Продаюсь за браслеты.

Утро накатывало на город медленными плавными волнами. Теплый легкий воздух приплывал откуда-то с востока, неся с собой чистое небо и солнце, так не хватавшего в последнее время. Юркие лучи просачивались в окна, дразня и играясь, словно маленькие ребятишки. Один из них упал на лицо молодого человека, сладко посапывающего под мягким одеялом. Он смешно сморщил нос и с бормотанием натянул одеяло на голову. Через минуту недовольно раскинул руки в стороны и замер. Просыпаться в одиночестве — нормально. Просыпаться в одиночестве, когда этого совершенно не хочешь — тяжело. Просыпаться в одиночестве, когда засыпаешь с человеком, к которому питаешь нежные чувства — обидно. Антону стало на мгновение обидно. Сон тут же улетучился через приоткрытое окно. Шастун лежал один — и это не должно было быть чем-то необычным, правда? Да, они не проснулись вместе. У них не случилось той неловкой ситуации, когда один как будто спит, а другой им любуется. Они не обнимались ночью и не прижимались друг к другу в поисках нежности и тепла. Они не разбудили друг друга глупыми фразами. «Их» этим утром не было. И не должно было быть. Шастун отчего-то рассердился, ударил кулаком по матрасу, резко встал и потопал на кухню, откуда как раз послышался грохот. Он встал в проходе, облокотился на косяк и сложил руки на груди. Его лицо походило на мрачную серую тучку. — Я тебя разбудил? Извини, — как будто не извиняясь, с улыбкой сказал Попов. Арс успел разбить с утра пораньше чашку, осколки которой теперь собирал со всего пола. Знаете, было увлекательно смотреть, как он, полуобнаженный, в одних только пижамных штанах, наклоняется и приседает, доставая очередной осколок. Полуголый Арсений — само по себе увлекательное зрелище. Антон почти перестал сердиться. — У кого-то руки не из того места растут? — На счастье, — Арс не переставал улыбаться — светился ярче солнца за окном. — Посмотрим, посмотрим… Посмотрим. Когда с уборкой этого «счастья» было покончено, мужчины уселись за стол завтракать. Хозяюшка-Арсений успел приготовить омлет и заварить невероятный кофе, аромат которого стоял по всему дому. Шаст был доволен, что ему не пришлось давиться очередными бутербродами и горьким чаем. — Кто-то у нас по утрам бука, — словно с ребенком заговорил Арсений и задорно улыбнулся. Разве можно быть таким довольным с утра? — А кто-то дохера счастливый, — было ему ответом. Мрачная тучка стала еще мрачнее. — Благо у меня есть опыт по привыканию к букам. Привыкнем… Шастун подавился кофе. — Что? Арсений только подмигнул в ответ. — Ты разговариваешь во сне, — неожиданно сказал он, переводя тему. И голос его был таким мягким, словно пуховая подушечка. Словно ему было приятно говорить это Антону и смотреть на его реакцию. — Да? — Антон действительно удивился. Раньше ему об этом не говорили даже родители. — И что же я наговорил? — В основном сплошную неразбериху. Но слова «не надо» и «не говори» я ясно услышал. А еще ты какое-то время повторял «десять, десять, десять…», — Арс внимательно следил, пытаясь разгадать сон друга по каким-либо жестам. Парень совершенно не помнил, что ему снилось. Но точно понимал, что ему могло присниться и что значит «десять». Он не подал виду, только ухмыльнулся в ответ: — Очень странно. — А еще ты очень милый, когда спишь, — немного более серьезно продолжал Попов. Видимо, этому утру он официально присвоил звание «Открытие года» — иначе как объяснить те странности, что он тут нес? И делал он это с таким непринужденным видом, что Антон не знал, куда себя деть. Хоть сквозь землю проваливайся, ей богу! В их случае - через девять этажей. Он сейчас не ослышался? — А где же продолжение: когда спишь зубами к стенке или когда не лягаешься ногами? — попробовал пошутить Антон, вышло явно плохо. — А нет продолжения, — и громко поставил чашку. Антон искренне считал, что Арсению так не положено говорить — он не имеет на это право. Но в то же время это звучало так приятно, что Шастун почти улыбнулся и уж точно воспарил к облакам в своем воображении. В напряженном молчании заканчивался их странный завтрак и необычное утро. Награду «Мистер Странное поведение года» в студию! Ведь Арсений решил продолжить свою игру. Убрал посуду со стола, а затем неожиданно подошел к другу, положил руки ему на плечи и несильно сжал. — Ты напряженный все утро. Может, так станет легче? Он стал водить ладонями по плечам Антона, мягко поглаживая и сминая. И парень даже расслабился и разрешил себе наслаждаться этими милыми действиями. Ровно до того момента, когда ладони вдруг скользнули ему на грудь, а чужое тело прижалось к спине. Антон вскочил. — Я это… пойду, — воскликнул он, заикаясь, и быстро-быстро убежал в коридор. — Куда? У нас же собрание через час, — следом так же быстро появился Арсений, на ходу надевая рубашку. Парням нужно было ехать на собрание по поводу предстоящих гастролей. Явка обязательна, иначе Шеминов убьет, воскресит, снова убьет и снова воскресит, чтобы на шоу была «великолепная четверка» в полном составе. Но перспектива поехать на это самое собрание вместе с коллегой Антону резко разонравилась. — Ну да, — Шаст пытался подобрать слова, спешно натягивая кроссовки и пытаясь попасть руками в рукава куртки, — Я… туда и еду. — Так я сейчас оденусь, и поедем вместе. Подождешь? — то ли спрашивая, то ли утверждая, продолжал настаивать Попов и потянулся за обувью. — Да… нет, мне домой надо еще заехать, забрать там кое-что… — Заедем по пути. — Нам не по пути, — крикнул из подъезда парень и громко захлопнул дверь. И, скорее всего, он говорил совершенно не про тот путь, о котором подумал Арсений. Под натиском всех своих мыслей Антон сейчас решался на что-то, чему пока не мог дать определение. Он не хотел потерять такого замечательного мужчину только из-за своего глупого требовательного сердца. Он видел, как сердце Арсения отвечало, и, блять, готов был придушить того самого Арсения за то, что тот творит с бедным маленьким запутавшимся парнем. Так не ведут себя взрослые женатые мужчины. Слышишь, Арс? Не ведут! Так не смотрят, не говорят, не улыбаются, не шутят, не вздыхают, не живут. Не для Антона. И только в такси он понял, что все еще в домашней одежде Арса. И что все еще пахнет им. * Они не общались. Месяц. Конечно, они разговаривали друг с другом. Обменивались репликами, вели диалоги, но только в пределах работы. Сухо, по делу, не дольше, чем требовалось. Такая ситуация до жути не устраивала Арсения. Он не понимал, что такого случилось, что Антон так переменился к нему. Ровно месяц назад Шастун приехал на то долбанное собрание уже другим. Уже решившим не общаться с Поповым. Решил за них двоих, сукин сын! Арсений в свою очередь искал подходы. Не получилось — и он, наверное, опустил руки и просто сдался. Зачем стучаться в закрытые ворота, зная, что не ответят. Однако кусал себе руки, бился головой об стену и стучал пальцами по чему только можно. Его нервная система напряглась до такой степени, что скоро откажет. Он продолжал надеяться. Надежда умирает последней, да? У Арса она оказалась невероятно живучей. Антон пытался подстрелить ее в один вечер, когда за ним приехал черный тонированный джип. Тогда парень быстро убежал от коллег и скрылся за дверью автомобиля. Авто уехало слишком громко для чуткого Арса, что долго потом еще смотрел в след. Так Антон подстреливал надежду каждый раз, выходя из этого джипа довольным и обласканным и уезжая на нем же после всех решенных вопросов. Арсений почему-то не мог не смотреть. Ебаный мазохист! Надежда умирать не собиралась. Только корчилась в агонии и загибалась в судорогах. Еще он заметил, что у Антона появились новые духи, что совершенно ему не шли. От этого чужого запаха Арсений хотел сбежать куда подальше, а лучше затолкать коллегу под горячие струи воды и хорошенько натереть мочалкой. Так прошел месяц. Сложный, практически убийственный месяц. А их ждали совместные поездки по городам, перелеты и общие номера. Попов боялся, что будет тяжело и отчасти больно. Поэтому (и только поэтому) позвонил за день до отлета. Трубку взяли почти сразу. — Привет, — голос был неуверенным. — Привет, Арс, подожди секунду, — послышалось шуршание, и Антон кому-то отвечал «Это по работе, ничего важного, не волнуйся». — Да, что-то срочное? — Может быть… Я не помешал? Ты не один? О господи, Арс! Это действительно сейчас звучало наивно и с надеждой? — Нет. Говори, — голос Шаста продолжал оставаться сухим и грубоватым. — Я... хм, - Арсений долго не решался начать разговор. - Помнишь то утро?.. — Помню. Ты разбил чашку на несчастье. — На несчастье… да, - его слова были пропитаны горечью. - Послушай, я хотел кое-что обсудить, — Арс сжимал телефон так сильно, что тот мог развалиться на части в любую минуту. — Сам знаешь, в последнее время наше общение… стало странным. Если ты не хочешь говорить причины — не говори. Просто давай договоримся стать более расслабленными друг к другу хотя бы во время гастролей? Чтобы не было ненужной напряженки. Антон шумно выдохнул прямо в сам динамик, но продолжал молчать. — Я подумал, что наша ситуация не должна влиять ни на парней, ни на шоу. Это будет нечестно с нашей стороны. Послышался щелчок, будто Антон закрыл дверь на замок. — Что за «наша ситуация», Арс? — вдруг прошептал он. — У нас с тобой нет никакой ситуации. — Не отрицай, что твое отношение ко мне поменялось месяц назад. — В том и дело, что отношение не поменялось, — так же шепотом продолжал Шаст. На фоне его голоса послышался шум воды. — А что тогда, Шаст? — громко и серьезно спросил Попов, сильнее прижимая телефон к уху. — Ты же продолжаешь бегать от меня с того самого момента, как убежал из моего дома тем утром! Марафонец чертов. В ответ упорно молчали. — Что тогда такого случилось, что ты так переменился? Молчание. — Я стал тебе противен? То же гнетущее молчание, заставляющее Арсения говорить-говорить-говорить. — Ты... все понял, да? Понял, что происходит? И ты думаешь, что это неправильно? Не по-настоящему? Или не веришь, что я могу...? То, что начало происходить между нами… — Между нами ничего не было! — вдруг воскликнул Антон, прерывая эмоциональный поток вопросов, и это набатом ударило по ушам Арса. — И ничего не может быть! Никогда, слышишь? Никогда! Нет, нет, нет… Арсений не смог слушать. Он в порыве швырнул телефон в стену и рухнул на колени. Завтра на них точно расцветут синяки. Он чувствовал себя побитым и раздавленным, будто на него упала огромная бетонная плита. Хотя, он уверен, упади она по-настоящему, не было бы так больно, как сейчас. Им никогда не быть вместе? Никогда, говоришь? Ты сам-то, сука, веришь в это? Арсений шумно дышал, закрыв глаза, но не плакал, нет. Нет.