Свет проклятых звёзд

Крупный сильный мужчина, отличавшийся от сородичей удивительно здоровым видом, стоял в стороне и молча наблюдал, как братья и мать притащили окровавленного, избитого до полусмерти отца. Главу семейства попытались отмыть в спешно принесённой из колодца воде, однако преступник отрицательно замотал головой. — Я всё, — прохрипел он, — счас подохну. Подойдите все. Под словом «все» подразумевались четверо сыновей, младшему из которых недавно исполнилось двенадцать. Дочери, сестра, мать и жена не считались за людей, многие отцы даже точно не знали, сколько девочек родилось в их семьях, поэтому призыв женщин не касался, и нарушить приказ даже умирающего мужчины было страшно, несмотря на любопытство. — Валите отсюда, сыны, — синеющими непослушными губами произнёс мятежник. — Валите! Тут нечего ловить. Сгниёте. — Сделав хриплый тяжёлый вдох, отец семейства сдавленно простонал и выдохнул: — Заживо. Взгляд остановился и начал стекленеть. Жена вдруг отчаянно завопила, и все понимали, почему: теперь ей точно не жить — вдов, даже почётно потерявших мужей на войне, презирали и могли закидать камнями просто так, а потом скормить оборотням или отдать на опыты тому, кого, как говорили крылатые мыши, за горами называют Сауроном. Вероятные участи казались почти одинаково кошмарными, женщины в ужасе и отчаянии шли на крайние меры. Однако, на самом деле, далеко не все боялись превратиться в человека-волка: те, кто лично встречались с жертвами экспериментов, если выживали, запоминали, насколько сильны и здоровы становились бывшие чесоточные-чахоточные, ослабленные срамными болячками старики. А что может быть лучше мощи мускулов и прекрасного самочувствия? Ради такого можно и потерпеть! Говорят, у оборотней вечный железный стояк! — Сдох, гад, — с неплохо контролируемой злобой выплюнул слова старший сын мятежника. Смотря на свою семью, к которой ненадолго приехал с восточного фронта, боец жалел, что оставил соратников. Да, вдали от дома порой становилось без причины тоскливо, хотелось увидеть родню, дом, дворик и небольшой сад, искупаться в речке за холмом… Но эта слабость теперь могла стоить всего, достигнутого тяжёлым трудом. Младшие братья подняли тело отца, понесли на задний двор, чтобы швырнуть в канаву, где уже покоились останки нескольких поколений родичей, живших в этом домишке. Женщины спешно накрыли стол и исчезли с глаз долой. — Ульг! — позвал старшего средний брат, когда труп был успешно сброшен в канаву. — Поговорить надо. Сев за скрипучий истыканный стол, сыновья мятежника выпили перебродивших ягод. — Что делать будем? Взгляды обратились на успешного вояку: братья понимали — совсем скоро народ придёт в себя от потрясения и начнёт мстить за нарушенный покой. — Говорите, что тут было, — угрожающе оскалился Ульг, жутко вращая светло-карими глазами. — Да сучок ему в трубу! — выругался средний брат, недавно удачно женившийся на дочке пекаря. — Зад у них зачесался! Типа, сук, орки людям житья не дают! Эти огнюки, жопы им потушить, тоже задрали! Волколюди жрут детей! Типа, затыкать их в нос, людям житья нет! А почему? Потому шо мы слабее! Но, сук, жопу им поджечь, нас больше, людёв, значит. Вот собрались толпой и… — И вас поимели, — старший грохнул по столу железной кружкой. Дерево отчаянно заскрипело. — Да мы-то тут причём, братиш? — третий из сыновей развёл руками. — Батя нам ничё не говорил! Ну клянусь те! Вон! Алкаром и его свитой клянусь! — Так вам и поверят. Самый младший мальчишка захмелел с пары глотков так, что сначала зарыдал, полулёжа на столе, а потом заснул. — И чё делать? — Батя сказал — валить! — средний закусил сухарём с вяленым мясом, снова выпил. — Перед смертью не врут! — На восток захотели? — явно напрягся Ульг. — Я за вас ручаться не стану. — Ты должен, слышь! — взъярился второй сын бунтаря. — Должен, сучок тебя дери! Нам тут крышка! — Будешь на меня орать — убью! Третий брат подлил родичам пойла, отвлекая от начинавшейся потасовки. Спорить и уговаривать, он понимал, было бессмысленно — Ульг слишком боится за своё место в восточном войске, чтобы кого-то по собственной инициативе рекомендовать — это ведь ответственность! А вдруг братья подведут? Нет, Ульг рисковать не станет. Слишком жирный кусок подбросила ему жизнь, чтобы так опрометчиво поступать. Восточный фронт! Это не сидеть сиднем взаперти, горбатясь в шахтах, каменоломнях и кузницах, не доедая, замерзая и терпя унижения от всех не-людей, живущих по соседству. Это не вечное напоминание, что благодатный Даритель вывел людей из тьмы и дикости, привёл к истинному свету и настоящему Владыке Мира, служение которому — честь, счастье и главный смысл жизни любого человечка! Хотели людишки помощи и спасения, не хотели — теперь ДОЛЖНЫ по гроб жизни! Все бесчисленные потомки тех первых спасённых. Работайте, жалкие человечки, отрабатывайте! Благодарите! Целуйте сапоги, которыми вас пинают! Верёвку, которая стягивает руки и шею! Говорите «Спасибо», что ещё можете дышать, пусть и не полной грудью. А Восточный фронт — это свобода! Под командованием могущественного воина, о котором говорили, будто он равный по силе Дарителю, бойцы — орки и люди, которым запрещено под страхом смерти враждовать между собой, очищают земли Светлого Владыки от скверны. Говорили, это неплохо удавалось, и большинство захватчиков были вынуждены уйти на запад, либо стали пищей для воинов Владыки. Да, мясо врагов очень полезное! Все знают, если регулярно съедать эльфьи размножалки, собственный торчок будет крепок до глубокой старости! Восточный фронт — это мечта! Говорили, будто удалось сломить последнее сопротивление, отравив землю. Кто не передох — сбежал с превратившихся в мёртвый песок почв. Только потом вдруг почему-то понадобилось подкрепление. Срочно понадобилось! Поползли странные слухи, однако командир Фанкиль утверждал через гонцов, что проблема решена, только воинов нужно больше. Много больше! Вот Ульгу и повезло! Попал на Восточный фронт. — Отец сказал — валить! — не унимался второй сын. — Я не хочу подохнуть! Не хочу! Неожиданно в кухне появилась его жена, делая вид, будто принесла печёной репы. Покрутив бёдрами перед мужем, женщина повизжала из-за мощных шлепков по ягодицам, демонстративно выпятила грудь и снова удалилась. — Видели?! — выкрикнул подобревший муж. — Любая наша баба, даже немытая, лучше орчихи после купанья! Валить надо! Валить! — Затравленно осмотревшись, мужчина нагнулся над столом. — На самом деле, братиш, я кое-что знаю. Батя, яма ему периной, — голос превратился в хриплый шёпот, — говорил, что надо валить от господ, мать их кверху задом, потому что мы им не ровня, сук, а значит, дыра драная, нас никогда не станут ценить выше коровьей лепёшки, которая ток на удобрение годится! Что б их затыкали до смерти в нос и дырки от глаз! — И чё? — прищурился старший, которому было вполне комфортно подчиняться командиру-Майя. — Да ничё. Валить надо. Вот чё! Перед смертью, братиш, не врут! *** Ветер носился по выжженной ядом равнине, перенося отравленную пыль на пока ещё зеленеющие поля. Вихри закручивались воронками, метались среди рассыпавшихся в прах кустарников, швыряли в стороны трупы мелких зверьков. Год-два, и земля снова начнёт плодоносить, но уже не для эльфов. Высокий тонкий мужчина с длинными волосами — огненными на солнце и серебристыми — под луной, совершенно не выглядевший воином, однако облаченный в доспех с чёрной короной на нагруднике, стоя на высоком холме, осмотрел возможное будущее поле боя. Состоится сражение или нет, сказать было невозможно, похоже, даже пленник, схваченный четыре дня назад, не был уверен в планах эльфов, однако быть готовыми дать бой нужно всегда. Наместник Мелькора на востоке хорошо это знал и поэтому не ослаблял бдительность. Орки и люди, проверяя окрестности, путались в показаниях, однако многие утверждали, будто видели не только своих привычных врагов, но и низкорослых бородатых мужичков. Вероятно, воинам показалось, или в их верности пора усомниться — под такое описание попадает немало мелькоровских бойцов. Однако, не стоило исключать возможности неожиданной помощи гномов. Зачем им это, ещё предстояло выяснить. Шесть дней назад разведка заметила маленький отряд шпионов, рыскавший по округе. Вскоре лазутчики попали в засаду. Военачальник Фанкиль удивился, когда эльфы, поняв своё безнадёжное положение, сразу же, убили себя, и лишь один замешкался, поэтому оказался здесь — в крепости Фангли, которая, конечно, не Утумно или Ангбанд, но тоже весьма грозная твердыня, куда лучше не попадать врагам Владыки Мелькора. — Пленник ответил на вопросы? — наместник обернулся к идущему в его направлении воину-человеку. Тонкое белое лицо Майя, не темнеющее от лучей Анар, не выглядело угрожающе, однако любой боец знал: милая эльфоподобная внешность Айну — коварно обманчива. Боец отрицательно покачал головой, склонился перед владыкой. Несмотря на жару, мужчина был одет в кожаный доспех поверх плотной многослойной рубахи — готовился к сражению заранее. Глаза Фанкиля вспыхнули пламенем Утумно. Что ж, магия — значит магия. *** Камера без потолка, напоминавшая колодец, где наместник Мелькора держал пленника, находилась высоко, в отдельно стоявшей башне. Днём здесь невыносимо пекло, а ночью становилось холодно, на стенах то и дело дежурили стервятники, проверяя, не готов ли для них обед. Черноволосый кареглазый эльф, иссеченный кнутом и избитый палками, к ногам которого были прикованы неподъёмные гири, лежавший на раскалённом от прямого солнца каменном полу, слабо отреагировал на появление новых мучителей. Последние дни состояли исключительно из побоев, а в рот попадала только собственная кровь. Руки, скованные за спиной, за которые поднимали над полом при помощи цепей и колеса, страшно болели, словно их переломали. Вероятно, так и было, и пленнику казалось, что он уже готов молить о смерти, согласившись на любые условия. Фанкиль подошёл ближе, дал знак сопровождавшим людям, и совсем рядом загремела цепь. Эльф в ужасе сжался, хотел закричать, но почему-то онемел, корчась в беззвучных рыданиях, и пусть ещё ничего не успело произойти, сомнений не возникло — его снова сейчас поднимут за скованные за спиной искалеченные руки. — Почему ты считаешь эту землю своей? — задал вопрос Майя, не ожидая в ответ слов — ему нужны были мысли и эмоции. — Ты слишком юн! Ты родился не в этих краях. Священная для первых эльфов земля чем является для тебя? Кто ты? Зачем ты здесь? Не понимаешь, кто настоящие хозяева Арды и каждой песчинки на её поверхности? Здесь нет ничего вашего, разве непонятно? Кто ты? Назови своё имя. Кто послал тебя сюда? Кто этот глупец, мечтающий о прекрасной жизни на берегах озера Куивиэнэн? Кто этот слепец, уверенный, будто прошлое можно вернуть? Мир никогда не станет таким, каким был изначально, а ты, по вине пославшего тебя на смерть гордеца, больше никогда не обретёшь свободу. Вечные мучения — отныне твой удел, и, знай, дитя, никто не найдёт тебя здесь, потому что… Цепь ещё не подняла заметавшегося в ужасе пленника над полом, но уже начала тянуть вверх запястья. — Никто не знает, где ты. Отчаянный крик, всё-таки вырвавшийся из окровавленной, покрытой синяками и ранами груди, больше похожий на мольбу, чем на вопли боли, заглушил металлический скрежет, распугал стервятников, однако бравая песня, долетавшая с улицы, звучала громче, заполняя собой окрестности и камеру-колодец. Будет бой? Нет? Неважно! Мы — здесь хозяева отныне и навек! А высунут носы захватчики — пожалеют, что на свет родились! «На широко поле Да на высокий берег Ехали вояки — десять тысяч лошадей. И покрылось поле, И покрылся берег Сотнями порубанных, пострелянных людей. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим командиром не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим командиром не приходится тужить! Просвистели стрелы, Первая взлетела, Первая взлетела — в ногу ранила коня. А за ней вторая, А за ней вторая — За ней вторая в сердце ранила меня! Командир наш знает, кого выбирает — Грянула команда, да забыли про меня. Им досталась воля да весёла доля, Мне досталась пыльная горючая земля. Жинка погорюет, выйдет за другого, За мово товарища, забудет про меня. Жалко только волюшки во широком полюшке, Солнышка горячего да верного коня. Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить! С нашим командиром не приходится тужить! Любо, братцы, любо, Любо, братцы, жить. С нашим командиром любо голову сложить!»