Свет проклятых звёзд

— Молодец наш король! — захохотал эльф с собранными в короткий хвост золотыми волосами. — Я рад, что государь не позволяет Феанарионам безнаказанно командовать собой! — Сомнительное наказание, Филинквэ, — отозвался с дерева Орикон, похоже, до сих пор недовольный тем, что ему пришлось надолго покинуть жену и маленького сына Эдрахиля. Старший из его детей — следопыт Миньятолос отправился вместе с отцом сопровождать короля и сейчас молча смотрел на поляну и её неприглядных обитателей. — Надо сообщить остальным, что мы нашли племя, и, похоже, это те самые Младшие Дети Эру, о которых упорно молчали Валар, — черноволосый эльф выглянул из своего укрытия. — И в Нарготронд тоже. Не думаю, что эти существа опасны для нас, вооружённых луками, но о такой находке молчать нельзя. Неизвестно, во что превратится подобное племя через пару дюжин лет, если оставить его без присмотра. — Правильная мысль, Сайвэ, — Филинквэ ниже опустил капюшон. — Идём вместе, чтобы, слушая тебя, никто не подумал, будто ты поел не тех грибов. — Они решат, что мы обедали вместе, — рассмеялся Нолдо, быстро зашагав в направлении оставленных присматривать за лошадьми собратьев. Орикон переглянулся с сыном. Эльфы думали об одном и том же — стоит показать себя, дать знать дикарям, что красиво поющее дивное создание явилось к ним среди ночи не одно, ведь мало ли, какая дурь взбредёт в голову членам племени? Может, они решат съесть неведомого гостя или разобрать на сувениры и колдовские амулеты? Незаметно подав владыке сигнал с вопросом, Орикон получил отрицательный ответ и напрягся сильнее прежнего. Похоже, нарготрондский король совсем не думал о возможной опасности, исходящей от любого существа, наделённого разумом и желаниями. *** Опомнившись от потрясения, когда дивная музыка смолкла, жутковатого вида существо, судя по форме груди — женского пола, ринулось оттаскивать назад ребёнка, который уже почти дошёл до неведомого прекрасного сияющего солнечным золотом гостя. Малыш запротестовал, и тут же получил тяжёлую оплеуху от испуганной матери, или кем ему была эта заботливая дикарка? Финдарато снова поднял инструмент, улыбаясь ещё милее. С одной стороны, находиться в окружении не слишком приятно выглядевшего племени было, мягко говоря, некомфортно, но с другой — король чувствовал, что наконец может быть действительно нужен и полезен, и никому своей помощью не навредит. — Я, — сын валинорского нолдорана положил ладонь на грудь, желая дать понять, что пытается представиться, — аманэльда, Нолдо. Я — Финдарато Инголдо Арафинвион из Дома Финвэ, что в Тирионе на Туне, в далёком Благословенном Амане. Финрод Фелагунд, друг гномов Ном. Владыка Нарготронда, Тол-Сириона и Дортониона. «Ном, Ном», — пробежали шепотки, и король с досадой подумал, что, конечно, неразвитый народ станет называть его самым просто произносимым гномьим прозвищем. Один из спавших охранников неожиданно всхрапнул очень громко и, похоже, испугавшись изданного самим собой звука, содрогнулся и с сонной неразборчивой руганью сел, мотая головой. Финдарато сдержанно рассмеялся, и вдруг из замершей в отдалении толпы выступил крупный, относительно чистый и почти не вонявший сильный мужчина с разрисованным телом, волосы и борода которого были чёрными с редкой малозаметной проседью. Дикарь был местами прикрыт беличьими шкурками, на шее висели многочисленные бусы из всего, что можно найти в лесу. Сделав несколько очень уверенных шагов вперёд, храбрый член племени затормозил, обернулся — похоже, он был уверен, что за ним кто-то последует, однако этого не произошло. Несколько мгновений поколебавшись, дикарь, слегка побледнев, однако сделав натянуто-злое лицо, скоро кивая сияющему гостю, будто заранее со всем соглашаясь, тыкая себя в грудь, повторяя при этом «Бу-бур-бур», обошёл Финдарато по широкой дуге и вцепился в горло спящему на посту собрату. По аналогии с наугрим, Финдарато оценил примерный возраст смельчака — было похоже, что это зрелый отец семейства, ещё способный к продолжению рода. «Да ладно! — прозвучал в памяти возглас одного из «лучших друзей-гномов», когда, ещё на Тол-Сирионе, Инголдо принимал решение уходить в пещеры на Нароге, а это было тяжело сделать без солидного бочонка хмеля и весёлой компании — одиночество заставляло думать о собственной ничтожности перед Валар, зато с неунывающими наугрим всегда, пусть и ненадолго, возвращалась вера в себя. — Да не может быть! Неужели у эльфов никогда не опускается долото?! Никогда-никогда не наступает вечный интимный покой? Да ладно! — А когда выпито стало совсем много, ногродский посланник обнял Финдарато и наставительно заговорил вполголоса: — Никогда, слышишь, Ном, никогда и никому не говорите, дивнюки хреновы, что у вас вечная могота! Иначе соберётся армия обвислых и оторвёт ваши светящиеся яйца!» — Буур! — одной рукой держа ошалевшего собрата за горло, а другой со страшной силой лупя себя в мощную грудь, завопил дикарь. Толпа, испуганно смотря то на Финдарато, то на дерзкого храбреца, стала кивать, махать руками, повторяя «Ном», «Буур» и ещё много простых непонятных слов, о смысле которых, однако, Инголдо начинал догадываться: вышедший вперёд мужчина, похоже, считался здесь главным и теперь был обязан призвать к ответу опозорившихся перед Номом соплеменников. Первой мыслью было: не дать дикарю расправиться с пьянчужкой, однако что-то подсказывало — лучше не вмешиваться. В конце концов, охранники действительно крайне безответственно подошли к своим обязанностям, и стоило представить, как в такой ситуации поступил бы сам Финдарато. А Маэдрос? Разговоры вокруг стали громче, и нарготрондский король поймал себя на мысли, будто слышит нестройный, необученный музыке хор, в котором кто-то хотел солировать, другие же солировали против воли, а третьи — подпевали основной теме. Это звучало отвратительной какофонией, где тема вождя, ища поддержки смолкнувшей музыки Нома, хотела утвердиться, заставляя другие мелодии играть сдавленно, испуганно, ведь не мог же лидер бояться один или больше других. Тема Младших Детей Эру, какой её смог услышать Финдарато, была ужасной, грязной и фальшивой, однако что-то в ней притягивало, заставляло вслушиваться, искать красоту, которая пока незаметна, словно алмазы в толще породы. Ни один камень не выглядит прекрасным сразу: даже самый дивный берилл изначально грязный, неровный и не блестит. То же ощущение возникало и с дикарями: сын Арафинвэ отчаянно верил — они могут быть прекрасны, если рядом окажется тот, кто захочет этому поспособствовать. Вдруг нестройный хор голосов смолк. Финдарато не сразу понял, что произошло, однако, догадавшись, еле сдержал смех: вождь, рассчитывая на своих бойцов, которые не вышли вместе с ним, накинулся на пьянчуг без оружия, зато спавшие на посту охранники поляны были вооружены и довольно быстро вспомнили об этом. Получив увесистой дубинкой, главный дикарь рухнул на землю, однако быстро вскочил, и на этот раз подмога всё-таки пришла. Финдарато подумал, что находиться рядом с дерущимися — совсем не то, чем хотелось бы заниматься в эту дивную ночь, однако бежать или вмешиваться — тоже плохая идея. Пытаться разнять даже умных и образованных принцев порой непросто, а уж этих… И вдруг Инголдо с ужасом понял — оставшиеся в стороне члены племени ждут от него помощи. Подумав, что поднимать оружие на дикарей будет совсем нечестно, а чтобы нанести удар чарами музыки, понадобится время, нарготрондский король медленно встал, и в этот непростой момент помощь пришла с очень неожиданной стороны. Ветви ближайшего дерева вдруг заколыхались, и на поляну, сияя золотыми волосами и развевающимся плащом, спрыгнул, будто спустился с неба, один из прятавшихся в засаде верных. — Мо-ой госуда-а-арь! — запел эльф, делая вид, будто обращается к звёздам с мольбой. — Э-эти существа-а опа-асны. Может быть, уйдё-ом? — Не-ет, Эрьярон! — подыграл Финдарато. — Нам не-ечего бояться: Младшие Дети никогда не видели зла от эльфов, поэтому не причинят нам вреда. — Слу-у-ушаюсь и повину-у-уюсь! Поняв, что солнечных гостей уже двое, люди растерялись — ведь дневное светило в небе только одно, так откуда же ещё взялось? — и драка стихла. Из кучи-малы постепенно выбрались все участники потасовки, и вождь, снова постучав себя в грудь, отдал какой-то приказ. Толпа затрепетала. Что произошло в следующий миг, ни Финдарато, ни Эрьярон не поняли: к ним подошли двое стариков, державших на глиняных подносах тлеющие угли. Кроме того, дряхлые мужчины привели эльфам совсем юного мальчика и девочку, только-только становившуюся девушкой. — Заче-ем они на-ам? — очень пафосно пропел Эрьярон, делая вид, что снова обращается к небу. — Понятия не име-ею! — провозгласил Инголдо. Пока старики с углями и юнцами пытались что-то объяснить сияющим гостям, вождь и ещё несколько мужчин примерно его возраста выгнали горе-охранников за пределы поляны. Три женщины, громко рыдая, таща за собой детей, последовали за ними в чащу. — Скажем, чтоб не изгоняли? — устав петь пафосно, упростил мотив собрат Финдарато. — Пожалуй, это не наше дело, — спустился на низкие ноты король, и старики чуть не уронили свои подносы, почему-то испугавшись. — Бо-ольше так не пой, мой владыка! — Эрьярон был потрясающе серьёзен. — Ла-адно! — согласился Инголдо, прозвенев трелью соловья. Решив, что тема музыки проще и понятнее, чем дети и угли, нарготронский король снова взял инструмент и вопросительно посмотрел в толпу. Глаза стариков с подносами вспыхнули негодованием, оба дедка начали что-то бормотать, делать губами «Пуф-ф-ф!», мотать и без того трясущимися головами, а мальчик и девочка восхищённо любовались эльфами, которые, увы, не могли ответить взаимным восторгом. В толпе поднялся шум, и в сторону сияющих солнцем гостей вытолкнули испуганного юношу, тоже разрисованного, растрепанного, исцарапанного, словно после драки с рысью, с короткой редкой бородёнкой. Человек смущённо посмотрел на эльфов, но когда Финдарато заулыбался и, положив инструмент на землю, отошёл чуть назад, музыкант вдруг радостно взвыл, запрыгал, закружился, схватил то, на чём только что играл Инголдо, начал неистово терзать струны, кувыркаясь через костёр, потом с диким воплем выпрямился, разбил инструмент себе об голову и начал самоудовлетворяться, счастливо подвывая. Нолдор переглянулись. Не сказав друг другу ни слова, оба подумали об одном: если подобное поведение одобрить, всё племя начнёт так делать, а наблюдать столь нелицеприятную картину желания не было совершенно. *** Спешно преодолевая путь через чащи и болота, порой передвигаясь по деревьям, не касаясь земли, Сайвэ и Филинквэ добрались до оставленных сторожить лошадей собратьев, когда рассветная зорька окрасила небо нежными оттенками оранжевого, розового и бирюзового. — Да, случилось, — ответил на незаданный вопрос черноволосый следопыт, обращаясь к своему кузену Воримо, вместе с которым во время Исхода ушёл из Первого Дома в Третий, понадеявшись на бесхитростную спокойную мудрость принца Арафинвэ. Но когда верность младшему сыну Финвэ стала означать униженное покаяние перед Валар, братья последовали в Хэлкараксэ вместе с новым главой Третьего Дома Нолдор — Финдарато Инголдо и впоследствии были рады, что поступили так, поскольку позорное положение обездоленных, лишённых статуса и почестей последователей Феанаро теперь их не касалась, как и безвольное поклонение более не уважаемым Айнур. — Что, Сайвэ? — Мы нашли Младших. И я не уверен, что рад этому. Филинквэ молча подсел к костру, былая весёлость начисто стёрлась с лица охотника. Сероглазый сероволосый юный полусинда посмотрел на озадаченных соратников, не понимая, что их так встревожило. — Видишь ли, Эсуил, — сказал ему Сайвэ, — король Финдарато, Финрод Фелагунд, постоянно пытается в Эндорэ с кем-нибудь дружить. И знаешь, чем это оборачивается? К примеру, прекрасная дева из дивного Валинора вышла замуж за ничем не примечательного серого эльфа, и родился ты. Но, пожалуй, это единственное последствие, за которое не стыдно и не страшно. Полусинда прищурился. Да, Сайвэ нередко иронизировал над коренными жителями Эндорэ, считая себя лучше них, однако привыкать к этому не собирался и подумывал однажды устроить настоящий поединок, чтобы, пусть и проиграв, хорошенько проучить язвительного собрата. — Наш светлый владыка, Эсуил, — продолжал говорить следопыт, — пытался стать другом Тинголу. Что из этого вышло? Мы оставили в Дориате выстроенные дома и дороги, сады, драгоценности, приобретённые в Валиноре знания, а выгнали нас, словно мы самолично предали Эльвэ! А всё почему? Потому что мы братоубийцы, как и все Голодрим! Потом владыка Инголдо подружился с наугрим. Союз оказался скреплён войной. И знаешь, о чём я теперь думаю? Я надеюсь, что ради дружбы с Младшими Детьми Эру нам не придётся убивать их собратьев. — Не уверен, что нам нужна их дружба, — хмыкнул Филинквэ, поворачивая вертела над костром. — Нам — нет, а королю, похоже, да, — черноволосый следопыт взглянул на кузена, ища поддержки. — Посмотрим, чем это обернётся. Хотя, признаю, начало наших взаимоотношений вышло забавным, — охотник подбросил в огонь хворост. — Что произошло? Расскажите об этих созданиях! — заинтересовался Эсуил, забыв обиды. — Сначала я хочу понять, к чему был этот разговор, — появился из-за деревьев эльф с редкой внешностью: золотыми волосами Ваньяр и карими глазами Авари. — В беседах о заключённых в Средиземье браках между аманэльдар и недостойными их дикарями ты, Сайвэ, не раз плевался ядом, и однажды ответишь за это, когда я получу позволение короля причинить вред его ближайшему верному. Но сейчас я услышал гораздо худшие речи, чем обычно. В моей семье всегда с недоверием относились к перебежчикам, независимо от обстоятельств, заставивших отречься от своего лидера, и теперь я снова слышу подтверждение правоты родичей. Ты, бывший верный Феанаро Куруфинвэ, хочешь снова сменить владыку и подбиваешь на это нас? — Никогда не понимал тех, кто шёл за Феанаро и называл его своим лидером, — вступился за собрата Филинквэ. — Своего лидера необходимо поддерживать и защищать, но Феанаро так себя вёл, что у его сторонников просто не оставалось друзей! Я не хотел оказаться верным лорда, который вечно воюет один против всей Арды, умудряясь настроить против себя любого, кто имел несчастье оказаться в поле его зрения. Защищать короля от каждого встречного — нет, благодарю. Это слишком большая честь для простого охотника. — А я ни за что не присягнул бы Нолофинвэ, — Воримо встал рядом с кузеном, давая понять, что не позволит выяснять отношения силой. — Во Втором Доме мне не нравилось, что я проигрываю в искусстве менестреля этому опарышу Аклариквету! Кому угодно можно уступить первенство, но только не ему! — Ха! — Сайвэ скрестил руки на груди. — Я знаю одного любителя витать в облаках, который пошёл в Исход с Финдарато ради Артанис. Этот глупый эльда всегда был влюблён в Нэрвен, но не смел ей сказать и даже присягнуть на верность: знал — она однажды выберет в мужья другого, и понимал, что не сможет вечно быть рядом, видя её недоступной. Видя её чужой женой! А на службе у короля Финдарато остаётся надежда иногда слышать о любимой, знать, как у неё дела, а, может, и увидеть вновь когда-нибудь. Но в итоге, вместо мечтаний о прекрасной Нолдиэ, этот глупец проводит время то с гномами, то с этими существами, которые воняют не лучше орочьего войска! — Ни за что бы не стал рядиться орком, — вдруг сказал Эсуил, снимая с огня дичь, — даже если это вопрос жизни и смерти! Это мерзко! Недостойно! Вы слышали о странных орках в Таргелионе? Химрингские воины молчат о военных делах, зато верные короля Маглора пару раз обмолвились о том, что их обвиняют в безответственности, приписывая плохую службу на границе, мол, сквозь «Дыру Маглора» орки лезут. Но воины уверены, что мимо них никто не мог пройти, а после Аглареб всех прорвавшихся в Белерианд врагов перебили! — Стать орком — худшее, что может случиться с эльфом, — кивнул золотоволосый кареглазый воин. — Однако я хочу услышать объяснения! — Йавиэрион, — Филинквэ похлопал юного собрата по плечу, — никто здесь не думает о предательстве. Я пошёл за моим королём не только потому, что мой лучший друг Индвэ долго меня уговаривал, приводя разные аргументы. Я любил Валар и готов был многое им простить, готов был верить, что всё снова будет хорошо, но ни один из оставшихся в Амане королей более не казался мне достойным, а Валар считать непосредственными лидерами, минуя арана, не решался. Кто я, чтобы настолько приблизиться к ним? Валар не меня избрали. — Охотник хмыкнул. — Уходившие в Эндорэ владыки тоже казались мне не теми, за кем я бы следовал, не оглядываясь. Я никогда не понимал вражды Феанаро и Нолофинвэ, не оправдывал ни одного, ни другого, поэтому очень рад, что король Инголдо выше подобных дрязг. А заодно мне не обидно, что моя жена не пошла со мной в Исход. Если уж самого Финдарато не поддержала супруга, то и мне горевать не о чем. — Мы отвлеклись, — Сайвэ посмотрел в ясное синее небо. — Воримо, пойдём со мной к поляне с дикарями, а Филинквэ останется здесь — расскажет остальным, кто на этот раз будет нашими друзьями. Полагаю, надо готовиться к неожиданностям. *** Посмотрев с неодобрением на почти достигшего высшей степени блаженства дикого менестреля, сын валинорского нолдорана обернулся к Эрьярону и очень осуждающе покачал головой. — Финдарато Инголдо, Финрод Фелагунд Ном, — плавно положив ладонь на грудь, произнёс нарготрондский владыка, — не хочет это видеть. Некрасиво! Какая-то седая женщина испугалась, бросилась обнимать занятого собой музыканта. Тот мгновенно рассвирипел, потому что очень хотел закончить дело, но его отвлекли, и желание пропало. Не обращая внимания на истошно орущего и вырывающегося соплеменника, старуха начала что-то умоляюще кричать и размахивать свободной от крепкого объятия рукой. — Не знаю, что она имеет в виду, — тихо сказал Эрьярон, — но тебя явно поняли неправильно. — А как сделать, чтобы поняли правильно? — съязвил Финдарато. Верный собрат пожал плечами, сделал шаг в сторону от своего владыки и показал жестами, что демонстрировать возможности своего достоинства следует там, где никто не видит. Люди испугались ещё больше, женщина уволокла куда-то горе-музыканта, и воцарилась тишина. — Может, уголь на подносе надо было взять и поджечь? — предположил Эрьярон. Король развёл руками. Надеясь, что не каждое его действие будет сопровождаться публичным самоудовлетворением или паникой дикарей, Инголдо взял из-за пояса кремень. Старики с углями, злые и растерянные, заметив внимание, приободрились, подтолкнули вперёд юнцов. Немного подумав, Финдарато подмигнул собрату и дал знак бдившему поблизости Орикону. Третий золотоволосый эльф оказался на поляне и протянул своему королю щит, украшенный символом Нарготронда. Нарисованный на металле факел так потряс стариков, что они оба затряслись и упали бы, если бы на помощь не подоспели собратья. Финдарато хотел снова запеть, потому что из всего, что он делал, дикари спокойнее реагировали именно на музыку, но вдруг горизонт начал светлеть, восходящее солнце озарило верхушки деревьев, и люди, до этого момента считавшие Инголдо небесным светилом, а других эльфов — вероятно, его детьми, поэтому боявшиеся к ним приближаться из-за опасности сгореть в небесном священном пламени, поняли — перед ними вовсе не солнце. И страх, смешанный со священным трепетом, сменился иными чувствами.