Свет проклятых звёзд

«Самая крепкая любовь — это любовь к мечте, к надежде, а вовсе не привязанность к живому эльфу рядом или воспоминанию о мёртвом». Сказавший эти слова давно ушёл в небытие, которое аманэльдар называли Чертогами Намо — бездной-тюрьмой. Ушёл не по своей воле, а потому что за него решил враг. Эльфа нет, но память осталась, и теперь Туивьель снова спорила с запавшим в душу высказыванием. Да, лорд Маэдрос — надежда и мечта, символ борьбы и победы там, где, казалось бы, нет шансов на хороший исход, но любовь к нему строится вовсе не на этом! Поднявшись на смотровую площадку башни с главным химрингским знаменем, размеры которого поражали, а вложенный в его создание труд — восхищал, леди прошлась по кругу, обходя окна-бойницы, рассчитанные на разные виды оружия. Молчаливый бдительный караул поприветствовал госпожу и снова замер, словно состоял из каменных скульптур. Туивьель огляделась. Невозможно смотреть одновременно во все стороны, необходимо выбрать одну. Север? Привычное, всегда открытое глазам направление. Именно там находятся и страшнейшая опасность, и светлейшая надежда. Всё худшее и самое лучшее оказалось в той стороне, где осадный лагерь на равнине Ард-Гален сдерживает полчища тьмы из-за Железных Гор. Восток? Сердце неумолимо стремилось в земли, где родилась и сама Туивьель, и все первые эльфы, пробудившиеся на берегах Куивиэнэн. Восток. Опасная неизвестность, куда ушёл сын. Юг? Спорные территории, которые каждый владыка считает своими. Глупо и мелко. Зачем посягать на чужое, когда можно создавать и украшать своё? Запад… Туда звали Валар, туда стремились эльдар, а кто отказался, лишился права называться Народом Звёзд, хотя точно так же проснулся под чёрным небесным куполом, освещённым творениями Варды Элентари. Не пошли за Валар — не эльфы? С другой стороны, что даёт именование? Моргот, пусть его и не называют больше Вала, не перестал быть одним из хозяев и создателей Арды. Глупец не станет умнее от лестного прозвища Мудрец. «А я не стала Нолдиэ, хоть и считаюсь женой Нолдо». Запад. Оттуда ушли те, кто больше не мог оставаться слеп и глух к реальности, кто не желал быть нем и коленопреклонен. Те, кто хотели стать хозяевами своей жизни, своих творений, отвечать за собственный выбор только перед собой и теми, кто важен. Далекий Запад за морем — земля Валар. Запад Белерианда — владения Феанаро Куруфинвэ, отнятые у его потомков узурпатором-полудядей. Туивьель не замечала, что думала словами Нолдор, которые слышала в Химринге, и коим безоговорочно верила, потому что хотела этого. Потому что любила одного из них. Север, восток, юг и запад. Четыре стороны, смотреть в которые одновременно нельзя. Но какую выбрать? «Легенда всегда устремлён сердцем и взглядом на врагов. Значит, и я должна поступать так же». Привычно поправив на плече голову убитой морготовой твари, Туивьель вышла на северную часть стены, где балкон, она знала, можно обрушить правильной комбинацией рычагов, расположенных на пути отступления вглубь башни. Подставив лицо шквальному ветру, всегда метавшемуся здесь на высоте, эльфийка со вздохом закрыла глаза. Вихрь сменил направление, ударил в спину. Леди представила, как сбрасывает с себя шкуру летучей мыши, и та, мёртвая, лёгкая, насильно лишённая всего, что тянуло бы к земле, расправит призрачные крылья и полетит. Но не к своему хозяину — зачем ему труп? Она полетит без цели и направления, подчиняясь только переменчивым порывам ветров. Но… Выбросить шкуру будет означать отказ от того, что связало воедино две судьбы: Туивьель и её Легенду. Эльфийка прекрасно понимала — она осталась бы незамеченной в толпе, если бы не застывшие мёртвые глаза на морде чудовища. Завистницы, которые хотели бы занять место Туивьель в постели и сердце химрингского лорда, не решались на открытые притязания, однако то и дело до леди долетали злые речи о том, что однажды она устанет, истощит себя, превратится в смятый исписанный лист, на котором больше не останется места для изливания души, поэтому бумажку придётся заменить. Туивьель злилась на мысли соперниц о том, что Маэдрос лишь принимает любовь и заботу, ничего не отдавая взамен, и такое положение вещей не является следствием его эгоизма или чего-то ещё. Просто тёмная эльфийка не заслуживает большего. Туивьель почувствовала катящиеся по щекам слёзы, когда их остудил порыв ветра. Давно ли она заплакала? В тот момент, когда обернулась на север, а сердце требовало посмотреть на восток? «Ты же так просила сына! Ты мечтала о детях, так почему не позволила сбывшейся мечте сделать тебя счастливой? — задавала сама себе вопрос леди. И отвечала: — Потому что я счастлива и так». Туивьель закрыла лицо от ветра. Оставаться в Химринге одной всегда было тяжело, но до рождения Аратэльмо находилась масса увлекательных занятий, которые забылись и стали неинтересны в сравнении с заботой о долгожданном сыне. Однако Туивьель хорошо помнила зароки матери: «Не бывать в семье двум главам! У мужчины должна быть жена, у женщины — муж! А дети принадлежат нам лишь пока они беспомощны. Вырастая, потомки не имеют права претендовать на место предков! Дети обязаны строить свою жизнь отдельно от родителей, а если им кажется, будто мама и папа не додали любви, то пусть ищут тепло в собственном брачном союзе!» Аратэльмо, как и положено мужчине, пытался стать главным в жизни семьи и матери, но так быть не должно. Для жены нет никого важнее мужа. Слёзы продолжали катиться по щекам, чёрные кудри, растрепанные ветром, липли к лицу, дышать становилось всё тяжелее. Туивьель знала — караульные смотрят только со стен, не на свою леди, ведь никто не посмеет взглянуть в сторону избранницы лорда, однако громко плакать при посторонних не хотелось, но и сидеть взаперти больше не находилось сил. Когда Легенда рядом, важен только он один, его чувства, его слова и мысли. Но когда его нет… «Не думай о себе. Не думай! Скучай, мечтай о новой встрече! Ты можешь в любой момент поехать на Ард-Гален!» Однако Туивьель понимала — находиться рядом с Легендой постоянно не сможет: недолгие, быстро проходящие дни со всплесками страсти, откровенными короткими разговорами, сопровождающимися ощущением, будто каждое прикосновение ладони к телу любимого — это нанесение снадобья, снимающего боль с открытых ран, которым не суждено затянуться, а потом прощание, вероятно, навсегда, — единственный возможный путь, по которому получится идти вместе. Тяжело, больно и страшно, но такая судьба дарит настоящее счастье и понимание — тёмная эльфийка действительно нужна великому герою из Благословенного проклятого Валинора. Нужна! Жизненно необходима! Но быть бальзамом постоянно невозможно. Любое снадобье рано или поздно закончится — сосуд опустеет, аромат выветрится. Туивьель со вздохом подняла влажные глаза на небо, где шквальный ветер пытался трепать слишком тяжёлое знамя. Алое полотно лениво качалось, демонстрируя стихии своё горделивое величие. «Меня могут не считать эльдиэ, но я живу под звёздными знамёнами! Я — одна из Народа Звёзд Феанаро Куруфинвэ!» Одиночество давило на грудь, однако леди была уверена — она не хочет, не может сейчас желать скорее увидеться с любимым — совсем нет душевных сил, чтобы молчать о своей боли. Отчаянно не хватало счастливых дней, когда Тэльмо был младенцем, утыкался крошечным мягким носиком в грудь, когда наступало время кормления, гладил ладошкой мамин живот, хватался пальчиками за сорочку, а потом засыпал на руках. Тех дней, когда он ещё не пытался оспаривать главенство отца, его слова и решения. Можно ли жить счастливо, когда кроме воспоминаний ничего нет? — Я не знаю, — бессильно выдохнула леди, заставляя себя не смотреть на восток. «Моргот исказил Арду, — прозвучали в памяти слова Легенды, — и продолжает искажать. Но когда он будет повержен, Ниэнна залечит раны мира, исправит нанесённый злом урон. Я знаю это, ведь жил в Амане и говорил с Айнур о многом. Верь мне — увидишь, так и будет». Жил в Амане… Нет, Туивьель слишком много плохого слышала про Валар и Благословенный Край, чтобы хотеть там побывать, упоминание Валинора рождало совсем иные желания: леди не могла отказаться от мысли, что отдала бы очень многое ради знания, каким был Легенда до пленения, которое он называл смертью. «На поле боя, в подвале, а потом — на скале, — неохотно говорил химрингский лорд, сидя у северного окна с вином и множеством бумаг, видя, что избранницу беспокоит валинорское прошлое любимого, особенно, наличие семьи, — я снова и снова умирал. Каждая новая гибель обрывала нити в прошлое, в какой-то момент остались только самые крепкие волокна, отвечавшие за боль. Моргот убил во мне всё, и единственное, что я мог чувствовать… — речь оборвалась, Феаноринг задержал дыхание. — Ты возродила меня. То, что было до плена, не имеет никакого значения. Моя жизнь началась заново». Туивьель знала — это ложь, поэтому терзалась, ревновала, беспокоилась, и всё сильнее хотела верить, что после победы над врагом её любимый останется с ней, даже если снова захочет вернуться в Аман. Леди надеялась, что Ниэнна исцелит не только Арду. Если можно врачевать слезами раны целого мира, что стоит помочь эльфу? Леди вытерла глаза, вспоминая свои сны, в которых видела прекрасного гордого тирионского принца, в огненно-каштановых волосах которого не серел пепел седины, глаза цвета стали были живыми всегда, а не только рядом с избранницей, эльф не нуждался в протезе, а тело не уродовали бесчисленные шрамы. Его голос звучал чистой музыкой, без дребезжания и скрежета, речь не обрывалась на полуслове, потому что никогда не начинались тяжёлые разговоры о пережитом кошмаре, который нет сил вспоминать, только забыть невозможно. Тот эльф из снов был весел и открыт, заботлив, любил всем сердцем свою семью и даже пел младшим братьям колыбельные, кормил с ложечки. Вроде бы успокоившись, мечтая о прекрасном, Туивьель вдруг снова заплакала, и на этот раз не сдержала громкие всхлипы. Может быть, сны о прошлом — только её фантазии, возможно, влюблённая, уставшая от борьбы за жизнь Легенды эльфийка выдавала желаемое за действительное, и грёзы просто показывали картинки, которые рисовало воображение. Пусть! Когда враг падёт, станет ясно, правдивы ли были видения. «Что, если я перестану быть нужна? Что, если я — лишь снадобье, которое не требуется здоровому?» Звёзды рассыпались по ночному небу сияющей алмазной крошкой. Туивьель, подняв голову, вытерла слёзы, обернулась на восток, думая о том, что Валар, глупо и подло отомстившие Мориквэнди за отказ следовать в Аман, лишив гордых эльфов права называться Народом Творений Элентари, не смогут отнять у Авари звёзд Феанаро на алых знамёнах. А позже, когда Сильмарили вернутся к настоящим владельцам, искры Варды в небе и вовсе станут не нужны. Мысли об этом придали сил, но с губ неожиданно слетела песня короля Финдарато, услышанная на охоте: «Ничего не останется от нас, Нам останемся, может быть, только мы, И крылатое вьётся пламя между нами, И любовь во время зимы».