Люди 49-го

Юкхэй не соврал. Дорога заняла полторы недели, и к озеру отряд вышел в последний день сентября. Погода стояла тихая, солнечная, но Сехун куталась в накидку и беспрестанно растирала обветренные ладони. Юкхэй предупредил, что озеро находится на землях уошо, чьи племена были настроены к переселенцам враждебно, но мистер Ву решил задержаться здесь на пару дней: Литтлтон и Джейсон хотели порыбачить, да и животине требовался отдых — подъем вымотал лошадей не меньше, чем людей. Караван из десяти конестог*, запряженных мулами, встал лагерем у самой воды. Дымились костры, пахло рыбной похлебкой и свежевыстиранным бельем. Мужчины смеялись, женщины бранились, дети кричали и плакали. — Присоединимся или поищем другое место? — Кай поглядел на мистера Ву. Тот ответил, не колеблясь: — Присоединимся. Впереди их ждал перевал. Места опасные: всякое может приключиться. А большим караваном передвигаться сподручней. Вдруг что случится с лошадьми или фургонами, можно обратиться за помощью к попутчикам. В одиночестве здесь не выживал никто. Переселенцы встретили их дружелюбно. Караван вел старик Абрахам Хьюз. Родом он был из Пенсильвании, но большинство его семей держало путь из Джорджии. У Сехун сердце забилось чаще, когда она услышала знакомый южный говор. Она невольно улыбнулась, и Кай, заметив это, улыбнулся тоже. Сехун удалось-таки убедить его в серьезности своих намерений. Да, ее пугала возможность стать изгоем, терпеть насмешки и быть всеми порицаемой и презираемой, но она понимала, что будет презирать себя не меньше, если в угоду общественному мнению откажется от Кая. В ее представлении это было сравнимо с предательством, а предательство было противно ее натуре. Эндрю Уокер поутих, да и Молли делала вид, что никакого мистера Грина не знает, но нет-нет и бросала на него печальный взгляд. Поначалу Сехун это радовало, а затем ей стало жалко девчушку. Быть может, она в самом деле влюбилась в Кая, и он разбил ей сердце? Стоило подумать об этом, как накатывал стыд, и избавиться от него было сложнее, чем от назойливых москитов по ночам. Потому Сехун несказанно обрадовалась, приметив смуглявого светловолосого парнишку, который оторопел, завидев Молли Уокер, вышагивающую рядом с отцом и братом. Молли его взгляд оценила верно и торопливо отвернулась, пряча зарумяненное лицо. Сехун ей даже позавидовала: на нее мужчины никогда не засматривались. Если не считать Кая, она никому и не нравилась. Это все еще ее задевало — не могло не задевать, ведь будучи Сэмми Коулфилдом, она, все же, оставалась девушкой на выданье, — но она относилась к этому по-философски. Будь все иначе, она бы вела себя по-другому, и никогда бы не приглянулась Каю. Его привлекала ее застенчивость, ее робость, которая в краткий миг могла смениться вызывающей откровенностью, привлекала ее неопытность и осознание того, что он у нее первый. Первый, кого она полюбила, первый, кого поцеловала, первый, кому готова была отдать себя всю. Кай признался, что у него были женщины: и индианки, и белые, — что он желал их любви и хотел любить сам, но что-то все время было не так. И только встретив Сехун, он понял, чего ему не хватало — честности. Откровенности не столько телесной, сколько душевной. В тех женщинах ее не было, и Кай, чувствуя это, не был откровенен с ними. Сехун все изменила. И это он любил в ней, пожалуй, чуточку больше, чем все остальное. С ней он мог быть собой, признаваться в самых страшных прегрешениях и знать, что его не отвергнут. Сехун была ему возлюбленной, Сэмми Коулфилд — другом, а вместе они стали для Кая целым миром. Переселенцы помогли им расчистить местечко для стоянки и поделились хворостом для костра. Сехун, Кенти и Молли с Дебби занялись стиркой, тогда как миссис Уокер вытащила на свет божий свой огромный котел и отправила Литтлтона и Джейсона рыбачить; Эндрю и мистер Уокер составили им компанию. — В лесу, должно быть, полно дичи, — сказал Кай. — Поохотимся? — Он поглядел на Юкхэя. Тот кивнул и взялся за ружье. Сехун поняла, что охота — лишь предлог. Кай хотел удостовериться, что им никто и ничто не угрожает. Сехун и Кенти выбрали для стирки неглубокую каменистую заводь. Вода жгла руки холодом, но Сехун упрямо стирала портки мистера Ву и свои заношенные рубахи, а Кенти развлекала ее индейскими песенками. Она знала их бесчисленное множество и частенько, забравшись в фургон к Сехун, убаюкивала ими Коко. Доктор Джун тоже приходил послушать их, и по его затуманенному взгляду и робкой улыбке Сехун понимала, что чувства его к Кенти давно переросли обычный интерес. — Ставлю пятерку, что доктор позовет дикарочку замуж раньше, чем мы доберемся до Сакраменто, — в один из таких вечеров заявил Литтлтон, и Джейсон ставку принял. Причард лишь головой качал, а Джозлин, который последние дни предпочитал угрюмо отмалчиваться, фыркнул и поставил на то, что доктор замуж Кенти никогда не возьмет. — Он же доктор, идиоты, — поморщился он, выкладывая замусоленную банкноту. — У него лицензия есть: практику откроет в Сан-Франциско, человеком станет. На кой черт ему дикарка, которой половина французской армии попользовалась? Найдет себе девицу под стать: чтобы с приданым и репутацией. А эту Ву в бордель пристроит. Самое место. Сехун лишь единожды видела доктора Джуна в ярости: у форта Холла, когда он осадил зарвавшихся трапперов. На сей раз он не стал церемониться — повалил Джозлина в грязь и отходил кулаками так, что мать родная не признала бы. Джозлин в долгу не остался. Кай и Литтлтон едва их разняли. Мистеру Ву пришлось пару раз пальнуть в землю, чтобы окончательно угомонить драчунов. После этого случая о Кенти и Коко никто и полуслова плохого не сказал, но и любить больше не стал, так что Сехун оставалась единственной их подругой, если не считать Салли Уокер и малыша Томми. Те раз за разом ослушивались маменьку и убегали, чтобы поиграть с Коко, за что получали по тощим задницам и оставались без ужина. Сехун украдкой подкармливала их из своих запасов, на что мистер Ву тяжко вздыхал и махал рукой. Кормить чужих детей ему не улыбалось, но Сехун знала, что в глубине души он все понимает, потому и молчит. Пока они стирали, к берегу незаметно подошли трое. Одним из них был уже виденный прежде парнишка — звали его Донал Хьюз, и он приходился внуком Абрахаму Хьюзу, — двух других — девушку чуть старше Сехун и парнишку — она видела впервые. В глаза тут же бросилась их инаковость. И если девушка походила на полукровку, то парнишка точно был азиатом. Их внешность забавно разнилась, но по тому, как они держались друг с другом, по неприметным жестам и взглядами Сехун поняла, что они родственники. Девушку звали Чанни Сноу, а ее брата — Чону. Они приходились приемными детьми Лаяну Сноу, фермеру из Джорджии. Их родители прибыли в Америку в начале двадцатых, работали то здесь, то там. Когда Чону было два, отец погиб. Мать их, недолго думая, отправилась на Юг — убирать хлопок. Там и повстречала мистера Сноу. Он женился на ней, не раздумывая, и растил Чанни и Чону как своих детей. Сын мистера Сноу, Терри, относился к сводным брату и сестре как к родным. Теренс первым отправился на Запад, устроился там неплохо и звал родных к себе. Обо всем этом Сехун поведала Чанни. Она оказалась девушкой открытой и словоохотливой, много улыбалась, отчего вокруг ее больших, безумно красивых глаз собирались морщинки, и смеялась грудным, душевным смехом. Голос ее обладал глубиной и бархатистостью томной августовской ночи, и вся она лучилась неприкрытой добротой и беззастенчивой нежностью. Чону был ей под стать. Говорил бойко и непринужденно, много улыбался и словно светился изнутри. Глаза его напоминали двух маленьких рыбок, а вот рот был широкий и сочный, как у сестры. Такие, Сехун казалось, целуют безудержно, пылко. Чанни говорила без умолку и запнулась лишь раз — когда к озеру подошел мистер Ву. Он курил папироску из индейского табака и задумчиво глядел на заснеженные горные склоны, что кольцом обступили озеро. Сехун по себе знала, какое впечатление производит на людей мистер Ву, но Чанни оробела настолько мило, что она не сдержала улыбки. Чанни заметила это и прижала ладони к щекам. Ее смущение передалось и Чону. Они оба запылали ушами и круглыми скулами и заторопились в лагерь, пока их не раскрыли. Мистер Ву вздрогнул и будто бы в одночасье пробудился от крепкого сна. Проводил Сноу потерянным взглядом и, облизнув губы, спросил, кто это был. Сехун ответила, хоть и знала, что это ничего мистеру Ву не скажет. Он кивнул, уселся на камень, где миг назад сидела Чанни, и снова закурил. Уже в лагере, у костра, Сехун снова заметила Сноу. Чону возился у огня, а Чанни обхаживала мужчину, который с трудом выбрался из фургона и уселся на поросшее мхом бревно. Мужчина показался Сехун смутно знакомым. Она видела его прежде, но не могла вспомнить, где. Это встревожило ее. Потому, улучив момент, она спросила о нем у мистера Ву. — В фортах я его не встречал: запомнил бы — с таким-то семейством. — Мистер Ву покачал головой. Вопрос Сехун обеспокоил и его. Если Сехун по каким-то причинам запомнила Сноу, то и Сноу мог запомнить Сехун. И если это случилось до того, как она стала Сэмми Коулфилдом, — быть беде. — Потолкую с ним за ужином. Узнаю, откуда он и что из себя представляет. — Он ободряюще похлопал Сехун по плечу, но по залегшей меж бровей глубокой морщине и сосредоточенному взгляду она поняла, что расслабляться не время. Кай с Юкхэем к ужину не вернулись. Сехун знала, что с ними все в порядке, но нет-нет — и поглядывала в сторону леса. Тот дышал ей в спину хвойной синевой, и Сехун ежилась и подрагивала под своей плотной шерстяной накидкой. Они с Кенти уложили Коко спать и сели у огня штопать выстиранные вещи. У Кенти своих вещей не было, и она довольствовалась тем немногим, что мистер Ву и доктор выменяли для нее и Коко в форте Холле. Кенти уже неплохо понимала по-английски и порой просила Сехун рассказать ей что-нибудь интересное. Сехун вспоминала уроки Альбы, но все, что она почерпнула из учебников, казалось ей пресным и скучным, и потому она пересказывала Кенти дворовые байки, услышанные некогда от черной прислуги, и Милеттины сказки. Сказки Кенти нравились больше всего. Она искренне смеялась и плакала, слушая негритянские поверья, и пугалась, когда Сехун рассказывала ей о колдунах-бакорах, которые поднимали из земли мертвецов и подчиняли их своей воле. — Злые люди, — говорила Кенти и обнимала себя за плечи. Сехун знала, что в мире есть люди, которые страшнее колдунов Вуду будут, и ей до жгучего зуда в груди хотелось уберечь от них Кенти и Коко. Костры на ночь не гасили — в лесах водились медведи и пумы, — и кто-то обязательно у них дежурил, чтобы поддерживать огонь. Сехун вызвалась дежурить первой. Никто не возражал. Мистер Ву посидел рядом с ней немного, а после пошел к костру Хьюза: у него, раскинув картишки, собралось мужское общество. Среди игроков был и Сноу. Сехун на всякий случай села к нему спиной и, открыв молитвенник, стала один за другим повторять псалмы. Это успокаивало ее и придавало сил. Кай и Юкхэй вернулись ближе к полуночи. Небо, до этого мерцающее колючими белыми звездами, затянуло облаками; подул холодный северный ветер. Запахло снегом. Сехун села поближе к огню, поворошила поленья толстой кривой палкой и средь взметнувшихся в черничную высь огненных мотыльков увидела, как Кай и Юкхэй выходят из лесу. Вернулись они не с пустыми руками. Дичь уже освежевали, так что Сехун оставалось лишь ее разделать. Обычно этим занималась миссис Уокер, но она спала, и Сехун пришлось все делать самой. Юкхэй, поев, ушел спать, а Кай уселся у костра и, попивая кипяток, следил за каждым движением Сехун так, словно принимал у нее безумно важный экзамен. Сехун поглядывала на него из-под отросшей челки и взглядом спрашивала, что происходит, но Кай лишь улыбался уголками рта и снова и снова прикладывался к кружке. Сехун разделала и замочила тушу в воде, чтобы не испортилась до утра, и, оставив миску в фургоне, подобралась ближе к Каю и огню. — Нашли что-нибудь? — спросила она тихо и легонько, тыльной стороной ладони, погладила Кая по бедру. Кай покачал головой. — Следов полно, но все старые. Если уошо и бывают здесь, то редко. Им сподручней выходить к озеру с противоположной стороны, да и ниже по склону дичи больше. — Думаешь, бояться нечего? — Бояться всегда есть чего. — Кай глядел на огонь цепким, жестким взглядом. Он злился, хоть старался это скрыть, и Сехун это не нравилось. Она придвинулась к нему еще ближе и шепотом, так, что только пламя да ветер ее слышали, спросила: — Что с тобой? — Слишком много людей. Я с самого начала говорил Ву: чем больше людей, тем дольше дорога, тем выше вероятность привлечь к себе внимание. Шли бы втроем, давно бы были на месте. Сехун плечом к его плечу прижалась и погладила острое колено. — Осталось совсем чуть-чуть. — Впереди самый сложный отрезок пути. А погода портится. — Ты хочешь сбежать? Ты потому взял Юкхэя? Хочешь оставить отряд на него и… — Нет, это подло. Я никогда так не поступлю. Сехун нашла его ладонь, обхватила крепко своими холодными, потрескавшимися от стирки ладонями и, пока никто не смотрел, прижалась к ней ртом. Она мечтала исцеловать его всего, но могла лишь испробовать губами солоноватую кожу его запястий. Кай остался с ней у костра, даже когда последние засидевшиеся у огня картежники разбрелись по своим фургонам. Мистер Ву составил им компанию. — Поболтал со Сноу, — сказал он, принимая у Сехун кружку с кипятком: чай давненько закончился, так что теперь довольствовались горячей водой. — У нас проблемы, дружочек. — Сехун напряглась, а мистер Ву, отпив кипятку, продолжил: — Сноу держал ферму у берегов Чаттахучи. Его земля граничила с землями капитана Смита. Сехун замерла. Ей вспомнился день ее рождения, садовая калитка и дядюшка Кнут, кричащий на фермера в разбитых башмаках. «Белая шваль», — назвал он его. И этой белой швалью был мистер Лаян Сноу. Сехун зажала рот руками и с мольбой посмотрела на мистера Ву. Мистер Сноу не мог не знать Дженнифер Смит, и в тот день он видел ее так же хорошо, как она видела его. — Что делать? — спросила она в ладонь. Мистер Ву пожал плечами. — Держаться от него подальше. Не убивать же старика, в самом-то деле. Сехун напряглась. Именно так Кай и поступил со Старром. Убил его, чтобы он не раскрыл Сехун. Она перевела взгляд на Кая. Он молчал. Ему не нужны были объяснения, чтобы все понять. — Я обещал. — Он произнес это тихо, глядя Сехун в глаза. Он в самом деле дал слово, что не убьет, если от этого не будет зависеть его жизнь или жизнь тех, кто ему дорог. Сехун ему верила. Она улыбнулась ему благодарно и вернулась к мистеру Ву. — Сноу болеет, — продолжил он. — Дорога подорвала его здоровье. Жена тоже едва ходит. О семье заботятся дети. Вряд ли ему сейчас до тебя, но, все же, не попадайся ему на глаза. И с девчонкой поменьше болтай. Сехун кивнула согласно. Мистер Ву допил свой кипяток и отправился на боковую. Кай и Сехун остались одни. Шумели огромные сосны, царапали острыми верхушками водянистое небо; кричала в отдалении птица и трещали в огненных объятиях душистые еловые ветви. Они молчали. Сехун вновь завладела ладонью Кая и теперь гладила ее, подушечками пальцев повторяя незамысловатый узор на внутренней ее стороне. Кай следил за ее движениями. Он уже успокоился, расслабился немного, а ласка Сехун погрузила его в подобие медитативного сна. Сехун заглянула ему в лицо, убрала за ухо длинную прядь волос. Кай вскинулся, поглядел на нее сонными глазами. — Давай поженимся? — Сехун погладила его по щеке. — Поженимся. — Кай кивнул и улыбнулся. — Доберемся до Сакраменто и поженимся. — Нет, сейчас. Попросим Причарда нас обвенчать. Доктора позовем свидетелем. — Сехун, все будет хорошо. Я проведу отряд через горы в целости и сохранности. Тебе нечего бояться. — А если нет? — Сехун уронила ладонь ему на шею, впилась пальцами в упругую горячую плоть. — Я хочу знать, что если умру, меня похоронят как миссис Грин, а не Дженни Смит. — Глаза защипало, и Сехун зажмурилась, чтобы справиться со слезами. Кай притянул ее к себе. — С чего это вдруг ты умирать собралась? Что за глупости приходят в эту светлую головку? — Он погладил Сехун по голове, и Сехун сломалась. Зарыдала глухо, спрятала лицо на его груди, чтобы не видел ее слез, вцепилась в его бока крепко и вся затряслась. Каждый раз, когда она думала, что все уже позади, что-то непременно случалось. То Старр, то китаец, то Веллинкамп. Теперь вот Сноу. Сехун надоело скрываться, надоело оглядываться по сторонам, придумывать что-то, лгать. Хотелось простой человеческой жизни, обычного людского счастья. Быть женой, матерью, подругой, отзывчивой соседкой и добропорядочной прихожанкой. Готовить обеды на всю семью, звать в гости приятельниц и распевать псалмы на воскресной мессе. И чтобы Кай был рядом. Ничего больше. — Я больше так не могу, — призналась она сквозь слезы и мокрой щекой прижалась к плечу Кая. Кай погладил ее по спине. — Хочу, чтобы все было как раньше. Чтобы никто меня не ненавидел. Хочу домой, и чтобы мама была жива. Кай обнял ее крепче. Он ничего не говорил: не пытался ее успокоить или как-то утешить. Понимал, что никакие слова не вернут прежнюю ее жизнь и не воскресят мать. Он мог предложить лишь себя, и именно это он и делал, прижимая ее к самому сердцу и согревая своим теплом. Ближе к утру пошел снег, и Сехун, опухшая от долгих рыданий, с гудящей головой и онемевшими руками, забралась в фургон. Коко и Кенти спали, завернувшись во все одеяла, что только нашли. Мистер Ву забился в угол между мешками с поклажей, запахнул крепче куртку и дремал, уронив голову на грудь. Сехун нырнула под одеяла, обняла Коко и, вдыхая ее сладковатый детский запах, уснула. Разбудил ее вой ветра. Рассвет только-только занялся, и в фургоне еще властвовала ночь. Сехун выбралась из теплого одеяльного кокона и выглянула наружу. Мело. Сехун бросилась проверять Ветерка. Они с Кэей забрались в укромное местечко между повозками, снег и ветер их практически не тревожил. Сехун выгребла из кармана остатки сухарей и скормила лошадям. Чуть поодаль, под деревьями, горел костер. Кай, Юкхэй и мистер Ву сидели у огня и о чем-то негромко переговаривались. Еще один костер горел у соседней стоянки. Его тоже развели под деревьями, чтобы снег и ветер не гасили пламя. Сехун двинула к своим. Снег лип к подошвам башмаков; на траве он превращался в кашицу и скользил под ногами. Сехун дважды падала на колени, прежде чем приноровиться. — И вечно тебе не спится. — Кай потрепал ее по волосам и подвинулся к Юкхэю, чтобы Сехун могла сесть на сухое. — Мы тут решаем, как быть дальше. Днем потеплеет, снег растает, но идти будет скользко: сам видишь. За лошадей боюсь. — А переждать? — Если перевал завалит снегом, мы не выберемся. Конечно, можно перезимовать и здесь — в лесу полно дичи, а в озере — рыбы, — но, во-первых, это индейские земли, и хозяйничать здесь всю зиму нам не дадут, во-вторых, мы потеряем лошадей, а без них дальнейший путь будет невозможен. Нужно двигаться дальше. — Я знаю один путь, — сказал Юкхэй. Басовитый его голос влился в рокот бурана и вознесся к низким черным облакам, — он короче, но опасней. Им пользуются лишь пайюты. Мы с отцом однажды им шли, добрались до реки за два перехода. — Дорога плохая? — спросил мистер Ву. — Дорога хорошая — пайюты плохие. — Юкхэй улыбнулся. — Такой караван они уж точно не пропустят. Много ли у вас ружей? — Достаточно. — Тогда пройдем, но готовьтесь к потерям. Кай поглядел на мистера Ву. — Идем сами или с Хьюзом? — В сложившейся ситуации я бы предпочел идти налегке, но если увяжутся за нами — ничего ж не поделаешь. — У них есть мулы и пара быков. — Юкхэй сорвал травинку, росшую под деревом, и принялся ее жевать. — Они приспособлены к подобным переходам лучше. Я бы держался за них. Мистер Ву задумался. — Ладно, — спустя минуту выдохнул он и поднялся. — Поговорю с Джейсоном и Хьюзом. Что-то да решим. Сэмми, на пару слов. Сехун послушно последовала за ним. У фургона мистер Ву остановился и, скрестив руки на груди, смерил Сехун пристальным взглядом. Снег сыпал ему в лицо, но он не обращал на него внимания. Мистер Ву был настроен решительно, и Сехун поняла, что ее ждет серьезный разговор. — Вы с Каем пойдете вперед. Сами. — Что? Мистер Ву закатил глаза. — Что слышал, дружок. Возьмете лошадей, провиант и пойдете дальше сами. Встретимся в Сакраменто. Сехун упрямо замотала головой. Она понимала, что мистер Ву прав, что так будет лучше, но все в ней этому противилось. Она не хотела оставлять Коко и Кенти самих, не хотела бросать мистера Ву. Они стали неотъемлемой частью ее жизни, и она не найдет себе места, если не будет знать, где они и что с ними. — Я пойду со всеми. — Не глупи. Кай знает дорогу, он… — Поведет отряд. Он сам сказал, что не бросит людей, за которых отвечает, в решающий миг. — Сехун, он наемник. Ему плевать на этих людей. — Неправда. Кай не такой. — Сэмми, он именно такой. Чувства к нему застят тебе глаза. Ты хочешь видеть в нем благородного сэра, но он всего лишь краснокожий наемник. Сехун нахмурилась. — Зачем вы на него наговариваете? Вы ведь в это не верите. Я знаю, что вы с ним друзья. Я не слепая. К чему это все? Вы все равно меня не переубедите. Мистер Ву вздохнул. — Сэмми… — Я знаю, вы хотите мне добра, но… я уже не та девочка, которую вы спасли из горящего дома полгода назад. Дженни Смит давно нет. Остались только Сехун и Сэмми, и они не бросают друзей в беде. А вы — мой друг. И Коко, и Кенти, и даже Джейсон с Литтлтоном. Я никуда не уйду, слышите? Мистер Ву ничего не ответил. Сгреб ее в охапку, прижал к своему огромному, жесткому телу и крепко обнял. Он никогда ее не обнимал, не прикасался даже без нужды, и Сехун невольно улыбнулась, потому что обнимать мистера Ву оказалось безумно приятно. Его большие сильные руки и широкая грудь были созданы для этого. Для объятий и улыбок украдкой. А снег все сыпал и сыпал, и новый день никак не наступал.