Импринтинг двух миров (подопытный мышь)

      — Что-то, Михалыч, вокруг тебя дерьма еще больше вертится, чем обычно, — Петр Никодимович, начальник убойного отдела, с которым у меня были свои дела, покачал головой. — То в отчима твоего стреляют, то в парня одного… Не знаю уж, кем он тебе приходится. Тоже названный? — Он хмыкнул.       — Любовник, временный, — буркнул я, заметив, как Никодимыч поморщился, не уважая подобного. — Его зацепило, потому что решили, что он для меня что-то значит. Короче, разругались мы с ним, и поехал он, поехал…       — Ну, ты хоть бабами прикрывался бы, греховодник старый, — буркнул он. — Уже ж не двадцать лет, на моду молодежи не спихнешь. А думаешь, всем с пидорком работать нравится? Может, кто-то посчитал, что ты того… в том именно плане неудобный. Ну… Зашквар вроде как…       — Никодимыч, ты давай, бросай эти свои тюремные штучки! — повысил я голос. — Из тех, с кем я работаю, только ты, да еще пара парней знает, что я не по бабам. И насколько я знаю, всем этим троим — по барабану, кого и в каком виде я имею. Ты лучше думай, за что и почему у меня моего зама прямо на рабочем месте траванули. Притом так некрасиво.       — Я с тебя на всякий случай подписку о невыезде возьму, — развел руками Никодимыч, протянув листок бумаги и ручку. — Пиши, давай.       — Совсем озверел?! Ты что, решил, что это я?       — Пиши, я сказал! Мне за тобой надо следака пустить. А я этого сделать не смогу, если ты у меня не под подпиской о невыезде будешь. Все понял?! — рыкнул он и тут же успокоился. — Вот и давай, пиши. И не бузи мне тут. Тоже, поруганная невинность. Скажи еще спасибо, что я на некоторые твои делишки глаза закрываю. А то, смотри мне…       — Твою мать! — злобно прошипел я, понимая, в какую ловушку Петька меня загоняет. — Совсем озверел со своими уркаганами! Как ты думаешь, мне работать теперь, под твоим-то зорким оком?!       — Морду сменишь, и работай, — буркнул тот. — Я же не буду следака гонять за всеми, кто к тебе приходит и кто от тебя уходит?       — Я уже, как понял, известная личность? — пришлось задуматься, притом серьезно. — Кто еще знает?       — Андрюша, ты все же не забывай, с кем говоришь. Я тебя, гада ползучего, — аж сердце екнуло, когда он это сказал, — уже сорок лет знаю! Со школы. Это меня потом в ментовку занесло, а ты, вишь… Так что, уж поверь, я знаю, что ты мастак маскироваться. Уж не знаю, у кого науку перенял, моим бы ребятам рассказал, да дал бы пару уроков грима своего. Но то, что морду лица и технику движения тела менять умеешь, это ты уж прости… проследил, — он ухмыльнулся.       — Ну-ну, — я усмехнулся, осторожно выдохнув. — Короче, параллельно работаем, так?       — Только ты это, работай, да не зарабатывайся! — пригрозил Никодимыч. — А то привезешь мне труп и скажешь, что это оно и есть. А мне такое не нужно. Мне живой преступник нужен. Усек?       — Усек, — буркнув, я подписал бумагу, толкнув ее по столу. — На, лови, злыдень. Ставь за мной своего ребятенка. Только будь добр, дай мне сначала с ним поговорить.       — А, снова «психа» своего включишь? — подмигнул тот. — Ну-ну, включай, посмотрю. Валерий Иванович, зайдите к нам! — гаркнул он так, что я чуть уши не заткнул. — Ну вот, знакомьтесь. Андрей Михайлович, Валерий Иванович.       — Просто, Валера, — молодой, еще почти безусый парнишка, видимо, только после учебки, неловко протянул мне руку. — Вам же уже все сказали, да?       — Да… Да, — я твердо кивнул, дав понять Никодимычу, что парень подходящий.       — Ты, только это, Андрейка, не забывай про броню, — напомнил мне Петр, прежде чем я вышел из кабинета, бывшего кабинета Стаса.       — Запомнил! — отмахнулся я. — Ну что, салага, за мной хвостиком ходить будешь? Или все же на поводке поведешь?       — Сказали, что на поводке можно, — пожал парень плечами.       — Ну, раз на поводке, то вот тебе немного грошиков, чтобы свои не тратил, и потом чеки в кассу не сдавал, чтобы вернули кровно нажитые и безобразно потраченные, — я усмехнулся, заметив неловкость, и продолжил поучать: — За мной — только на такси, а не на своем уазике. Желудок себе не порти, жуй нормально. У меня как раз под подъездом кафешка, где нормально готовят. Спать, если не боишься, можешь ко мне в квартиру приходить. Не трону, — и, заржав, махнул рукой, оставив ошалевшего парня стоять на пороге офиса.       Петька мне «удружил» знатно. Я, конечно, понимал, что спустить меня с крючка он просто так не может, но вот чтобы ко мне приставить кого, это уже слишком. Тут уж не побегаешь. И по телефону со всеми, с кем надо, не поговоришь. Ну, второе понятно, прослушка может быть, а вот то, что я хотел сделать с этим мальчишкой на поводке, ну уж точно не получится. А когда меня еще в клуб потянет? Что, его туда тоже тащить?       Я усмехнулся, представляя какое выражение лица у него будет, когда узнает, куда его подопечный ходит. Но смех смехом, а решать все надо было быстро и качественно. Я уже понял, что это даже не рабочие моменты, а куда глубже, чуть ли не с самой Уреи идет. Уже понял, что искать надо среди тех, кого хоть раз туда переправлял и кто сейчас здесь колбасится. Но все эти манипуляции я мог провести далеко-далеко от этого города и страны. А раз подписку дал, то меня теперь точно никто не выпустит в том виде, в котором я сейчас. А пропаду, так и в розыск объявят.       Что еще мне оставалось? Разве что только ментальное воссоединение с каждым, кто хоть однажды побывал на Урее. Но, черт возьми, память у меня хоть и объемная, но не безразмерная. А я за двадцать лет кого только не перетаскал туда. Так что, теперь всех проверять?       Пока думал что да как, решил навестить своего старика, узнать, как он там. Может даже передать что жене. Да и ее не мешало бы увидеть. Все же, остаться одной, да еще и калечной, в доме без помощи не так уж и просто. В общем, пока думал, ноги несли меня к остановке общественного транспорта и, подумав, я махнул рукой, подзывая своего топтуна.       — Поехали вместе. Я сейчас в больничку, отца навещу, а после к его жене поеду. Заодно поможешь продукты нести, лады?       — Как скажете, Андрей Михайлович. Мне что важно, вас не выпустить из вида, а куда и как…       — Сменщик у тебя хоть есть, Валера? Или тебя одного приставили, а как ты с этим справляться будешь, так и не подумали?       — Петр Никодимович…       — Зараза редкостная твой Петр Никодимович, — буркнул я. — Знает, что не откажу тебе ни в стиральной машинке, ни в проживании. Да и кормление на себя возьму. Совсем оборзел. А ты даже вякать не смей! — заметил я, как покраснел парень, собираясь дать отпор. — Ну, куда я тебя дену? Сам мучиться буду, зная, что ты нежрамши, неспамши и вторую неделю в одних и тех же носках. Так что не парься. У нас с Петром свои счеты. А тебя он мне, скорее всего, на обкатку дал.       — Андрей Мих…       — На об-кат-ку, — раздельно произнес я, — чтобы обнаглел, обтесался чуток, перестал стесняться и борзости бы больше появилось. Все понял? А то краснеешь как девица. Короче, после больнички, и когда жену моего названного отца навестим, поедем к тебе домой, торбочку соберем. А то решу я прогуляться, когда у тебя все вещи сохнут, что, в одних трусишках меня догонять будешь? Вот и я тоже думаю, что нет, — буркнул, заметив, как замотал головой парень. — Да и форму твою светить как бы не с руки. Так что давай все сделаем правильно.       — Андрей Михайлович, вы только не подумайте, что…       — А ты сам об этом не думай, — подмигнул я ему, осознав, что о моей ориентации Петр все же проговорился. — Соблазнять уж точно не буду. Хлипенький ты больно. Все, хорош басни друг другу рассказывать. Поехали, — окончательно засмущав парня, буркнул я, сев в первую же подкатившую маршрутку, которая шла мимо больницы.       — Здравствуй, Сергей. — Я вошел в палату, тихонько прикрыв за собой дверь. Как-то язык не поворачивался называть его Сергуней сейчас, смотря в изможденное, еще больше постаревшее лицо. — Как ты?       — Твоими заботами, — прокашлявшись, Сергей Андреевич осторожно сел. — Врачи все охают да ахают, а вот я кое-что заметил… — он показал два пластыря на руке. — Клычки в меня вонзил, змееныш? Андрюша, ты же сам знаешь, что это значит.       — Знаю, Сергей. — Я тяжело вздохнул. — Так что, прикажешь, голову тебе свернуть теперь?       — Да, что уж там… — он отмахнулся, опустив взгляд. — Ну, и сколько?       — Пятьдесят, может, семьдесят. — Я неловко пожал плечами. — Не в этом виде, конечно. Молодеть скоро начнешь, так что, придется переселяться и начинать жизнь заново. Документы я тебе сделаю, жилье найду…       — А о Людмиле ты подумал? — тихо, с какой-то душевной тоской посмотрел он на меня. — Что я своей ласточке скажу?.. Как я от нее откажусь-то? Негоже, Андрюшенька, такое, не спросив, делать.       — Ну… Хочешь, и ее укушу? — понимая, что подвел старика, спросил я.       — А ты-то сам хочешь?       — Ну, батя! — Я вскочил с кресла, меряя шагами палату. — Ты такое спросил… Ну, естественно, если она тебе дорога, куда я денусь? Вот только ты же понимаешь, что если ее коснусь, то это уже совсем другое дело будет. Это слезы начнутся, упреки, что с деточками ее разлучаю. Сам же знаешь, как баба нормальная, как мать… Ну не сможет она своих детей оставить!       — Да знаю я все! — отмахнулся Сергей. — Лишил последней радости старика. Я уж думал… А!.. Что теперь… Прав ты, не сворачивать же мне голову. Переживу как-нибудь. Может, когда помолодею, в волонтерскую какую службу устроюсь, буду к ней ходить, чаи гонять… Но, Андрей, ты сам понимаешь, надо с этим все решать уже сейчас, — закончил он твердо и спокойно.       — Твою ж налево… — Я оценил не только сказанное, но и всю ту задницу, которую я на себя взвалил, особенно в связи с тем, что сейчас у меня надсмотрщик, хоть и юный, но имелся. Но была ни была! — Валера, подойди сюда, — махнул я рукой парню, приглашая его в палату. — Короче, Валерчик, этого человека надо убить.       Если вы когда-нибудь видели невинность непорочную, воспринимающую все буквально, то это она и была. Воочию, так сказать. Думаю, та же реакция была бы, если бы я сказал, чтобы Валерка раздевался и поворачивался ко мне задом.       Глотая воздух, хватаясь за пояс, где обычно висит кобура, теряя папочку, Валера начал пятиться к двери, наглухо уйдя в собственный шок и не понимая, почему старик, которого я якобы собираюсь убивать, хохочет вместе со мной, утирая слезы от хохота.       — Слышь ты, ребенок! — Я не выдержал, разоржавшись тоже. — Ты не понял. Надо оформить все, как будто дед умер. Все! Его, живого и здорового, просто переправим ко мне домой! Алё! Очнись! Ты меня услышал?!       — А?.. — до парня начало, наконец-то, доходить. — Д-да… А зачем?       — А затем, мальчик, что меня могут захотеть добить, — прокашлявшись после смеха, произнес Сергей. — И я нигде, кроме как дома у Андрея, не буду чувствовать себя в безопасности. Ну теперь понимаешь?       — Да, теперь понимаю… — все еще отрешенный, в каких-то своих мыслях, Валера вышел.       — И где ты этого волкодава выцепил? — снова расхохотался Сергей. — Щенок же еще, от сиськи не отлученный.       — Петька приставил. Из каких-то своих соображений. — Я отмахнулся, а после глаза в глаза взглянул Сергею. — Ты готов? Ты же понимаешь, что пока не произойдет полной регенерации, пока не помолодеешь окончательно, я же тебя к Людмиле не пущу. А потом тебе придется держать свой язык за зубами. Или же все же лучше личину, а потом…       — А потом? — Старик склонил голову. — Ну хорошо, ты полгода здесь пробудешь, может — год. Будешь поддерживать эту личину. А потом, что? Или тебе напомнить, как ты в течение почти целого года валялся на койке, не в силах не то что магией воспользоваться, а даже пальцем пошевелить? И что в этом случае? Мне самому себе суицид устраивать? Так то ты, а то — я. У меня, в отличие от тебя, таких знакомств нет, и с таким предложением я к твоим друзьям все равно не приду. Сам же знаешь. Так что… Лучше уж сразу.       — Ладно… — Я потер подбородок, думая, как это все обставить. — Короче, сейчас ты заснешь. Понял?       — Да, Андрюша, понял, — кивнул Сергей, полностью доверяя моим словам. — Делай, как знаешь.       — Вот, пусть он объясняет. — Валера ввел в палату врача, а сам развел руками, мол, я тут вообще ни при чем.       — Что случилось?       — Да отцу моему что-то нехорошо. — Мы уже перестали смеяться, и Сергей, как и было оговорено, лег на койку, делая вид, что ему поплохело. — Не знаю. Смеялись, шутили… Я его забрать хотел. Уже же выписывать можно, как он мне сказал, а тут… Да вы сами посмотрите! — указал я наверх, на камеру, и в этот момент аппарат, измеряющий давление и сердцебиение, выдал прямую линию.       Выйдя из палаты, я еще раз вспомнил все, что делал, кивнув самому себе, что к кровати Сергея не подходил и не касался ни капельниц, ни его самого, так что меня обвинить точно не смогут, даже если попытаются. А вот обвиняющий взгляд Валерки мне очень не понравился.       — Андрей Михайлович… — начал он.       — Так, Валера. — Я вздохнул. — Все идет по плану, ты меня понимаешь? Так было нужно, чтобы все было на камерах, вплоть до реанимации. Или, если вам надо, вы не так своих из больниц вытаскиваете? Нет? Ну извини. А я — так. Единственное, о чем прошу — никакого вскрытия, а то, действительно, на тот свет отправите.       — А-а…       — Ага! — буркнул я. — Оно это самое.       — А если его сейчас током долбанут?       Я только плечами пожал. После того, как я остановил сердце Сергея, его не запустит ни один кардиостимулятор. Как я собирался ему сохранить жизнь? Есть такой термин, как портальное сердце. То есть, вместо сердца начинала работать портальная вена печени. Прослушать работу этого «второго сердца» организма без необходимых приспособлений не удавалось даже в современной медицине. А если еще тело погружено в глубокий анабиоз, механизм которого я включал сразу при остановке жизненных процессов, то тем более. В таком состоянии человека можно держать достаточно долго. Мне же нужно будет три дня, чтобы оформить всю документацию на вывоз «тела».       По большому счету, этого можно было добиться не магией, а тетродотоксином. Но в этом случае меня бы заподозрили в отравлении со всеми вытекающими. Так же, не подходя к Сергею, не прикасаясь к нему, я сумел полностью остановить работу его организма с возможностью вернуть его к жизни в любой момент, как только мне отдадут его «тело». Так что, я просто ждал, сидя пристегнутым наручниками к каталке, пока Валера бегал смотреть камеры, чтобы точно увериться, что я ничего плохого со стариком не сделал.       Лишь бы они не сделали, решив вскрыть его. Но тут уже имело место обычное ментальное внушение, произведенное на лечащего врача, который, не сомневаясь в диагнозе, поставил тромбоэмболию. А что еще? Естественное осложнение после операции. Притом, после такой обширной, и в таком возрасте.       Валера вернулся пришибленным, не найдя в записи ничего, что бы указывало на меня. А когда врач вышел, сказав, что и как получилось, поставив предварительный диагноз, то мне пришлось даже пнуть своего «волкодава», чтобы он не требовал вскрытия. Возраст… отягчающие обстоятельства… проблемы с сердцем…       А вот к Людмиле, после того, что я сделал по просьбе Сергея, ехать было тяжко. Да, женщина хорошая, не спорю. Заботливая, уютная… Но очень уж громкая в выражении горя. Помню еще с тех времен, когда один из ее сыночков попал в небольшую аварию. Причитала больше, чем ущерба машине было. Что сейчас будет — даже не представлял. Точнее, отмахнулся от этого разговора, думая, как переоформлять документы на Сергея, на его квартиру, откуда, скорее всего, Людмила не пожелает съезжать, и стоит ли вообще с этим заморачиваться.       Очень мешал Валера. Все эти нюансы с документами обсуждать при нем — подставлять своих ребят. Не обсуждать — затягивать процедуру наследования. А наследник у Сергея один. Я. Но завещания на меня он так и не написал. Как-то это подразумевалось само собой. Но с учетом того, что в квартире не прописана Людмила. А вот если да кабы, да во рту выросли бы грибы… Я просто не знал, как все повернуть и вывернуть. И стоит ли этим заниматься. А переоформить квартиру Сергея на него же, только более молодого, представив кровным родственником, даже сыном… Вот в этом Валера мне и мешал. И судя по тому, что плелся теперь в паре шагов от меня, позволять мне вести какие бы то ни было разговоры он не собирается.       — Попал как кур в ощип, — наконец, выдохнул я, понимая, что возникает ощущение, будто все проблемы копились годами и десятилетиями, чтобы вылиться на меня здесь и сейчас, как раз тогда, когда мне самое время со своим эннэшше общаться, а не думать, как ситуацию разруливать.       — Что?       — Проблемы, говорю, навалились! — буркнул я. — Короче, Валера, если ты уж ко мне приставлен, то будь другом, возьми на себя официальную часть разговора. Ну, сам знаешь, как родственникам о потери близких сообщать. Будь другом.       Слушать его блеяние о том, что ему никогда делать подобного не приходилось, я не стал. Добавил толики веления, чтобы не задумывался, а после и затолкнул в квартиру Людмилы, оставшись на площадке, чтобы покурить. Еще и третью до середины не дотянул, как Валерка, словно ошпаренный, выскочил из квартиры, из которой раздавались горестные вопли. Да я думаю… Кормильца потерять. Неслабая встряска. Но, что удивительно, ни за сердце хвататься, ни волокордин пить Людмила не спешила. Повыла, пока дверь закрывалась, еще немного попричитала, а потом начала названивать деткам, поделиться своим горюшком. Нет, она-то действительно горевала, еще не совсем осознав, что случилось, а вот ушлые сыночки с дочками уже сразу поняли ситуацию, начав рассказывать маме, как себя вести и что делать. Ох, не понравится Сергею то, что он узнает. Совсем не понравится. Но это был его выбор, так что, пусть сам потом с ним и разбирается. Во всяком случае, приют я ему у себя дам, а потом, если захочет, себе еще на квартиру заработает.       — Ну что, теперь к тебе, на хатку, вещи собирать, — чувствовал я себя мерзостно еще и от того, что подслушал разговор сожительницы Сергея со своими детьми. Но сделать ничего не мог. Да и не хотел.       Валера только кивнул, еще оглушенный криками и причитаниями. Будь у меня желание и потребность, я бы смог от него улизнуть в каких-то пять минут, но жалко парнишку стало. Ему же Петр плешь на голове проест за то, что меня упустил. Да и мне пока теряться не стоит. Будет еще время и потребность. Так что, пришлось ехать на другой конец города, для чего я вызвал такси, а после и везти Валерку к себе, чтобы показать, где и что, и снабдить дополнительными ключами.       Уже к вечеру мне начали названивать дети Людмилы, пытаясь расспросить насчет квартиры и завещания, а так же насчет похорон и того, что я собираюсь делать дальше. Пришлось послать их куда подальше, а после и поставить телефоны в черный список. А после туда же отправлять все ритуальные агентства, которые словно грибы после дождя полезли изо всех дыр, как-то пронюхав про то, кто именно будет заниматься погребением.       — Ну вы себе и головную боль устроили, Андрей Михайлович, — пробормотал Валера, после того, как я отпоил его кофе. — Это же…       — Не в первый раз. — Я усмехнулся, вспоминая, что через данную процедуру так или иначе проходил с каждым, кто уходил на Урею.       Ведь это же каждое тело надо обезопасить, вывезти, подключить к аппаратам, поддерживая стабильный анабиоз. А для того чтобы делать это постоянно, надо везде иметь собственную мохнатую лапу. Так что, когда раздался именно тот, долгожданный звонок, я едва от облегчения не вздохнул.       — Ну, наконец-то! Меня самого чуть уже не закопали, — бросил я в трубку. — Короче, едешь в центральную, забираешь тело, привозишь сюда. Всю свою ерундистику траурную притащишь тоже. После — кремация. Все ясно? Вот и отлично. Документы посмертные тоже тебе оформлять. Все, Гришань, не задавай лишних вопросов! Давай. Жду через сутки. И да, обормотов этих, которые вокруг виться будут, шли далеким лесом. Мне здесь чужие родственнички не нужны. Разберешься, короче.       Когда к вечеру я закончил всю эту канитель, единственное, на что меня хватило, это пробраться в свою спальню, захлопнуть дверь и грохнуться на кровать. Кажется, я это сделал, уже заснув окончательно.       — Вот, — неделю спустя я вручил Сергею новые документы. — В общем, квартиру твою отобрать у этих проглотов не получилось, да и ты попросил, чтобы я не сильно старался. Вся остальная собственность тоже оказалась в их ведении. Если будет желание, потом сам по судам таскаться будешь. Димке я позвонил, на место Сергея Андреевича можешь выходить. — Я усмехнулся. — Что еще? Говорил, чтобы я тебе комнату в общаге снял… Но…       — Андрей, я все понимаю, но молодым всегда нужно свободное место. — Сергей после того, как помолодел, выглядел как на своих фотографиях шестидесятых годов.       Я даже не предполагал, что пойдет подобное омоложение. Пришлось ждать, пока внешность зафиксируется, и только потом уже фотографировать это юное создание на паспорт. Ох, и смеялись мы, когда оформляли его, как моего сына. Я предлагал и другие варианты, но Сергей решил, что это будет правильнее. Бросать он меня не собирался, а чтобы не пошли разные слухи, почему внезапно молоденький парнишка бегает ко мне, и чтобы никто не вмешивался в наши отношения и разговоры, которые были более чем семейными, пришлось согласиться. Да я и не сопротивлялся.       — А с твоим делом как? — указал он на Валеру, которого я уже больше недели держал под связкой подчинения, чтобы он помнил только то, что касается лично меня, а так же то, что я недавно похоронил отца.       — Не знаю, что-нибудь придумаю. — Я пожал плечами. — Из дома не выходил, никуда не сбегал, сам знаешь, занимался всем мой приятель. Так что, наверное, скину все на то, что забухал с горя, а он мне компанию составлял.       — А на самом деле?       — Ох, Сергуня… — сейчас это обращение было даже более чем в тему. — Ты даже не представляешь, какой репей этот Валера. И воздействовать на него ментально в полную силу не могу, и сбежать не получается. Из города не выбраться со своей внешностью, а если менять, то ты сам понимаешь, начнут возникать вопросы. А мне надо кое-что сделать. Притом — срочно. Потому что только сведения Стасика могут мне помочь в моем деле. А чтобы как-то их добыть, мне надо сделать то, что уж точно попадает в разряде ментовской статистики под паранормальные явления. И что делать — до сих пор не придумал. А эта сволочь, что пытается всех близких мне людей убрать, до сих пор по свету ходит. Сам же знаешь, почему я и тебя не хочу из своего обзора выпускать. Подумает гад, что ты… Ну, сам понимаешь, и снова на тебя охота откроется. В общем, одна морока с этим «волкодавом». Я его даже в анабиоз ввести не могу, потому что он Никодимычу каждый день по два раза отзванивается!       — Андрюша. — Сергей ржал, как умалишенный. Ну, естественно, юношеские истерики, гормоны играют, и хотел бы старичком побыть степенным, а не положено теперь по возрасту. — Ты знаешь, что такое вечеринка? Вот и устрой такую.       — С переходом в утро, а потом снова в вечер?       — Именно. — Он кивнул. — А личину на меня накинь. Поверь, мне сейчас со своей молоденькой печеночкой, да в этом возрасте, знаешь, как погулять хочется?       — Знаю.       Я кивнул, делая вид, что верю. На самом деле Сергей хотел просто забыться. Дети так окрутили Людмилу, что она даже на мою собственность, которая ей никоим образом принадлежать не могла, и то рот разинула. А «любовь» так и забыла, как получила урну с прахом. И что меня покоробило больше всего, пусть там и был обычный древесный пепел, как только за мной закрылась дверь, спустила все в унитаз. Конечно, говорить такое не хотелось, но когда Сергей пожелал еще что-нибудь своей «Ласточке» преподнести, не выдержал и рассказал.       — Так что, к вечеру позвонишь! — подмигнул он мне и, пользуясь возможностями своего молодого и резвого тела, поскакал вниз по лестнице, устраиваться на работу, как он сказал.