Хроники Смертельной Битвы. Часть 7. Армагеддон

Многие люди не без оснований считали Синдел настоящим чудовищем, однако она считала свои действия вполне обоснованными и логичными и не думала, что совершает нечто аморальное или тем более преступное. Королева Эдении всецело принадлежала мрачному и жестокому миру собственного детства и юности — она замкнулась на нем настолько, что была уже попросту не в состоянии видеть что-либо положительное в окружающих ее вещах, вернее, если даже и видела, то все равно минусы для нее всецело перевешивали плюсы. Обсуждая за чашкой кофе со своей прислужницей Таней предстоящую свадьбу Онаги, она и в таком радостном событии нашла исключительно дурные стороны. — Я слышала, что его невеста еще очень молода, — сказала Синдел. — Да, — кивнула Таня, — поговаривают, будто ей нет и тридцати. — Куда она в таком возрасте замуж собралась, — не то презрительно, не то сочувственно заключила королева. — Прыгала бы по дискотекам в свое удовольствие. — Вот именно, — поддакнула Таня. — На ее месте я бы детей принципиально заводить не стала. — Почему?! — с недоумением спросила ее подручная. — У них же проблем с деньгами и жильем нет. Согласна, не нужно размножаться, когда тебе самому нечего есть и негде жить, но когда финансы позволяют, можно заплатить врачу, купить ребенку все необходимое… Королева посмотрела на нее, как на слабоумную. — Ничего ты в этой жизни не соображаешь. Таня в свою очередь не поняла, что именно так разозлило Синдел, но та продолжила свой монолог — ей нравилось излагать свои воззрения благодарным слушателям. — Посуди сама, — произнесла она, — вот возьмет и родит какая-нибудь женщина ребенка. Почему-то все считают, что это хорошо, но как по мне, так даже при наличии у нее кучи денег, мамок, нянек, прекрасного мужа, помощников, сорока пяти дворцов и так далее ничего хорошего в этом я не вижу, потому что на свет из нее вылезает новый человек, и с этого его проблемы только начинаются! Вот я родилась, никто не спросил, хочу ли я жить в этом мире среди этих людей, а зачем мои родители это сделали? Да они и сами этого не знали, просто сделали, потому что так принято! Вот только мне совсем не по вкусу их решение, и я считаю его в корне неправильным! Таня поставила чашку на стол. — Ну, мне кажется, что ваши родители в принципе не любили друг друга, и их решение даже не было осознанным, потому что в те времена никто не имел понятия о средствах контрацепции! Вам просто не повезло появиться на свет не в лучшей семье, а когда мать и отец любят друг друга и живут в согласии, то и у их детей все совсем по-другому! Синдел брезгливо поморщилась. — Дело не в этом, вернее, не только в этом. Мне кажется, что если уж человек живет на свете, то он должен быть счастлив. Или, по крайней мере, хорошее в его жизни должно перевешивать плохое. У меня же, напротив, с самого раннего детства были одни неприятности — на меня сыпалось то одно, то другое. Сначала мои родные издевались надо мной как хотели, потом заставили меня выйти замуж за едва знакомого человека, а что в итоге? Я сомневаюсь, что в моей жизни был хоть один период, который я могла бы назвать абсолютно счастливым! — И не говорите, — с сожалением поддержала ее Таня. — Однако если вам не повезло, из этого же не следует, что все люди вокруг несчастны. Вот мои родители, например… — Живут в том же дерьме, только глубина меняется, — хмыкнула королева. Ее прислужница, впрочем, не разделяла пессимистического настроя своей госпожи. — Ну нет, я с вами не согласна, — она посмотрела в окно. — Жизнь, на мой взгляд, все-таки прекрасна, а не отвратительна, и мои родители всегда были счастливы друг с другом, да и свое появление на свет я ошибкой не считаю, хотя я не была совсем прямо уж запланированным ребенком. — Ты глупа, — Синдел говорила со смесью брезгливости, жалости и презрения; человек несколько более гордый, нежели Таня, давно повернулся бы и ушел от человека, который общается с ним в подобном тоне, но эденийка обладала совершенно иным складом характера и была готова терпеть даже и откровенно оскорбительные незаслуженные замечания со стороны своей повелительницы — в конце концов, разве она не имеет права на свое мнение? — и выслушивать потоки жалоб королевы на неудавшуюся жизнь. — Ты рождаешься на свет и делаешь то, что хотят другие, забывая при этом о себе. Потом ты страдаешь, когда рожаешь и воспитываешь новых людей — опять, заметь, забывая о себе! В итоге же ты даже не дождешься благодарности, как вон я от своей дочери Китаны! Все мои усилия впустую! В чем был смысл моей жизни? Вот ответ — его нет и никогда не было! Знаю я, на кого ты заглядываешься, но мой тебе совет — выброси его из головы и живи себе спокойно для себя. — Но вы-то замужем! — удивилась такому повороту событий Таня. — И не раз были замужем! — Вместе легче, — ничуть не смутилась королева Эдении. — Это я говорю про свой нынешний статус. Если бы я могла отмотать время назад и имела в юности право выбора, то уж точно не пошла бы за своего первого мужа ни за какие деньги, уговоры, блага и что там еще. Всю жизнь этот подонок мне поломал, и доченька в него уродилась! Таня хотела было поинтересоваться, почему сама Синдел не попыталась хоть как-то повлиять на свою дочь, но не решилась — последствия могли быть непредсказуемы. Вместо этого она выдала отнюдь не то, что думала, а то, что было угодно услышать королеве. — Все верно, — сказала она, — дети всегда в своих родителей, и что бы ты ни делал и как бы ты ни старался, но из яйца дракона не вылупится райская птица. Они всегда пойдут либо в отца, либо в мать, в крайнем случае еще в кого-то из близких родственников, и ничего другого тут не дано! — Вот и мне не повезло, — обрадовалась ее поддержке Синдел, — моя доченька пошла в моего покойного муженька, которого я всю жизнь ненавидела! Рано или поздно я ее найду и убью! Она это заслужила, и я не понимаю, почему Шао Кан ее защищает и жалеет! Таня развела руками — по правде говоря, она и сама этого не понимала, потому что была от природы довольно эгоистичной и вряд ли смогла бы принять ребенка своего любимого мужчины от первого брака; если бы таковой имелся, она с большой долей вероятности постаралась бы уговорить супруга отправить ребенка в закрытое учебное заведение или попросту не замечала бы, а о том, чтобы полюбить его и воспитывать, как родного, не могло бы быть и речи. — Сама не знаю! На лице Синдел отразилось нечто среднее между надеждой и злорадством. — Если она будет на свадьбе у императора Онаги, я ни на кого не посмотрю… — Моя госпожа, — Таня удивленно подняла брови, — вы думаете, нас туда позовут? — Иначе и быть не может, — та скрипнула зубами. — Я уже говорила тебе об этом! Не притворяйся, будто ничего не слышала, ты не такая дура! Извини, но меня очень раздражает, когда люди не понимают с первого раза то, что я им говорю! Мы не в школе для умственно отсталых! — Да, моя госпожа. Простите, моя госпожа. — Ты отправишься туда со мной. Не вздумай ни во что вмешиваться. Ее прихлебательница покорно закивала. * Еще несколько дней Ли Мей провела в гостях у своих родственников в Вэйналии: те, как и следовало ожидать, пытались читать ей мораль и давать непрошеные советы, по большей части касающиеся будущей семейной жизни. — Это очень хорошо, что ты выходишь замуж за такого уважаемого человека, — ее дядюшка разливался соловьем; в присутствии племянницы-военной он не посмел не то что тронуть жену даже пальцем, но и не сказал ей ни единого грубого слова. — Тебе будет хорошо в его доме, гораздо лучше, чем у родителей, и тебе не придется жить со свекровью и слушаться ее приказов, будешь сама себе хозяйкой. — Вернее, хозяйкой в своем доме, — подбоченилась тетушка. — А еще твой будущий муж взял все расходы на себя, — продолжил ее дядя. — Тебе не понадобилось тащить к нему свое приданое, — Ли Мей показалось, что дядя с теткой мыслят почти одинаково, буквально продолжая фразы друг за другом. — Твоя семья смогла оставить его у себя. — Все верно, — робко возразила их племянница, — да к тому же мы не будем жить в сельской местности, поэтому мое приданое в городе было бы попросту бесполезным. Дядя кивнул. — Верно, куда в городе коров-то девать. В один прекрасный момент они полезли уже совсем в интимные вопросы, чем вогнали девушку в краску — она для себя решила, что подумает об этом уже ближе к первой брачной ночи, и теперь не знала, куда деваться от стыда и смущения. — Тетушка, — осторожно попросила она, — а можно нам об этом не говорить? — Как так?! — не то удивилась, не то возмутилась та. — Ты же ничего об этом не знаешь, кто же тебе еще расскажет и даст совет?! Ты меня послушай… Ли Мей вскочила из-за стола. — Давай мы уж как-нибудь сами разберемся, а?! — она почувствовала себя очень неловко; конечно, она не была совсем уж наивной и прекрасно понимала, что муж и жена обычно спят вместе и для зачатия детей занимаются вполне определенными вещами, но ей совсем не хотелось говорить об этом даже с членами своей семьи. — Ну как же ты разберешься? — мать вступилась за свою сестру. — Сама подумай, откуда тебе об этом знать? Ты не имеешь ни о чем понятия! — Прекратите, — жестко возразила Ли Мей. — Разберусь. За кого вы вообще меня держите? Через пару дней невеста Онаги, простившись с родными, вернулась в Огненный Дворец; там ее с нетерпением ждал жених, который сильно по ней соскучился. — Ну как у тебя дела дома? — спросил он. — Да все нормально, все живы, здоровы, — уклончиво ответила Ли Мей; она по-прежнему сильно стеснялась своих неотесанных родственников, и ей не слишком хотелось, чтобы они устроили на празднике что-нибудь откровенно неуместное — пусть уж лучше сидят в своей деревне и убирают коровник. Подготовка к свадьбе тем временем шла полным ходом: во дворце украсили и обставили пиршественный зал, пригласили множество поваров и дизайнеров для организации торжества. Отдельное внимание было уделено нарядам жениха и невесты — будущие супруги собирались отправиться под венец в шелковых нарядах ярко-фиолетового цвета, украшенных золотой и серебряной вышивкой. Однажды утром Онага показал своей невесте список гостей, которых он намеревался пригласить на свою свадьбу, и обратился к ней с просьбой внести свои коррективы. — Посмотри, пожалуйста, — сказал он Ли Мей, — может быть, ты захочешь как-то его изменить или дополнить, как считаешь нужным. Та, впрочем, отреагировала несколько иначе, нежели он ожидал — лишь бегло просмотрела перечень приглашенных и тотчас вернула его своему жениху. — Я не возражаю, — спокойно ответила девушка, — твоя воля, думаю, ты лучше в этом разбираешься, я все равно многих из этих людей даже не знаю. Свою родню я приглашать не стану, они вести себя не умеют. — Хорошо, — согласился с ней Онага, — как скажешь. Ли Мей особо не думала о том, кого нужно или не нужно приглашать на свою свадьбу: она со спокойной душой отдала все дела, которые касались этого вопроса, в руки своего будущего супруга. В ее родной стране молодые женщины, вступающие в брак, обычно не интересовались такими вещами — за них все решали родители или женихи, которые, как правило, были значительно старше своих невест, они же и утверждали список гостей, а новобрачная сидела за столом, не поднимая глаз от тарелки. Невеста-внешнемирка однозначно обсудила бы перечень приглашенных вдоль и поперек, сказав, кого хочет, а кого категорически не желает видеть, и будущему супругу однозначно пришлось бы принять во внимание желания своей нареченной, однако Ли Мей выросла в условиях, где каждый шаг был скован определенными правилами и запретами. Она решила, что будет довольно и того, что она высказала пожелания насчет своих милых родственников, а уж Онага насчет своих знакомых и друзей пусть сам все решает. * В день свадьбы погода внезапно улучшилась, и началась оттепель. Солнце ярко светило и слепило глаза, снег подтаял и потемнел, но зато небо очистилось и стало ярко-синим, почти как летом. Сначала жених и невеста зарегистрировали брак согласно гражданскому законодательству, а потом богато одетый священник совершил все подобающие обряды. После этого началось собственно основное торжество. В огромном богато украшенном зале собрался народ; Онага с достоинством раскланивался со своими подданными и отвечал на приветствия и поздравления. Ли Мей, которой муж подарил золотые украшения тончайшей работы, тоже нравились яркая веселая толпа и убранство зала. — Поздравляю, очень за тебя рад, — к ней подошел Мавадо. — Все хорошо, что хорошо кончается, и теперь тебе не придется сидеть в вэйнальской деревне среди скотины! Все стали занимать свои места в соответствии с пригласительными карточками, как вдруг молодожены заметили какое-то замешательство. Ли Мей увидела, как люди удивленно расступаются, но не могла понять, чем это вызвано, пока не заметила в проходе прямую высокую женскую фигуру, с головы до ног облаченную в черные одежды из искусственной кожи. — Странный выбор наряда для свадьбы, — тихо сказала ей Аунэдис. — Даже леди Шеннарка, несмотря на свой вечный траур, нашла что-то красивое. Новобрачная покосилась на богиню хаоса, на которой было платье из ярко-алого шелка с золотыми блестками, и согласно кивнула. — Верно… а кто вообще эта женщина? Я с ней не знакома. Аунэдис удивленно рассмеялась. — Так это ж королева Синдел! — Королева Эдении? — Она самая, — подтвердил Кэно. — Как по мне — мерзейшая баба! Мой тебе совет — держись от нее подальше. Та еще гадина. — А не пригласить ее не имеем права, — поморщилась его невеста. — Сама понимаешь, дипломатия, международные отношения. По коже Ли Мей пробежал неприятный холодок — в зале было довольно тепло, и она не знала, чем было вызвано это чувство. Впрочем, практика показывала, что правилами и условностями были скованы не только вэйнальцы с их патриархальным укладом жизни, но даже и свободолюбивые куэтанцы — что тут поделаешь, дело есть дело, и ты вынужден терпеть рядом с собой не самых приятных людей, поскольку этого требуют обстоятельства. Для себя она решила, что в случае необходимости общаться с королевой Эдении постарается поддержать светскую беседу и будет с этой дамой вежлива и учтива, но предупреждение Кэно, мнению которого у нее не было причин не доверять, будет держать в уме. К сожалению, ее дурное предчувствие не замедлило оправдаться: молодая жена Онаги быстро заметила, что Синдел старательно ищет взглядом кого-то конкретного среди гостей и то и дело о чем-то переговаривается со своей спутницей — довольно неприятного вида девушкой со злым выражением лица. — А это что за дама? — осторожно спросила она у Кэно. — Таня, ее ближайшая помощница и та еще… — генерал хотел ввернуть непристойное словечко, как нельзя лучше характеризующее королеву Эдении и всех ее присных, но сдержался, решив, что ругаться матом во время праздника все-таки не стоит, — та еще мерзавка, в общем. Аунэдис решила разрядить обстановку, благо Синдел и Таня находились от нее на почтительном расстоянии и не могли ее слышать. — Ну и видок у обеих, — ехидно прокомментировала она. — Синдел мало того что смотрится как владелица клуба садомазохистов, ей только плетки не хватает, так еще ее наряд явно не соответствует ситуации, а уж седеющие патлы ей однозначно не мешало бы покрасить. Как будто оттеночные шампуни отменили. — Она уже на Рейдена смахивает, — добавил Кэно. — Что-то есть, — Онага поначалу не вмешивался в их беседу, но тут даже он не смог удержаться от улыбки. Синдел большую часть времени вела себя относительно прилично, сидя за столом вместе со всеми, пила и ела, однако чуть позже, когда гости начали подниматься со своих мест, чтобы потанцевать и поболтать друг с другом, все-таки не выдержала и подошла к Шао Кану с вопросом, который непрестанно беспокоил ее все это время. — Здравствуй. Как поживаешь? — Отлично. — И где ты прячешь мою дочь? Я хотела бы напомнить тебе, что ты не имеешь на нее никаких прав, поскольку даже ее не удочерял! Верни мне Китану. — У меня ее нет, — Шао Кан неопределенно пожал плечами. Повисло тяжелое молчание. Таня, помня о своем обещании ни в коем случае ни во что не вмешиваться, прятала глаза и от старшего советника, и от Шэнг Цунга, тогда как Синдел смотрела прямо на своего бывшего супруга. — Так где все-таки Китана? Черный маг иронично поднял брови. — Меня окружают очень странные люди. Если бы у меня вдруг был нежеланный ребенок, которого я не любил, я был бы только благодарен тому, кто меня от него избавил, и уж точно не требовал бы вернуть его назад. Синдел побледнела и сжала кулаки. — Так она все-таки у вас? — Нет, — с ледяным спокойствием возразил Шао Кан.