***
Финн прикусывает губу и в нетерпении стучит по столу кончиками пальцев — гудки раздаются бесконечно долго и медленно, заставляя его нервничать. Это уже третий неотвеченный звонок, и он чувствует себя полным дураком, над которым просто зло посмеялись. Александр сам просил его встретиться сегодня вечером, и Финн согласился, в тайне признавая, что ему хочется этого ничуть не меньше. Идея увидеться с альфой грела душу тёплым огоньком надежды, но вместо этого он битый час стоит около гостиницы на прохладном ветру, пытаясь дозвониться до Скарсгорда. Беспокойства добавляет то, что Джейден тоже не берёт трубку — Финн уже хотел наплевать на всё и напроситься к другу в гости, но телефон Либерхера хранил гробовое молчание. И если на Александра он злился, то за Джея волновался — тот вечно находил какие-то приключения на пятую точку. Понимая, что продрог окончательно, Финн разворачивается обратно к гостинице, зло печатая шаг. Впервые после произошедшего он доверился кому-то, кроме близких, и это, чёрт возьми, страшно. Пусть не до трясущихся коленок, но до той черноты, которая стягивает руки и ноги, будто тугие плети, и от которой становится трудно дышать. Наверное, стоит радоваться, ведь всё получилось именно так, как он хотел изначально, однако это вовсе не то чувство, что он испытывает сейчас. Неловко признаваться самому себе, но Финну в самом деле обидно и горько ощущать собственную ненужность. И черт побери всех остальных — он смог бы наплевать и забыть, но это… Это другое. Портье услужливо открывает дверь, и Финн заходит внутрь, на ходу стягивая с тонкой шеи длинный темный шарф. Пропади пропадом отношения и всё, что с ними только связано! Прямо сейчас он отправится к Софии и остальным ребятам, которые предлагали ему провести время за настольными играми с фильмом — вот лучшее решение. И неважно, что ему очень хотелось увидеть Александра — не беда, пусть тот гуляет на все четыре стороны. Около лифта снуют какие-то рабочие, и Финн останавливается в паре шагов от него, закатывая глаза. Ну, конечно, только подниматься на седьмой этаж пешком ему не хватало. Раздосадованный, он поворачивается к мраморной лестнице, и чуть не падает, подскальзываясь на брошенном кем-то журнале. Глянец пристает к ботинку, и Финн долго трясет ногой, прежде чем обложка наконец отлепляется от подошвы. Издание падает, раскрываясь почти в середине, и Вулфард замирает, медленно сглатывая вязкий комок слюны. Известный бизнесмен Александр Скарсгорд и его новая пассия — кто же покорил сердце именитого холостяка? Руки холодеют, пока Финн поднимает выпуск, снова и снова вчитываясь в яркий заголовок. Буквы пестрят перед глазами, и он никак не может хорошо рассмотреть фото, расположенное прямо под ним. Качество нечёткое, но Финн все равно узнает Александра почти сразу: изогнутая линия губ, узкая переносица, разворот широких плеч и чужие ладони на них, такие длинные и неправильные. Он отбрасывает журнал от себя, словно это что-то мерзкое, гадкое, и бежит к выходу, оглушенный неистовым гулом занывшего сердца. Идиот. Какой же я идиот.***
В старом баре на перекрестке никого не заботят звезды нашумевшего хоррора, ровно как и возраст посетителей — за семьдесят долларов Финн получает от угрюмой барменши бутыль неплохого виски с горячей закуской и забивается в самый дальний угол, планомерно уничтожая напиток глоток за глотком. В груди жжёт — может быть от алкоголя, а может и нет, но ему на это плевать. По мере того, как уменьшается объем напитка, блаженная пустота захватывает тело и мысли, унося прочь обиду и разочарование. Ревность, впрочем, никуда не уходит — кипит в растерянной душе, подстегиваемая без конца трезвонящим мобильником. Не выдержав, Финн просто отключает его, убирая в карман пиджака. Теперь уже нет никакой разницы. Он делает глоток и глубоко вздыхает, жмурясь от обжигающего привкуса на языке. У него нет привычки напиваться каждый раз, когда происходит нечто неприятное, да и случившееся рядом не стоит с тем, что когда-то перевернуло его жизнь. Собственное поведение выглядит не особо логичным, но почему-то Финну трудно справиться с собой, и сразу забыть то немногое, что было между ними. Возможно, ему жаль уязвленной гордости, а возможно он все жё… — Вот ты где. Финн поднимает на подошедшего затуманенный взгляд и пьяно улыбается, понимая, кто стоит перед ним. Альфа качает головой и наклоняется к нему, подхватывает под талию, прижимая слабо сопротивляющегося юношу к себе. — Пойдем домой, Финн. — Александр… — Вулфард сладко тянет его имя, усмехаясь. — А я… не хочу!.. — Да, я вижу, чего тебе хочется. — Альфа обнимает его за плечи и с удивительной настойчивостью буквально тащит к выходу из бара. — Тебе даже нет восемнадцати, Финн. — И… что? — Омега пытается выкрутиться из медвежьей хватки, недовольно хмурясь. — Ты мне никто, чтобы указывать! Александр выволакивает его на улицу и останавливается, аккуратно, но твёрдо беря плохо соображающего подростка за подбородок. — Я — твой альфа. — Мужчина рычит это в его губы, и Финн вдруг осознаёт, что тот по какой-то причине просто в ярости. — Ты хоть понимаешь, как я беспокоился?! — А я?! — Ладонь, крепко сжимающая поясницу, прожигает ткань насквозь, посылая по телу волны горячей дрожи. — Ты… Т-ты сам хотел встретиться, и не брал трубку, а потом ещё этот журнал и что мне!.. Он вдруг всхлипывает и опускает голову, стараясь не разреветься. Это будет совсем по-детски — глупо и неуместно, а позориться ещё больше Финн не намерен. — Я виноват, знаю. Прости, что не отвечал. — Альфа тяжело вздыхает, мягко касаясь его плеча. — Я все объясню, только дай мне такую возможность. — Объяснишь… как получилась эта фотография? — Вулфард поднимает на него злой взгляд. — Расскажешь, что ты тут ни при чем?! — Какая фотография? — Скарсгорд выглядит искренне удивлённым, и Финн почему-то знает, что тот не лжёт. — О чём ты? — В журнале. Знаешь, она обнимала тебя так отчаянно. — Подросток кладет ладони на плечи альфы, имитируя движение девушки на снимке. — Ей ты тоже перестал отвечать на звонки? В голосе сквозит сарказм, смешанный с такой неприкрытой болью, что ему становится тошно от самого себя. Александр молчит, и на его лице отражается понимание, смешанное с виной и досадой. Финн горько смеётся, чувствуя себя выпотрошенным, как туша на убое, и пытается отступить назад, упираясь кулаками в чужую грудь. — Отпусти. Альфа качает головой, не говоря ни слова, и Финна снова захлёстывает ярость, сжигая остатки разума, не пораженного алкоголем. — Пусти! Да отпусти же! — Он колотит куда попало, напрочь позабыв все приёмы самозащиты, которые знал когда-то. — Я ждал тебя, слышишь! Бесчувственный, эгоистичный… Это похоже на хреновую мыльную оперу — вот только он ревёт по-настоящему, и боль в груди совсем не придуманная. Слова, обидные и несправедливые, сами рвутся с языка и Финн упускает момент, когда переступает черту — заскорузлая ладонь обхватывает затылок, и жёсткие губы завладевают его ртом, в одно мгновение прекращая поток ругани. Он мычит, дёргается, шипит, и вдруг обмякает, обхватывая склонившегося над собой Александра за шею. Нет страха и нет сожаления — языки сплетаются друг с другом в отчаянной борьбе, зубы кусают до крови, и все тело колошматит, будто в припадке, от долгожданных прикосновений. Финн наслаждается привкусом чужой крови: солёной, слегка горьковатой на вкус, и гортанно стонет, ощущая жаркие поцелуи на незащищённой шарфом шее. Становится слишком хорошо, и от эмоций, ударивших в голову, он окончательно перестает осознавать происходящее. Александр что-то горячо шепчет ему на ухо, прикусывая бледную кожу, и Финн согласно кивает, не понимая ни единого слова. Неважно, и альфа может делать что угодно, лишь бы он продолжал обнимать его так же сильно и дышать так же тяжело, как сейчас. Омега протягивает ладонь, мягко касаясь покрытой щетиной скулы, и светлые глаза его пары становятся последним, что он видит, прежде чем теряет сознание.