Свет проклятых звёзд

— Ух-ух-ух! — пыхтел мощный коренастый мужчина, слишком долго ёрзая на матери своих многочисленных детей, тщетно стараясь сделать ещё одного. — Ух! Ух! О-о-о… Фу-ух. Собранный из веток шалаш на лето оставили без утеплённой крыши, сменив её на несколько слоёв лапника, слышимость с улицы стала лучше, поэтому ребёнок, рыдавший по соседству, мешал сосредоточиться на самом важном деле в жизни. Это в молодости ничто не могло отвлечь от любимого занятия, а сейчас… — Ух! Ух! Ух-ух-ух! — продолжил пыхтеть мужчина, а жена подбодряла его стонами, умело изображая удовольствие. Кто-то прикрикнул на ребёнка, тот зарыдал громче, присоединились всхлипы малыша постарше. — Да я вас! — воскликнул так и не сделавший очередного наследника дикарь, слезая с женщины и прикрывая мощной ладонью без одного пальца обвисшую мужскую силу. — Да вы у меня! И вдруг заиграла музыка. Непривычно громко и проникновенно. Сначала струны звучали по очереди, без какой-либо мелодии — кто-то будто пробовал инструмент, но даже такие бессистемные касания создавали тему, в которой слышались весенняя капель, начинающийся после долгой засухи дождь или слёзы умиления старухи, взявшей на руки новорожденного внучка. А потом зародилась мелодия, прекраснее которой дикари никогда не слышали. Младенец перестал плакать, зато слёзы выступили на глазах взрослых. Люди начали осторожно выглядывать из укрытий и, поражённые красотой и светом неожиданного гостя, в страхе и восторге хватались за сердце. Сияющий незнакомец с волосами цвета солнечных лучей огляделся, и его небесные глаза, будто звёзды, озарили души смотревших на него дикарей. Прекрасное лицо неведомого дива украсила улыбка, и к волшебной музыке добавилась песня. У племени не существовало слов для выражения столь сильного восхищения, большинство онемело от потрясения. Люди не высказали догадки, однако многие подумали об одном: сияющие волосы цвета солнца наводили на однозначный вывод — само светило спустилось с небес, чтобы развеять слепящую близорукие глаза тьму ночи. Не понимая слов песни, взрослые уверились, что Солнце поёт о том, как прекрасен его небесный дом, ныне покинутый, о том, как сердце тоскует по оставленным благословенным чертогам, но ради того, чтобы осветить путь недостойным и слабым, стоит терпеть невзгоды, ведь жизнь любого существа на земле полна боли и скорби, и Солнце решило разделить людскую печаль, чтобы облегчить её. Это великая жертва, требующая вечной благодарности! Непомерной и непосильной. И только дети, не знавшие пока и своего родного простейшего языка, поэтому полагавшиеся только на интуицию, не научившиеся выдавать желаемое за действительное, уловили иные нотки в дивной песне, и заулыбались. С трудом сохраняя серьёзное лицо, Финдарато украдкой посматривал на затаившихся среди ветвей верных, понимавших его язык, и наслаждался произведённым эффектом. — Ох, козлятушки, вы ребятушки, Остаётеся вы без матушки, — пел сказку нарготрондский король, подражая своему деду, — в огород иду за капустою, Может волк прийти — сердцем чувствую! Надо сидеть — слышите вы? — Тише воды, ниже травы! Надо сидеть — слышите вы? — Тише воды, ниже травы! Восхищённые дикари высовывались из укрытий всё смелее, и только спящие охранники поляны продолжали самозабвенно храпеть. — Вы на семь замков запирайтеся! — с наставительной и очень серьёзной интонацией продолжал петь Финдарато. — Лишь на голос мой откликайтеся. Ох, боюсь я за вас, ребятушки! Ох, не вышли бы обознатушки! Из-за ближайшего дерева послышался смешок, однако слишком тихий, чтобы быть услышанным людьми, которые были абсолютно уверены в глубокомысленности нравоучений сияющего гостя-Солнца. Конечно, он пел о непреложных истинах, которые только начинавшим жить Детям Эру ещё предстояло познать, принося великие жертвы и терпя невзгоды. — Не волнуйся, мамочка: Будет всё в порядке! Знаем мы из сказочки — Волк ужасно гадкий! С удивлением заметив, что можно привыкнуть и к запахам, которые в большинстве оказались вовсе не отвратительными, а даже весьма притягательными вопреки первому нелестному впечатлению, а тошнотворные, похоже, служили предупреждением, что от воняющего тела лучше держаться подальше, и к звуку примитивных струн, Финдарато представил, в каком ужасе были бы его родители и жена, увидев, чем он занят. Реакцию остальных родичей будет шанс лицезреть самолично. — Семеро, семеро, семеро козлят Весело, весело, весело шумят! — подмигнув на удивление смелому ребёнку, который медленно подходил ближе и тянул ручонки, чтобы потрогать ткань плаща, нарготрондский король сдержал смех. — Весело Всезнайке, Весело Болтушке, Весело Топтушке, Весело Бодайке, Весело Мазилке, Весело Дразнилке И другой Дразнилке. Ну, давайте, братцы, Прыгать и бодаться! Верные засмеялись громче. Подумав, что поступает некрасиво, шутя над теми, кто отсутствует, или не может достойно ответить, Финдарато решил больше так не делать, однако желание реализовать вдохновение до конца убедило — издёвка не станет добрее, если окажется короче или длиннее, к тому же, раз дикари слушают, и им явно нравится, нет никакой разницы, о чём песня, коли приносит радость. А остальные… Сами те ещё шутники. Значительно понизив голос и сделав его немного хриплым, Инголдо изобразил злого голодного волка, прикинувшегося козой, однако постарался никого из племени не напугать, а своих — не уморить от смеха: — Отворите поскорей мамаше дверь! Я устала, я голодная как зверь! Пабуду-ба, пабуду-ба, паба-ба! Взлетев на высокие ноты для партии козлёнка, Финдарато мысленно вздохнул о слишком малом диапазоне недоинструмента: — Твой голос на мамин совсем не похож! Ты голосом толстым фальшиво поёшь! — Вас кормила я, поила молоком, А теперь мой голос даже не знаком?! Пабуду-ба, пабуду-ба, паба-ба. — Твой голос на мамин совсем не похож — Ты голосом толстым фальшиво поёшь! Дикари ахнули, услышав в пении достойный легендарного эпоса бой песенных Тем Добра и Зла, Света и Тьмы, Жизни и Смерти. Две Музыки, рождённые одним Творцом, но оказавшиеся по разные стороны черты, сошлись в поединке, где победитель мог быть только один. Финдарато всей кожей ощутил желание слушателей — всем им, пережившим слишком много невзгод, не знавшим, что может не быть горя, хотелось счастливого конца там, где финал был неизбежно трагичным. Эльфийский владыка чётко осознал — он не может обмануть ожидания, поэтому будет единственным, кто знает страшную правду о конце сказки. — У порога, видно, буду помирать! — тише и мрачнее запел Инголдо. — Не пускаете домой родную мать! Отворяйте, не валяйте дурака! Я козлиха, но охрипшая слегка! — Твой голос на мамин совсем не похож! Ты голосом толстым фальшиво поёшь! Произнеся последние строчки победно, Финдарато выдал подобие трели, насколько позволяли струны, и доброжелательно посмотрел на дикарей, чуть приподняв инструмент, надеясь, что жест будет понят верно, и хозяин сего творения покажет себя. Сделал такое — научится мастерить лучше, ведь теперь есть, кому помочь мудрым советом.