Свет проклятых звёзд

Верховный нолдоран ошарашенно посмотрел на своего верного менестреля, Аклариквет непонимающе пожал плечами. — Подождите, не спешите с выводами, — Ранион встал с места, прошёлся по залу, обернулся к слуге. — Ты утверждаешь, что в Хитлум пришли посланники Финдарато Арафинвиона и привели с собой тех самых существ, которых Валар называли между собой Младшими Детьми Эру? Но… Зачем? Вошедший в зал Нолдо, кивая и кланяясь, отдал Нолофинвэ свиток, завёрнутый в грубую салфетку, сплетённую из сушёной крапивы. — Аклариквет, — голос верховного нолдорана прозвучал нервно, брови дёрганно поднялись, губы растянулись в подобии усмешки, — это не письмо, это песня! Думаю, ты знаешь, как и перед кем её исполнить. Менестрель озадаченно взглянул на исписанный какими-то странными чернилами грубо обработанный кусок кожи. Глаза певца расширились. — Мой племянник Артафиндэ, называющий себя правителем Тол-Сириона, Дортониона и окрестных земель на берегах реки Сирион, — смотря испепеляющим взглядом сквозь стены дворца, заговорил Нолофинвэ, — полагает, будто занят гораздо более важными делами в масштабах Арды, чем мои торговые интересы. Посему не соблаговолит уделить внимание моим вопросам, зато оказывает неоценимую помощь в войне с Морготом, присылая мне войско, которое надо лишь где-то разместить, причём можно без удобств, потому что оно неприхотливо, кормить, желательно не реже раза в день, и обучать простейшим строевым командам. Очень скоро численность подкрепления удвоится, и если вовремя пресекать потасовки, количество бойцов начнёт множиться поразительными темпами, поэтому Моргот нас больше не сможет брать числом. Кроме того, Финдарато пишет, что именно этих существ наравне с орками использовал враг во время Дагор Аглареб, то есть, мы сможем биться с Морготом его же оружием. Улучшенным при помощи обучения у эльфов. Сын моего брата в конце письма, которого бы не было, если бы Фирьяр не обработали кожу и не смешали чернила, напоминает, что щедрого благодетеля и неоценимого помощника в войне, конечно, можно не благодарить, но это будет крайне обидно, несправедливо и печально. — А главное, — Аклариквет с улыбкой опустил глаза, — утверждает лорд Арафинвион, абсолютно незаслуженно. — Это провокация, — король побелел, глаза пугающе расширились, — если сейчас я заявлю, что не собираюсь брать на службу неизвестно кого, поползут слухи, будто принц Карнифинвэ прав, и мне действительно нет дела до войны. Но если я приму подарок Артафиндэ, мне придётся согласиться, что мои торговые интересы неважны. Нолофинвэ сжал пальцами подлокотники трона, руки дрогнули: — Вы ведь понимаете, что затягивающаяся осада земель Моргота играет на руку Первому Дому и против меня?! Даже если всё правда, и армия быстро станет многочисленной, что толку? Мы ведь ничего не делаем! Мы не атакуем! А знаете, почему? Аклариквет сделал вид, будто что-то записывает, Аралкарион и Ранион переглянулись. — Потому что моей армией командует бывший раб врага, который боится нападать на бывшего хозяина! Слова, с ненавистью брошенные верховным нолдораном, разлетелись по залу, разбились о вычурно расписанные стены. — Я бы мог передарить ценное подношение, — выдохнул Нолофинвэ, пытаясь успокоиться. — Но если Финдарато прав, и войско быстро умножит численность, надо оставить Младших у нас. Я не отдам Феанарионам такую мощь. По крайней мере, Маэдрос точно не получит под своё командование армию, превосходящую мою по силе. Верховный нолдоран замолчал, тишина зазвенела натянутой струной. — Не пускайте этих существ в города, — проговорил медленно, едва ли не по слогам Нолофинвэ, — проведите лесными тропами в Барад Эйтель, и пусть принц Финдекано подготовит себе войско из этого живого материала. Себе. Не лорду Маэдросу. Объясните это герою Астальдо. Объясните так, чтобы он понял, а не отмахнулся, как обычно. Ясно? Верноподданные короля кивнули, и снова воцарившаяся в зале тишина ответила верховному нолдорану абсолютным согласием. *** Рассветные лучи ещё не успели заглянуть в окно спальни, но видимое сквозь раскрытые створки небо уже посветлело. — Я думала, ты спишь, — прошуршав тяжёлой сине-звёздной шторой, отделявшей постель от остального помещения, произнесла Вирессэ, с тревогой посмотрев на сидевшего среди подушек супруга. — Я видел, как ты уходила, но не стал мешать, — отведя взгляд, напряжённо произнёс Карнифинвэ. — В какой-то момент даже подумал: если ты тайком сбежишь от меня, это будет правильно. Я ведь ничтожество. Глупец. Мне доверили важнейшее дело, а я… Эльфийка опустила ресницы, перекинула золотые локоны со спины на грудь, зная, как муж любит на них смотреть, и Карнифинвэ действительно улыбнулся. — Спасибо, что вернулась, — принц надавил пальцами на глаза. — Я подвёл всех, кто на меня рассчитывал, сломал жизнь тебе. Кажется, я только сейчас осознал, что сотворил: это было… как если бы командир разведотряда вдруг бросился безоружным на передовую и начал голыми руками душить первого попавшегося орка из вражеской армии, которой нет числа, и одна случайная смерть абсолютно ничего не изменит. Зато свою миссию этот командир провалил и лишил собственную армию важного звена. Знаешь, чего я добился? — Да, — Вирессэ снова погладила волосы, лёгким движением сбросила накидку и села на кровать рядом с супругом. — Я опять начала подозревать, что ты меня не любишь, а просто использовал в своих подлых интригах против узурпатора, однако план провалился, как ты полагаешь, и я стала не нужна, потому что теперь все твои мысли заняты исключительно страхом наказания за ошибку. Ты боишься того, на кого работаешь, сильнее, чем смерти и позора. — Отвратительно, правда? — Карнифинвэ согнулся, схватившись за голову. — Да, мерзко, хуже некуда. Вирессэ подсела вплотную, прильнула к мужу, погладила плечо, спину. — Мне больше нет доверия, — отчаянно вцепился в ладонь супруги Карнифинвэ. — Ни твоего, ни чьего-либо. Я даже письма не смогу отправить, не дав их прочитать Нолофинвэ! Я вижу, что происходит нечто важное, но мне никто ничего не говорит! И послания для меня не прилетают. Я не знаю, пишет мне лорд Маэдрос или нет и по какой причине! — Надо же, как повернулось дело, — наигранно задумчиво подняла глаза к потолку с изображением звёздного неба и устремлённых к нему золотистых и розовых ветвей Вирессэ. — Мой злобный похититель оказался совсем беспомощным и попал в западню. Он теперь совсем не страшный и даже очень милый. Так и хочется укрыть одеялом, согреть, приласкать… — От таких слов ещё хуже, — сдавленно произнёс принц. — Я действительно не держу тебя, Вирессэ. Уходи, не губи свою жизнь. — Ты сказал это, не посмотрев на меня, — эльфийка крепче обняла мужа, — значит, решение не принято. — Ладонь ласково заскользила по красно-каштановым, с медным оттенком волосам, Карнифинвэ тяжело вздохнул. — Мне кажется, ты не знаешь, на что способно сочувствие. — Всё бессмысленно, понимаешь? — сын старшего Амбарусса встретился, наконец, взглядом с женой. — Я изначально был пленником здесь, но моя роль была активной, я имел возможность ходить на советы, решал дела короны, мог влиять на политику, а теперь превратился в бесправного заключённого! — Ты хочешь отослать меня домой, чтобы вернуть доверие врага? Карнифинвэ болезненно сморщился, отвёл глаза. Рука принца крепче сжала ладонь эльфийки, взгляд скользнул по спальне в сторону засиявшего лучами Анар окна. — Я уже ничего не смогу сделать, — тихо ответил потерявший доверие химрингский посланник. — Нолофинвэ не дурак — не станет давать мне второй шанс. Вирессэ положила голову на плечо мужа, золотые волосы рассыпались по его груди. — Тебя оклеветали, — сказала эльфийка, дотянувшись губами до шеи Карнифинвэ. — Или выдали намерения, угадав их. — Почему ты так думаешь? — принц напрягся. — Сочувствие — великая сила! Я ведь бедная несчастная девушка, похищенная буквально со свадьбы от любимого жениха злобным перводомовцем, который силой принуждает меня, горемычную, исполнять роль жены. Мне теперь не вернуться домой, потому что я опозорила семью и честь лорда Арагарона. Оскорбила всех, кого только можно, но виновен же ты, злобный вор. Меня многие жалеют и готовы помочь хотя бы просто дружеской беседой. Сказать плохо о тебе в Хитлуме готов любой встречный. Но я-то вижу — ты со мной не ради политики. Карнифинвэ зажмурился, опустил голову, по-прежнему сжимая ладонь супруги. — Ты говоришь, — Вирессэ ласково тронула щёку мужа, провела по скуле кончиком пальца, — не можешь ни отправить, ни получить письмо. Скажи, мой злобный похититель, тебе действительно есть, что передать в Химринг? Принц внимательно посмотрел в глаза жены, лицо изменилось — ценный хитлумский гость начал приходить в себя. — Ты назвала меня мелочным трусом, — угрожающе прищурился сын нолдорана Питьяфинвэ, отпуская руку эльфийки, — бессовестным манипулятором, ничтожным подлецом и жалким подхалимом. Ты настолько сильно презираешь меня? Или намеренно хотела оскорбить? — Я должна была убедиться, что это не так, — словно ничего не произошло, промурлыкала Вирессэ, щекоча своими волосами грудь супруга. — И мне нужно было понять, насколько всё плохо. — И что же ты поняла? — Карнифинвэ отстранился. — Насколько низко я пал, что даже позволяю говорить себе любые гадости?! Увидела, какой я безвольный слизняк?! Открыла моё истинное отвратительное нутро?! — Тише, — поднесла палец к губам эльфийка, — мне лишь нужно было оценить глубину твоего отчаяния. Прости, что ставила эксперименты на живом Нолдо. Я не считаю тебя всем тем, что ты перечислил, правда. Просто я знаю, как помочь, однако рисковать без веской причины не хочу. — Даже не думай… — начал протестовать принц, но его губы прижал изящный пальчик. — Мне здесь сочувствуют. Не доверяют, нет. Но жалеют. Полагаю, один раз я смогу уехать как бы домой, предпринять попытку побега от тебя или честно сказать, что скучаю по родителям. Так или иначе, мне помогут покинуть Хитлум против твоей воли, конечно, мой жестокий тюремщик. Я найду способ передать письма или добраться тайком до Химринга, но при одном условии! Послания от тебя должны быть действительно важными. Ты же понимаешь — я не смогу сбегать от тебя постоянно, а потом возвращаться, жалуясь, что дома меня считают предательницей? Карнифинвэ сгрёб супругу в охапку, уткнулся в шёлковые золотые волосы, сердце эльфа бешено колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. — Вирессэ… — Да, мой похититель. — Не называй меня так, хорошо? — М-м-м… — Пожалуйста. — Как скажешь, мой… — Ни слова больше. Сияние утра заполнило спальню, тёмно-синее небо на потолке заиграло лазурными красками. С улицы донеслись весёлые голоса, и атмосферу вечного праздника, столь усердно создаваемую верховным нолдораном в Хитлуме, невольно подхватили даже те, у кого совсем не было причин для радости.