Свет проклятых звёзд

— Это что? — Морифинвэ рассмеялся, однако смотрел настороженно, словно готовясь броситься с оружием на собственных гостей в случае угрозы с их стороны. Когда в огромный зал, сверкающий самоцветами и золотом, две дюжины наугрим внесли нечто огромное и плоское, завернутое тканью, гости таргелионского нолдорана не знали, чего ожидать. Хитро смотря на короля, ногродские мастера засуетились, что-то прикрутили под шёлковым полотном, и открыли изумлённым взорам собравшихся стол из чистого золота, за которым могли разместиться около пятидесяти гостей. — Роскошный дар! — восхитился Феаноринг, жестом приказывая поставить себе подаренный предмет мебели, вместо уже имеющегося дубового. — Это хорошая попытка возместить мне потери, которые понесли мои верные в ваших пещерах. Омытое кровью золото блестит ярче. Сидя рядом с супругом на стуле, полностью сделанном из разноцветной яшмы и обитом вышитым золотом бархатом, Оэруиль внимательно наблюдала за пирующими гостями и невольно замечала, что гномы заимствуют у эльфов стиль одежды и украшений, а эльфы — у гномов. Ногрод и Таргелион всё больше говорили на смеси языков и походили на единое королевство, где правил, разумеется муж дочери оссириандского лорда. Понимание было таким приятным, что Оэруиль искренне заулыбалась и тронула блистающую перстнями руку Морифинвэ. Король удивлённо поднял бровь, усмехнулся и взял рубиново-золотой кубок. — За тебя, моя королева, — неискренне улыбнулся Феаноринг, — люблю, когда приятно удивляешь. Напоминание о переговорах с отцом заставило внутренне содрогнуться, но дочь лорда Каленовэ скрыла нахлынувшие эмоции надменным взглядом. — Я больше не боюсь тебя, — тихо произнесла королева Таргелиона. — Я была в Башне Морской Звезды и заставила её призраков подчиняться мне. — Призрак только один, — угрожающе прищурился Морифинвэ, отставляя в сторону опустевший бокал. — Нет, — уверенно заявила Оэруиль. — Я видела, их много. И они признали меня владычицей. — Эльфийка замолчала, наблюдая за супругом — не прикажет ли он убраться с пира или онеметь. Ничего не происходило, король внимательно слушал. — Проклятье превратило морские звёзды в небесные, — продолжила Оэруиль, — их свет злой и блёклый, он сбивает с пути и ослепляет, но теперь этот свет тоже подчиняется мне. — Полагаешь, теперь и я стану твоим слугой? — после паузы задал вопрос Морифинвэ. Таргелионская королева с изумлением взглянула на мужа, не услышав в голосе ни насмешки, ни угрозы. Неужели он спросил серьёзно? Нет, не может быть. Это игра. — Нет, — попыталась сказать с теплотой Оэруиль, — тебе лишь придётся найти новых призраков. — Я не стану поставлять тебе рабов бесплатно, — теперь уже громко захохотал Феаноринг. — Вокруг и так слишком много желающих нажиться за мой счёт. «Разве не наоборот?» — подумала дочь лорда Каленовэ, однако решила не спрашивать вслух. Среди многоголосого шума в зале звучала музыка. Звучала странно, однако Оэруиль быстро поняла, что её смутило, и песня перестала казаться неправильной: наугрим, приехавшие из Химринга, исполняли эльфийскую песню, долетевшую через осадный лагерь из земель врага. Музыка пугала, слова — тем более, а дочь лорда Каленовэ, невольно вслушиваясь, представляла героями баллады не страшную искажённую Морготом тварь и случайную жертву, а сидевшего рядом супруга и саму себя. — Не удержаться мне от побега, не скрыть жадных глаз, — пел пьяный чернобородый гном, жутко таращась, — гонит проклятье по талому снегу бежать в этот час. Поздно молиться, смеяться и плакать — Итиль на небесах! Вижу послание пламенных знаков, и жжёт алым кровь на губах! Я стал кошмаром, сумрачным стражем твоих страшных снов, Тёмною силой обезображен, не трать лишних слов. Эру, смотри, как меня убивает пожар нового дня! Ты, отрекаясь, бежишь, проклиная, туда, к свету, прочь от меня! Прочь! Уходи, не смотри мне в глаза! Свет позади, нет дороги назад! Да, это месть, беспощадная месть… Я — тот, кто есть, да, я тот, кто я есть! Прочь! Беги! Ступай! Я жду тебя… — Внимательно слушала? — спросил Морифинвэ, когда певец принял из рук благодарной публики бочонок. — Это тоже разведданные, королева. И они, пожалуй, наиболее правдивые из всех, что были сказаны за прошедшую дюжину дней. Помнишь, что рассказали ногродские торговцы? А химрингский гонец? А мой сын Алмарил? Письмо из Белегоста? — Да, — боясь сказать что-то неправильно, вздохнула Оэруиль. — Торговцы говорили, будто лорд Маэдрос больше не воюет с врагом, занявшись делами своего города… Нет, не города. Королевства? Я слышала… *** — Владыка Карантир, — поклонился гном, колпак, плащ и волосы которого звенели украшениями и весили едва ли не больше, чем сам поджарый мужчина, — в Химринге, кажется, забыли о войне! Все только и говорят о переменах, грядущих в крепости-страже! Мы с сыновьями внимательно слушали, но мало поняли, прости, владыка, нашу глупость! — торговец низко поклонился. — Говорят, после рождения наследника, лорд Маэдрос издал указ, что отныне в Химринге говорят исключительно на языке Квэнья, всех детей необходимо обучать только единой грамоте, которую создал Феанаро Куруфинвэ, остальные же языки Белерианда должны изучаться и исследоваться, но не использоваться в пределах города. Говорили, будто этот указ идёт вразрез с политикой верховного нолдорана! Но, владыка, я простой торговец, мне ничего не понятно! А ещё в осадный лагерь пришло войско из Химлада! Говорят, их послал Куруфин, сын Феанора! *** — Ты слышала, — ухмыльнулся Морифинвэ, — а поверила? Поверила, что торговец настолько прост, чтобы ничего не понять? Поверила, будто лорд Маэдрос, именующий себя на языке твоего народа, неожиданно решил продолжать дело отца, вступив в конфронтацию с королём, которого сам назначил? Если это правда, моя дорогая королева, у меня появился повод для гордости и опасения. — Химрингский гонец, — задумчиво произнесла Оэруиль, — ни словом об этом не обмолвился. — Разумеется, владычица призраков Башни Морской Звезды, — открыв перстень и высыпав что-то ароматное в кубок с вином, хмыкнул Феаноринг, — у него была иная задача. Мой брат, — речь ненадолго прервалась задумчивым молчанием, — хочет торговаться со мной. Возможно, мне придётся уступить, но сначала я рассмотрю все стороны дела. К тому же пир продолжается, будет ещё много вестей. — Принц… — начала говорить про Алмарила Оэруиль, но Морифинвэ поднёс палец к губам. — Песня, — перевёл король тему, — она пропитана страхом. Помнишь слова наугрим, ездивших в осадный лагерь, чтобы разузнать, какие товары можно туда привозить? «Эльфы не дрогнули, столкнувшись лицом к лицу с чёрным ужасом земель под названием Дор-Даэделот! Владения Моргота мёртвые и пустые, наполнены злом и вселяют ужас, но только не в воинов Нолдор!» Однако обмолвились, будто лорд Маэдрос не порадовался, узнав, что герой Астальдо ходил на разведку за Железные Горы. Вместо награды, сын верховного нолдорана получил резкие слова. — Даже храбрейшие боятся Моргота? — осторожно предположила королева. — Да, драгоценная моя, — поднял кубок Морифинвэ, — и песня это подтвердила. За тебя, владычица призраков! Дочь лорда Каленовэ с улыбкой выпила. Кто-то снова пел, но слишком неразборчиво — хмель делал своё дело. Взглянув, как красиво смотрятся на золотом столе расшитые ажурные салфетки под блюдами и вазами, эльфийка невольно просияла, и Феаноринг это заметил. — Этот подарок заставил меня задуматься, — прищурился Морифинвэ, осторожно проводя рукой по краю столешницы. — В юности вещи сами появлялись у нас дома, потому что мой отец постоянно получал дары. Каждый мастер и мастерица, считавшие себя лояльными Первому Дому Нолдор, старались угодить великому Феанаро Куруфинвэ. Я воспринимал это как должное, не задумываясь о мотивах этих эльфов. А сейчас мне интересно: моего отца одаривали, потому что он был сыном короля? Или, как сейчас, мне принесли этот золотой стол, стараясь искупить вину? Но в чём все эти эльфы могли быть виноваты перед отцом? Что они ему сделали? Ответь. — Я не знаю, — пожала плечами королева, пытаясь представить Аман и его обитателей. — Спроси призраков, — захохотал владыка Таргелиона и отвернулся, наблюдая за входящими в зал важными гостями.