Свет проклятых звёзд

Король Дурин Рыжий развернул письмо, глаза пробежались по тексту, застыли в одной точке. — Выйди, брат, — сказал владыка глухо, — выйдите все. Посмотрев на карту на стене, потом снова на письмо, гном с тяжёлым вздохом опёрся лбом на широкую, но гладкую без мозолей ладонь. Карта, письмо, карта, письмо. Взяв схему дорог и основных городов, Дурин сжал в пальцах деревянную палочку, обозначающую примерную длину дневного перехода, и стал считать. — Чего ждёт от меня народ? — пробурчал гном, покусывая усы. — Военных подвигов? Вряд ли. Но Азагхала привлекает именно это. Белегостский король-с-секирой заручился поддержкой самой могучей армии Белерианда и считает, что может мне диктовать условия. Особенно теперь, когда совместная с Таргелионом попытка устранить неугодного соседа потерпела крах. Черенок переместился вдоль гор с севера на юг. — И он, пожалуй, прав. Отложив палочку, Дурин взял записи, составленные при его предшественнике. — Маэдрос и Карантир — родные братья, — покачал головой гномий король, снял расшитый золотом и хризобериллом кафтан, оставшись в одной льняной рубахе. Страницы летописи зашуршали громче. — Голодрим пришли из-за моря для освобождения Средиземья от Моргота, злого хозяина несчастной земли. Все семь сынов Феанора прибыли ради войны, и что бы ни говорили сейчас, им нужны союзники-воины. Союзники, которых можно в первых рядах послать на убой? Посмотрев на свод пещеры, приспособленной под кабинет, залюбовавшись доработанными мастерами природными узорами, Дурин представил, как в его дом врываются враги и рушат прекрасные творения Махала, вздохнул и сел писать. Если война сейчас в большем почёте, чем мир, да будет так. *** — Я уезжаю, лорд Тургон, — гордо подняв голову, радостно улыбнулась Линдиэль, встав перед вассалом отца в позе воина. — Спасибо за всё, что ты сделал для меня. — Это мой долг, леди, — с равнодушной доброжелательностью произнёс сын верховного нолдорана. — И ты исполнил его на совесть, как и подобает верному подданному, — похвалила дочь лорда Кирдана Нолдо, уверенная, что это именно то, что ему будет приятно услышать. Турукано напрягся, однако улыбаться не перестал. Линдиэль, думая о том, что, возможно, ещё очень долго не увидит брата своего любимого Астальдо, посмотрела на Нолдо как-то по-иному, не так, как раньше. Чувствуя себя сильной и подчинившей сталь, эльфийка заметила то, что было скрыто от её взгляда раньше: неуверенность, зажатость, закрытость… Лорд выглядел уставшим и загнанным в угол, исхудал и осунулся, словно став ниже ростом, в глазах по-прежнему сиял дивный валинорский свет, но он был какой-то нездоровый, угасающий. Не то, что у его сестры! Линдиэль, коротко попрощавшись, грациозно развернулась, соединив в движении танец и бой, вышла за дверь, расписанную удивительными переплетёнными растениями, и еле сдержалась, чтобы не ударить стену. «Леди Аредэль Белая! Королева Зимы, как поют иногда о ней! Прекрасная женщина с чёрными, словно бездна, локонами и снежно-мраморной нежнейшей кожей! Гордячка, алые манящие уста которой источают яд, а в глазах одно лишь презрение! У-у-у! Придушила бы!» Выйдя из дворца, который давно перестал восхищать, Линдиэль взглянула на заполненную народом площадь. Холодный ветер нагнал серые тяжёлые облака на блёклое низкое небо, начал моросить дождь, однако эльфы продолжали слушать менестреля, который рассказывал о переходе через Вздыбленные Льды, исполняя песни, сочинённые в те тяжёлые времена страшных испытаний. Дочь лорда Новэ прислушалась. — А если там, под сердцем, лёд, — напевал музыкант, мечтательно любуясь совсем не красивыми тучами, — то почему так больно жжёт? Не потому ли, что у льда Сестра — кипящая вода, Которой полон небосвод? Зима приходит за теплом, В горячих пальцах снежный ком, И никаким неверным снам Не замести дороги нам В ночь под невидимым крылом. Кипит гранит, пламя взвилось, И так отроду повелось, Что всем клинкам и кораблям Дают девичьи имена. Что ж остается делать нам? Вслепую вновь перелистай Пергамент нам доступных тайн — Лёд, раскаленный докрасна, Любовь страшнее, чем война, Любовь разит верней, чем сталь. Вернее, потому что сам Бежишь навстречу всем ветрам, Пусть будет боль, и вечный бой, Не поднебесный, не земной, Но обязательно — с тобой. Ничего не останется от нас, Нам останемся, может быть, только мы, И крылатое вьётся пламя Между нами, и любовь во время зимы. Ничего не останется от нас, Нам останемся в лучшем случае мы, Хорошо, что уже не страшное пламя пляшет, как любовь во время зимы. — Любовь не страшная! — засмеялась Линдиэль, сбрасывая тёплую накидку прямо на плиты. — Любовь прекрасна! А вы дальше бойтесь своих желаний, не верьте в себя и сидите страдайте! Побежав через площадь, эльфийка, уверенная, что все сейчас на неё смотрят, чайкой взлетела на прибрежные скалы, разделась и прыгнула с обрыва в холодное море. Вынырнув со смехом и радостным криком, дева посмотрела, как красиво напрягаются ставшие сильными мышцы рук, груди, живота и бёдер. Тело стало упругим и прекрасным! Астальдо непременно заметит и оценит, как изменилась «всего лишь одна из дев-Тэлери». Теперь Линдиэль не никто! В её руке меч сверкает небесной молнией! Кольчуга струится чешуёй по телу и совсем не кажется тяжёлой! Выбравшись на каменистый берег, прикрывая наготу серыми прядями, дочь лорда Новэ быстро оделась и полетела собираться в путь к своей мечте, которая снова не казалась несбыточной.