Свет проклятых звёзд

Странной формы кинжал был небрежно брошен на стол, сильная жилистая рука в кожаной перчатке сдавила массивный кузнечный молот. Отойдя от горна, беловолосый эльф, сутулясь из-за низкого потолка, отложил инструмент и критически осмотрел углы мастерской. — Уже уезжаешь? — спросил зашедший попрощаться гном с ещё не отросшей бородой. — Сам-то как думаешь? — хмыкнул эльф, подбросив и поймав длинный гвоздь. — У меня есть обязательства перед одним родственником, у которого выдолблен мозг, а вместо него напиханы испражнения. Но, малец, открою тебе секрет — все короли такие. — Разве только короли? — рассмеялся подмастерье. — Не только, — задумчиво отозвался Эол, — но на остальных я сам испражняюсь, а короли — на меня. — Логично, — почесал заросший подбородок гном. — Более чем. Эльф накинул на голый торс почерневшую от сажи рубаху и вручил гвоздь приятелю. — Засунь его в зад какому-нибудь Нолдо, — скривился брат Тингола. — И передай от меня пожелание счастья. — Почему именно Нолдо? — захохотал подмастерье. — Потому что Тэлери в кузницу не придут, — пожал плечами Эол. — Счастливо оставаться. Гном проводил взглядом эльфа и, подбросив и поймав гвоздь, хитро улыбнулся, зная, кто именно из Нолдор может в ближайшее время появиться в Ногроде. Правда, шутку он вряд ли оценит по достоинству. *** Намокший после дождя лес шумел громче обычного, однако эльфийский патруль и отступники-дориатрим легко обнаружили друг друга и, не видя смысла таиться, вышли из укрытий. — Что вам тут надо? — спросил Эол, встав на шаг впереди сопровождавших его слуг и служанок, больше напоминавших шайку, соскучившуюся по хорошей драке. — Мы должны обеспечить отсутствие посторонних глаз на пути лорда, — очень мило улыбнулся молодой черноволосый сероглазый эльф, демонстрируя, что за оружие браться не планирует. — Как тебя звать, раб какого-то там лорда? — хмыкнул брат Тингола, потом посмотрел на своих спутников и растянул губы в отвратительной ухмылке. — На самом деле, мне плевать. Засунь своё имя себе в зад, а лорду передай, что я сношал его владения в каждое окно и каждую дверь. — Вот это орочье наречие! — не смог скрыть за насмешкой обиду воин. — Однако вы не орки, значит, драться с вами я не стану. — Очень жаль, — нахмурился Эол. — А я так рассчитывал посадить тебя и твой отряд на колья! Ты меня разочаровал, раб. Идём, мои верные друзья, — сказал он слугам, и патрульные изумлённо заморгали, увидев перед собой пустоту. — Что это было? — спросила девушка, красная от злости. — Понятия не имею, — отозвался Келебрех, оборачиваясь. — Но этот тип явно сбежал из морготова рабства. Как и Рог. Такой же странный. — Я бы сказала, что мне его жаль, — процедила девушка, — но не скажу. — И я не скажу, — вздохнул эльф. — Однако свою задачу мы выполняем хорошо: с пути лорда Тургона этот тип убрался, хвала Эру. Соратники Келебреха покачали головами и пошли дальше, отправив в лагерь весть о том, что в этой части леса попадаются колдуны. *** Вечерний сумрак медленно опустился на далёкие горы, звёзды скрылись за низкими рваными облаками. Воздух стал прохладным и вязким, словно перед грозой, птицы перестали весело перекликаться, лишь изредка звучали одиночные трели. — Я боялась, что лорд Кирдан не отпустит мою семью в горы, — говорила шедшая рядом с Эктелионом светловолосая дева, — мне тогда пришлось бы тайно бежать с тобой. Менестрель улыбнулся, впервые за бесконечно долгие годы чувствуя себя счастливым. Юность Нолдо наступила вместе с павшей на Валинор тьмой, потом был Исход и война с Тэлери, после — Хэлкараксэ, а в долгожданном Эндорэ — метания в поисках дома, рощи и потаённой земли… Узнать, что такое счастье, Эктелиону было просто неоткуда, а чужой пример слишком часто оказывался трагическим, вселяя в сердце страх надеяться на лучшее. И вдруг словно сама судьба указала путь: когда лорд Турукано объявил о переселении в тайное место, которое безусловно безопасно, ведь, по секрету, рядом живут Орлы Вала Манвэ, а это означает, что Моргот туда не сунется, и неважно, по какой причине — страх или сговор, в жизни менестреля появилась девушка, назвавшая себя Флейтой. И в сердце Нолдо расцвела уже не ожидаемая весна. — Но меня кое-что волнует, — опустила глаза эльфийка, — целый город уходит с побережья, пусть и группами, пусть окружённый патрулями и скрытый чарами. Я боюсь, Эктелион, что нас заметят. — Не заметят, мы же не теряем бдительность. Вдруг сверху упала сеть, и спрыгнувший с дерева Глорфиндел повалил друга и девушку на мох. — Настоящая война ещё даже не началась, а вы от неё уже устали настолько, чтобы не смотреть по сторонам? — наигранно по-доброму рассмеялся воин, одним движением встав на ноги и освободив Эктелиона и Симпину. — Было бы совсем невесело, если бы ловушку подготовил не я. — Ты завидуешь мне! — изображая добрую шутку, обвинительным тоном произнёс менестрель, и Нолдор посмотрели в глаза друг другу испепеляюще. — Не думай, что я столь прост, чтобы всё сводить к отношениям, — пшикнул, наконец, Глорфиндел, взгляд сияющих синих глаз стал теплее, хоть и высокомернее. — Меня волнуют гораздо более важные проблемы на нашем пути, но тебе, друг, не до них. — Завидуй молча, — рассмеялся, остывая, Эктелион. — Сам мне меч отдал, чтобы я подарил его сыну. Что теперь за претензии? — Я не хочу увидеть твой изуродованный труп, — зло сказал золотоволосый Нолдо, резко развернулся и скрылся в зарослях боярышника. Обняв Симпину и отряхнув с неё мох, менестрель снова забыл обо всём на свете, отчаянно хватаясь за надежду на счастье. Сердце бешено колотилось, дышать становилось трудно, а губы глупо улыбались, но ради таких мгновений можно было пожертвовать вечностью. *** Остановившись около раздвоенного клёна, Глорфиндел ласково тронул ствол, достал флягу и отпил крепкого вина. «Это снова братоубийство! — вспоминились злые слова, брошенные в лицо лорду Турукано на последнем совете перед выступлением из Виньямара. — Мы собираемся повторить то, за что нас изгнали из Амана!» «Неужели? — встряла в разговор Ириссэ, буквально заткнув рот и брату, и его оппоненту. — Тебя, кажется, не просили принести головы соседей». «Женщины, — высокомерно скривился Лаурэфиндэ, — только дашь им право голоса, как они сразу сделают всё, чтобы уничтожить тебя!» «Что? Прости, что ты сказал?» — сестра лорда, казалось, вот-вот схватится за оружие. «Я скажу так, — золотоволосый воин нагнулся через стол к Турукано, — тайный путь и тайный город означают, что секретность придётся охранять. Я прекрасно понимаю, что это значит, и готов быть одним из «Орлов», приносящих вести и защищающих подходы к городу, но такая верность, лорд, будет лишь при одном условии. Да, я полагаю, что имею право требовать, потому как прекрасно понимаю: мне придётся убивать собратьев, которые волей или неволей узнают путь в Ондолиндэ. Мне придётся не подпускать их к спасительным вратам, что тоже означает смерть. Это война против своих! Но я согласен оставаться верным тебе, родич, если ты сохранишь верность моей сестре!» Услышав эти слова, Турукано ничуть не смутился, зато Ириссэ сразу же притихла и помрачнела. Не дожидаясь дальнейших разговоров, Глорфиндел сгрёб со стола свою часть карт и удалился с совета, чтобы не стать врагом для собственного лорда. *** В прозрачной дымке, словно вуалью закрывавшей небо, парили два исполинских орла. Играя друг с другом, птицы, разумеется, наблюдали с высоты своего полёта за суетой внизу и передавали увиденное Владыке Арды. Никто не знал, что думал Манвэ, получая вести из падающей перед натиском тьмы земли Эндорэ, лишь тюремщик Намо Мандос молчаливо переговаривался с братом-королём, но их речи оставались тайной даже для Варды и Вайрэ. Валинор отгородился от зла. Земля Валар не видит тьмы, не знает боли и страданий, в Благословенном Краю есть место только свету. Только… счастью. *** Много дней и ночей сменили друг друга, прежде чем глазам ушедших вперёд разведчиков открылась заветная долина в кольце неприступных гор. *** — Мы пришли в наш новый дом, — произнёс, поднявшись на огромный островерхий камень, Турукано, подозвав к себе сестру, дочь и шурина, — и, верю, останемся здесь навсегда. Нам не придётся больше метаться в поисках, бояться за свою жизнь и жизнь близких, и наше появление в тайной долине не случайно. Мы отреклись от Валар, считая их никудышными владыками, однако их пример многому может научить нас. Не желая побороть зло, они укрылись от него, ушли с пути тьмы. Мы поступили так же. Мы сохраним жизни, а если Эру однажды восстановит справедливость в Арде, мы сможем открыть наши границы и с радостью впустим к себе всех желающих! В стремительно светлеющем ясном небе одна за одной гасли звёзды, горизонт начинал розоветь. Белоснежные с едва заметными голубыми узорами одежды и серебряный крылатый венец лорда Турукано переняли оттенок рассвета. Ириссэ, сверкая тёмно-синим платьем, усыпанным звёздами из горного хрусталя, ослепительно улыбаясь, провела в воздухе раскрытой ладонью, как иногда приветствовала аманэльдар Варда Элентари. Иттариэль снова казалась маленькой девочкой, смущённой и немного испуганной, её улыбка и опущенные ресницы, напряжённые плечи выглядели очень мило и трогательно, а платье, немного напоминающее одеяние Ириссэ придавало образу воздушности, и возникала невольная ассоциация с Майэ Илмарэ, даже несмотря на царственность Айну и стеснительность принцессы. Глорфиндел, тоже в белом с голубым, встал, гордо выпрямившись, опираясь руками на меч. На груди воина красовалось изображение орла, и многие вспомнили глашатая Владыки Манвэ. Изначально Турукано не планировал изображать Валар со свитой, это вышло случайно, когда выяснилось, что вся символика тайного города так или иначе связана с главными его защитниками — орлами, а также белоснежным деревом. Леди Ириссэ начала шутить, что отрекшиеся от Валар сами превратились в Айнур, однако менять что-либо в облачении никто не стал. — Мы больше не изгнанники! — продолжил говорить Турукано. — Теперь, в безопасности, мы будем свободны и воспрянем от тяжкого сна! Мы расправим крылья, снова расцветёт наука и ремесло! Арда была сотворена музыкой, и мы здесь создадим свой мир песней камня — Ондолиндэ! Гондолин. К подножью камня подошёл Галдор с супругой, одетые в зелёное. В руках эльфа была огромная кадка с маленьким белоснежным деревцем, которое уже не выглядело чахлым, его ветви окрепли, листочки налились влагой и стали ещё ярче. — Мы пришли сюда не судить, ибо сами столкнулись с судом и знаем ему цену, — голос лорда стал громче, — однако каждый понимает свою ответственность перед собратьями, поэтому обязуется хранить тайну нашего города, что бы ни произошло. Для деревца осторожно выкопали ямку, пересадили его из кадки в землю. Галдор и супруга поклонились новому символу города, и все присутствовавшие поступили так же. — Мы пришли с надеждой на неповторение ошибок. Мы не будем зависеть ни от одного короля или лорда. Отныне я сам здесь король! И каждый, кто захочет, станет лордом и главой своего Дома. Остальные же вправе выбрать, кому служить. Небо залилось утренним золотом, свет озарил долину, и тень от гор медленно отступила. Крошечные белые листочки заиграли серебром. — Как только деревце укоренится, — сказал Галдор, — я срежу черенки и рассажу их по долине. Возродим священную для Тэлери Белую Рощу! — Так и обустраивали Аман для эльфов, — рассмеялась Ириссэ. — Собрались владыки с помощниками, создали безопасное место, украсили и пригласили Детей Эру. — А знаешь ли ты легенду о появлении символа Гондолина? — наигранно плавно подошёл Пенголод и взял Галдора за плечи. — У священного Древа Телперион был росток Галатилион, который, в отличие от родителя, не светился. Белоснежное дитя росло около самого красивого дворца величайшего города Тириона, который, разумеется, принадлежал брату дивной королевы Индис, и дерево почиталось наравне с Дарящими Свет. Уходя из Амана, твой владыка не захотел расстаться со святыней и срезал побег с Галатилиона. Весь путь через Хэлкараксэ лорд Тургон бережно хранил отросток, а потом прятал его от глаз завистников и врага, чтобы, наконец, посадить его здесь. «Проклятые сказочники», — мысленно выругался Глорфиндел, поджав губы и закатив глаза, с трудом промолчав о том, что, выходит, нолдорский принц смог сберечь никому не нужное дерево, но не сохранил жизнь жены. — Летописцы должны говорить только правду, — недовольно произнёс Галдор. — Ты, а не король, сделал белое дерево символом своего Дома, — отмахнулся книжник, — никто не претендует на твои заслуги, а сказка — это просто сказка. Или здесь ещё есть кто-то, кто не устал от правды? Купаясь в небесной лазури, сияющей золотом дня, парили исполинские орлы. Эльфы улыбались и приветствовали своих защитников, которые, разумеется не ответили и даже не приблизились, оставшись так же недосягаемо высоко. — Слава королю Тургону! — провозгласили эльфы, радуясь концу пути и золотым лучам дня, не замечая, как за горами собираются тучи. — Славься, благословенный Гондолин! — Айя аран Турукано! Айя Ондолиндэ! — Да звучит Песня Камня вечно!