легенда приехал домой, в Химринг, вместо того, чтобы после визита к верховному нолдорану вернуться в осадный лагерь! Приехал за поддержкой, находясь на грани ошибочного рокового шага, не желая совершить его, борясь с собой, ища тепла и ласки. Поцелуй продолжился, выбросив из реального мира. Металлическая кисть не касалась тела эльфийки — к спине прижималось тёплое сильное предплечье. Левая ладонь сдавила руку Туивьель, остановила на груди, леди ощутила бешеное биение сердца, постепенно успокаивающееся. Ритм становился завораживающим, эльфийка почувствовала, что начинает дышать в такт ему, тáя мартовским снегом, сливаясь с Великим Морем, исчезая среди бескрайних вод и с упоением называя это любовью. — Мы, — чуть отстранившись, улыбнулся Маэдрос, взгляд бесцветных глаз потеплел. Свет в окне стал ярче, тени стремительно летевших по небу облаков — чётче. — Я писала тебе на Ард-Гален, — ласково произнесла леди, проводя ладонью по щеке Легенды. — Столько писем тебе за всю жизнь не приходило, сколько я отправила за этот короткий срок. Маэдрос осторожно коснулся ладонью округлившегося живота избранницы, посмотрел в окно. И вдруг с усмешкой задёрнул шторы. *** На небольшой круглой площади внутри северной части крепости, как всегда, кипела жизнь. Вдоль стены проскакал верхом молодой Нолдо из городской стражи, тренировавший крупную гончую, заставляя собаку не только не отставать от лошади, но и обгонять, бросаться на грудь, шею и морду, где крепились специальные пластины, чтобы пёс мог вцепиться клыками, не поранив скакуна. Туивьель вышла на площадь прогуляться и взглянуть на ногродских торговцев, которые приезжали всё чаще и расспрашивали всё больше. Шпионы под видом мастеров? Вслух подобные мысли никто не высказывал, однако в общении с наугрим эльфы Химринга соблюдали осторожность. Леди хотела спросить торговцев, смогут ли они привезти не готовые изделия, а необработанную кость подземных ящеров из нарогских пещер. В прошлый раз Туивьель получила решительный отказ, а один бородатый мастер, разведя мощными короткими руками, хмыкнул, широко улыбаясь: — Госпожа, ты же понимаешь, что мы все хотим заработать! Ты ведь тоже любишь жить в тёплом доме со слугами, носить драгоценности и красиво выделанные меха! Зачем же просишь нас действовать в ущерб своему кошельку? Готовые изделия стоят дорого, а за материалом госпожа может съездить сама, коли столь велико желание поработать с диковинной костью. Понимая, что ответ снова будет таким же, и что в нарогскую войну Химринг ввязываться не собирается, Туивьель решила хотя бы просто посмотреть на гребни и броши, поэтому остановилась около разложенных на чернённой коже украшений. Придирчиво выбиравшая что-то эльфийка заметила леди и обернулась, смотря с вызовом. — Прекрасные гребешки, не правда ли? — фыркнула дева. — Могли бы быть. Только роспись никуда не годится. — Тебе виднее, — с равнодушной вежливостью улыбнулась Туивьель, узнав художницу, занимавшуюся росписью крепостных коридоров и залов с самого начала строительства Химринга. — О, да, твоя правда, мне виднее! — эльфийка сверкнула прозрачно-голубыми глазами. — Я замечаю больше, чем многим бы хотелось. Наблюдая в лице и позе, а также слыша в голосе девы вызов, избранница химрингского лорда поняла, в чём дело, однако решила не подавать вида. По крайней мере пока. — Я вижу, как женщины ведут себя с мужьями и прекрасно понимаю мужчин, которые не задерживаются дома надолго, — заявила художница, вертя в руках брошь с изображением целующейся пары. — Многие жёны, — злые прекрасные глаза многозначительно посмотрели на Туивьель, — почему-то с радостью принимают на себя роль перины и подушки, которые нужны лишь иногда, когда муж устал. Но как только он выспался и выплакался, постель ему больше не требуется. Однако умная женщина сможет стать для супруга гораздо бóльшим и ценным. — А для умных красавиц, — вмешался торговец, — у меня есть особые украшения. Вот, посмотрите. Взгляд голубых глаз едва не испепелил гнома. Туивьель бездумно посмотрела на украшения для умных, чувствуя с трудом преодолимое желание высказать художнице всё, что о ней думает. «Завистница! — стучало в висках. — Представляешь себя на моём месте с уверенностью, что подчинила бы Легенду, сделав его безвольным и покорным рабом, бегающим за тобой на цыпочках и смотрящим в рот? И нужен был бы тебе такой недомуж?» Хотелось высказать, что сердцу, искалеченному тьмой, нужна нежность и понимание, что… — Что ж, всем достаются разные дары от Эру, — осторожно взяв спицу с тонкой резьбой, словно это кинжал, медленно произнесла Туивьель, — кто-то рисует, а кому-то достаётся лучший мужчина. Надо хранить свой дар, а не коситься на чужой. — То, что присвоено, даром не является, — зло сказала художница, вернув товар торговцу. — Глупые женщины быстро разочаровывают мужчин, так что, рано судить, кому и какие дары достанутся. «Сколько ещё женщин думают так же? — с тревогой подумала химрингская леди, смотря вслед быстро уходящей художнице. — Вдруг эта завистница права? Вдруг в лагере на Ард-Гален есть те, кто хотят отнять у меня мою Легенду?» — Я оружием не торгую, — видя, как держит спицу Туивьель, заговорщически произнёс гном. — Но мой племянник… — Нет, благодарю, — вздохнула эльфийка. — Прекрасная госпожа, — поклонился торговец, жестом подзывая возившихся с товаром помощников, — правда ли, что отряды разведки планируют идти на восток, в земли предков? — Да, — ответил подошедший эльф с повязкой на правом глазу. — Планы строятся. По рассказам Мориквэнди нам известно, что земли за восточным хребтом заселены тварями Моргота, из-за которых эльфы сумрака в основном и переселились в Белерианд. — Либо сгинули, как вы любите говорить, Калаквэнди, — с обидой сказала Туивьель. — Но теперь вы тоже поняли нас, перестав признавать власть Валар. Отец моего отца говорил, что нельзя доверять тому, кто непомерно могущественнее тебя самого, и приводил такой пример: нравятся тебе милые маленькие птахи, предположим, серые певуньи, и ты наблюдаешь за ними год, два, три, видишь, как на них нападают хищники, как змеи или более крупные птицы уничтожают гнёзда, понимаешь горе родителей, теряющих детей, и решаешь, что хочешь защитить голосистых пернатых. Но вместо того, чтобы очистить лес от хищников, либо научить полюбившихся птичек защищаться, ты расставляешь сети, ловишь певуний и тащишь в свой дом, закрывая все входы и выходы, чтоб не разлетелись глупые создания. Но представь, что будет, если такое жильё загорится, или в него проникнет хищник: несчастным птичкам не спастись. К тому же, хозяин однажды может не вернуться домой, и все его любимчики умрут от голода. — Я слышал, Мориквэнди шли на запад, надеясь, что Валар всё же снова позовут в свои земли, озарённые благословенным светом, — с горечью и затаённой злобой произнёс одноглазый Нолдо. — Или что кто-то построит корабли. Но ваши воины оказались слабы, чтобы помочь Новэ Кирдану избавиться от осады, поэтому вы прятались по лесам, лишь изредка выходя из укрытий для охоты или рыбалки. — Спасибо вам за нашу свободу, — улыбнулась Туивьель, инстинктивно погладив ставший заметным живот. «Новэ Корабел, — подумала химрингская леди, — может быть, Линдиэль вернулась к отцу, поэтому не отвечает на письма, которые я отправляла в Оссирианд?» — Хотим мы или нет, — воин взял у торговца шкатулку и стал смотреть, чем её можно наполнить, выбирая украшения и большие и совсем крошечные — детские, — на восток идти придётся. Мы должны знать, не собирается ли там армия. Пока мы осаждаем север, Моргот может ударить нам в тыл или с фланга. Этого нельзя допустить. «Мы шли в Эндорэ, — вспомнила Туивьель слова Маэдроса, — и отец говорил, что это возвращение на Родину. Мы хотели однажды найти то самое озеро, где пробудились эльфы, некоторые думали, это мог быть Митрим, но я помню по рассказам, что на берегах Куивиэнэн всегда было тепло, а Туманное озеро холодное. Говорили, путь от родных земель был очень долог, и преодолели его только благодаря помощи Валар. Но мне нравится думать, что однажды эльфы смогут пройти той дорогой сами. Когда-нибудь моя военная крепость станет не нужна, и тогда… Может быть, даже не я, а те, кто придут после, найдут священное для нашего народа место в Арде». — Кхазад пойдут на восток с вами, эльфы, — сказал торговец, жадно сверкая глазами, — отберём у чёрного гада наши богатства! Пусть засунет своих чудищ обратно в свои пещеры и поглубже! Хватит портить нам жизнь! — Если бы Моргот с вами торговал, вы бы его врагом не считали, — недобро произнёс остановившийся рядом Синда с украшенным волчьим мехом плащом, висевшем на согнутой в локте руке. — Если бы Моргот создавал что-то, заслуживающее продажи и покупки, — парировал гном, — он не был бы Морготом! Эльфы переглянулись и с уважением кивнули торговцу: его аргумент, пожалуй, был неоспорим. *** Поцелуй был долгим, но, увы, не бесконечным, и Туивьель захотелось плакать. Сдержать эмоции не удалось, лицо некрасиво сморщилось, горячая рука, пока без перчатки, провела по щекам, стирая слёзы. «Не уезжай», — единственное, что хотелось сказать, только какой в этом смысл? Прощальный стремительно холодеющий взгляд бесцветных глаз стал ранящим и страшным, соскользнул с Туивьель к северу, и Маэдрос замер, словно изваяние из стали, — высокий, величественный и пугающий до дрожи, а потом вскочил в седло и вместе с верными скрылся за городскими воротами. Слёзы стало некому стереть с лица, Туивьель громко всхлипнула, как могла быстро побежала в крепость. Снова вспоминались слова печальной песни, произносить которые было страшно: вдруг сказанные вслух, они напророчат беду? «Разлука — вот извечный враг девичьих грёз…» Нет, это ненадолго. А после снова будет встреча и поцелуй. И март, который может показаться нескончаемым.